Было уже половина четвертого ночи, когда сквозь моросящий туман мелькнул фонарик проверяющего. "Ну, наконец-то, а то думал, что уже прощелкал." Спрятавшись за буком, дождался, когда он зайдет наконец на территорию моего поста и крикнул привычное:
– Стой, два!
– Пять! – ответил проверяющий. Сегодня это был сам начарт.
Начальник артиллерии разогнулся в полный рост и вышел из-за кустов. Его седина была хорошо различима даже в полумраке. Во время выходов он часто, передав координаты, валился на траву и отчаянно крестился, моля Бога, чтобы наши же каленые болванки, шелестевшие над верхушками деревьев, не накрыли нас тут же. Чему тут удивляться, что в сорок с небольшим лет он был совершенно седым.
Подойдя к обрыву он смотрел какое-то время на соседнюю сопку. Неожиданно он спросил:
– А что там Дима в ту ночь было слышно?
"Хрена себе", – подумал я, удивившись, что начарт знает меня по имени.
– Да все как обычно, товарищ подполковник. То пулемет долбит, то волки воют. Да, вот волки-то накануне всю ночь выли. Как чувствовали, заразы.
– Волки? – начарт удивленно повернулся и задумался
Надо заметить, что название этого местечка переводилось с вайнахского как "Волчья долина".
– Ты, это самое, насчет того, что было месяц назад не в обиде?
Тут уж я совсем охренел. Не разговаривают так начальники с подчиненными. Даже наедине.
– Я Вас не за то пиздил, что вы за водкой в деревню ходили, а за то что без автоматов.
Ну это, мягко говоря, не совсем верно. Кое-что у меня с собой было. Левое конечно. Когда понял, что в засаду к нашим разведчикам въебались, сразу скинул. А то, что на себя записано – дураков нет таскать. И так добра левого хоть задницей ешь. Так за него не посодют, если проебется. А то вон в какой-то роте устроили проверку – пяти автоматов нет, зато левых в три раза больше чем прощелканных. И откуда только берутся?

А у нас, у артиллеристов, хоть гранаты забрали, но все равно по рукам гуляло много-чего. Плюс Ванька, когда на дембель уезжал, раздарил свою коллекцию "Берет" и "Вальтеров". Абрек, так тот вообще АКСУ под бушлат прятал, когда в деревню ходил. Да мало ли. У меня вон в матолыге два "Шмеля" валялись, нигде не числившиеся. Да и вообще. Сколько наш НШ нашу матолыгу не шмонал, всегда что-то новое находил. То связку тротиловых шашек, то еще какую-нить прелесть. Больше всего его, конечно убивала моя карманная Библия в кожаном переплете. Даже погоняло мне новое придумал "Ветхий Завет в Новом переплете".

Как я потом выяснил, неспроста начарт в отношении меня тон поменял. 17 ноября, на другой день после того, как Генку и Саню Зуба убили, мой напарник сел на борт и умотал на большую родину. Помню сообщил ему про пацанов, а он только улыбнулся в ответ. Это когда все, под впечатлением того, что у своих мозги соскребали, все черные ходили. И дома первым делом стуканул в военную прокуратуру Алабинского гарнизона. Типа обижают офицеры, пиздять и током пытают. Контрактник, что характерно.

А про этот случай с нашими пацанами мне один майор напомнил. В прошлом годе навещал я в Бурденко пятерых пацанов. На рабфак к нам в МГУ агитировал. Лежал с ними этот майор. В академию готовился. Спросил про тот случай. Типа подрыв у вас в то время был. Не, говорю. С пулемета их в засаде расстреляли. Ну так, побросали гранаты и ВОГами еще вдобавок в упор. Все равно машина та в решето. С пацанами и пятью гражданскими. Наши вообще без оружия были.

Их попросили помочь заготовить для школы дрова. Обещали накормить. Все же лучше, чем остопиздевшая пустая сечка и заплесневевшие сухари. "Откормочный цех", ага. Офицер с ними должен был ехать. В последний момент нашел какой-то отмаз. Двое их было. Саня за рулем и Генка за старшего. Вместо того офицера. Последняя ночь у него была. На утро 17-го борт. Вместе с моим напарником бы улетел.

Невеселый у нас, короче, тогда выдался День Артиллерии.