Почему Запад не может добиться успехов на переговорах с Ираном?
Ошибка та же, что и у родителя, позволяющего ушастому залезать в клетку с медведицей, чтобы погладить медвежат. Непонимание того, что речь идёт об иной психологии: если брать аналогию с медведем, что опираются порой на антропоморфный образ Винни-Пуха, за которым стоит вполне себе человек и к тому же, англичанин (то есть представитель той же цивилизации, что и читатель его произведений) Алан Милн, а не реальный бурый медведь.

К ближневосточной теме есть, в сущности, два подхода.

Первый: принимать во внимание различия между мусульманскими обществами, говорящими по-персидски и по-арабски, с учётом их истории, культуры, политических традиций и прочих особенностей.

Второй: делать вид, будто народы этих стран и их вожди думают и поступают в точности так, как люди Запада.

Западные правительства и пресса всё чаще применяют второй подход. Это приводит к потере ориентации, и как результат - к катастрофическим политическим шагам, которые совершаются вновь и вновь. Опыт впрок не идёт: сегодня положение хуже, чем когда бы то ни было в прошлом.

Почему так происходит? Прежде всего - из-за своеобразного парадокса политкорректности, чей сладкий лозунг - «Как Прекрасно, Что Мы Все Разные» странно сочетается с уверением, что «мы все» всё-таки одинаковы.

Есть, к сожалению, и ещё одна причина: если не знаешь о стране или обществе ничего, то второй подход применить гораздо легче. В конце концов, мы же немножко разбираемся в политических нормах и принципах, принятых в Америке! Стоит лишь допустить, что в далёкой заокеанской стране всё происходит точно так же -- и пожалуйста, можно ничего не учить.

Но теперь, когда Гарольд Род ушёл в почётную отставку со своего поста в министерстве обороны США, можно ожидать, что в политологии и в прессе появился замечательный сторонник и теоретик первого подхода.

В своей статье «Почему Иран так себя ведёт на переговорах» Гарольд Род превосходно объясняет иранский феномен западному читателю.

В статье рассматриваются ошибки, которые были сделаны американским руководством в отношениях с Ираном. Автор показывает, как действительность отличается от схемы, которую западные члены правительства, профессора и пресса применяют, говоря о ближневосточных реалиях. К каким разным результатам приводит демонстрация силы - и демонстрация вежливости. Он показывает, как на практике срабатывают наши наработки: оказывается, многочисленные клише, в соответствии с которыми мы поступаем - подчёркивание уважения к исламу, осторожный подход к арабским странам, с учётом их «особой чувствительности» ко всему, что может восприниматься как вмешательство во внутренние дела, «шаги для установления доверия», то есть уступки в расчёте на встречные уступки, - всё это не только не приносит желаемого результата, но приносит результат противоположный задуманному, потому что воспринимается не просто как слабость, но как готовность занять подчинённую позицию.

Некоторые из аргументов автора - те из них, где речь идёт об Иране и о том, как воспринимаются там действия и слова западных стран - вполне могут быть отнесены к арабскому миру, чтобы оценить, насколько эффективна тактика Запада по отношению к арабским странам и организациям.

Следует подчеркнуть, что автор вовсе не имеет в виду, что заставить Иран изменить свою политику можно только силовым нажимом. Но даже такой подход был бы более эффективен, чем лесть и подчёркнутая готовность ко встречным уступкам. Во всяком случае, откровенно твёрдая позиция уменьшила бы желание (и способность!) иранского режима вести себя подчёркнуто вызывающе.

Конечно, политические хитрости и секреты существуют и на Западе; западная дипломатическая школа тоже не учит, что надо выдавать оппоненту все замыслы. Но на Западе параллельно с этим существует и другое: готовность пойти на компромисс, открытое намерение избежать конфликта, желание понять точку зрения противника. Да и политика нынешней американской администрации основана в значительной мере на возможности силового сдерживания, - хотя, конечно, силовому нажиму она не придаёт такого значения, как тегеранские власти.

Вот вкратце основные пункты аргументации Гарольда Рода.

Существует вполне определённый стиль поведения, которому иранское правительство и иранский народ неизменно следует с давних времён до наших дней. В нём отражены важнейшие черты иранской культуры, - и это упрямо упускают из виду наши политики. Нашу тактику по отношению к иранскому руководству должно определить правильное и точное понимание культурных особенностей оппонента.

● Иранцы ожидают от своего правителя, что он будет демонстрировать решительность и силу и что он сделает всё возможное, чтобы остаться у власти. Современные западные понятия, которые требуют от руководителя соблюдать определённые моральные и этические устои, не воспринимаются всерьёз иранской публикой. «Объяснить» иранцам, что их вождь жесток и беспощаден - вовсе не значит заставить их подумать, что им нужен другой глава государства. Наоборот, это укрепит их в мысли, что власть их вождя сильна и несменяема. Только тогда, когда иранцы уверены, что их верховным руководителям не хватит решимости принять любые меры, чтобы удержаться у власти, или что существует другая, более могущественная власть, способная защитить их от существующей тирании, они могут попытаться восстать и сбросить режим, находящийся у власти.

● Согласие на компромисс, - в том смысле, в каком его понимает Запад, - рассматривается как знак подчинения или слабости. Для иранцев одна лишь готовность к компромиссу без боя навлекает позор на того, кто такую готовность проявил (а заодно на всю его семью). И наоборот: кто заставил другого согласиться на компромисс, тот повышает свой статус и свою честь, демонстрирует, что он скорей всего окажется победителем и в других конфликтных ситуациях. С точки зрения иранцев слабость противника никоим образом не может быть причиной, чтобы идти на компромисс, - наоборот, это законное и естественное основание уничтожить противника, если захочется. Именно поэтому публичные «жесты доброй воли» и «уступки для создания атмосферы взаимного доверия» - меры совершенно недопустимые и приводящие к результату, противоположному ожидаемому.

● Иранцы неизменно склонны держать своё мнение при себе. В их культуре принято говорить сильному противнику или соратнику то, что он желает услышать. У этого принципа есть даже своё название: китман, كتمان , что означает «слова, обусловленные необходимостью выжить в присутствии начальства» или «удержание своего мнения при себе, дабы не сказать то, что может противоречить мнению присутствующего начальника или вождя». Арабский эквивалент этого понятия, такийя, تقية , точно так же не ассоциируется с ложью; наоборот, это веками отточенное искусство, владение которым вызывает уважение и считается благородной формой защиты своих интересов.

● Западные культурные стереотипы, в соответствии с которыми от партнёра требуется и ожидается честность (в западном понимании) - мешают западному человеку понимать иранцев. В иранской культуре принято реагировать на неблагоприятное для себя развитие конфронтации при помощи подчёркнутой любезности, внешней теплоты и того, что на Западе называется «лесть». Западные же люди, и особенно американцы, у которых высоко ценится откровенность, прямота и честность высказываний, часто бывают сбиты с толку стилем поведения иранца, который, впрочем, знает, что западный человек легко ведётся на дружественное, доброжелательное, щедрое и участливое поведение.

● Переговоры - это не перемирие, а шанс на победу или на демонстрацию силы, - то есть на возможность показать противнику, кто хозяин положения. В иранской культуре переговоры ведутся только после победы над врагом (или, соответственно, после поражения, если победитель пожелает и позволит). В ходе таких «переговоров» победившая сторона великодушно диктует побеждённой условия и объясняет ей новые реалии и правила, установленные в результате победы. Высказать желание вести переговоры до схватки - в глазах иранца означает только одно: признать слабость и неспособность достичь победы.

● Если Запад покажет себя могущественной силой и продемонстрирует волю и решимость победить, иранцы скорей всего захотят к нему примкнуть. Иран - не та страна, которая пожелает оказаться на стороне потерпевших поражение. Иными словами, если в конце концов потребуется военная операция -- правильной и эффективной демонстрацией силы был бы сокрушительный удар по объету, представляющему собой символ нынешней власти, или же по твердыне, укрывающей вождей: этого будет достаточно, чтобы отношение народа к властям немедленно изменилось. Руководствуясь этим принципом, Западу нет нужды бомбить иранские ядерные объекты или начинать крупномасштабное наземное вторжение, чтобы свалить нынешний режим и остановить его ядерную программу.

● Иранцы видят, что у окрестных стран - таких как Россия, Израиль, Пакистан и Китай - есть атомная бомба. Сказать им, что им иметь её нельзя - значит оскорбить иранский патриотизм. Разумным шагом было бы провести демонстративное разграничение между иранским правительством и иранским народом. Мы должны ясно сказать, что мы не против ядерного оружия у иранского народа, мы лишь против того, чтобы оно было в руках нынешнего правительства (учитывая, что оно поддерживает терроризм, ведёт подрывную деятельность против соседей, угрожает американским интересам на Ближнем Востоке и способно с лёгкостью начать ядерную войну).

● Если мы действительно намерены не допустить, чтобы Запад потерпел поражение, мы должны показать иранцам - понятными им средствами и убедительным для них языком - что Америка останется могущественной силой в регионе, поскольку это в её интересах, которые она твёрдо намерена блюсти.