Некоторые цифры о России
Певцы романовской России любят оперировать цифрами, показывающими «необыкновенный расцвет» государства – «и если бы не большевики, мы бы догнали-перегнали…»
Умная книжка Григория Гольца «Культура и экономика России за три века, XVIII–ХХ вв. Т. 1. Менталитет, транспорт, информация (прошлое, настоящее, будущее)» ставит крест на многих измышлениях «патриотов». Гольц провел гигантскую работу, реконструируя долговременные статистические ряды, необходимые для выявления искажений официальной статистики.
Например, расчеты Гольца показывают, что на рубеже ХIХ и ХХ веков урбанизация составила 2% по сравнению с официально принятыми 14%, а в 1917 году - 3% при официальных 18% (Гольц справедливо полагает, что городской житель должен жить только "городским трудом", тогда как даже в начале ХХ века подавляющая часть горожан основное прокрмление получала с огородов и даже от животноводства). Даже если ограничиться лишь этими данными из трехвекового ряда, то становится очевидным, что в ХХ век Россия вступила как крестьянская страна, не готовая ни к капитализму, ни к модернизации.
Рушится ли после этих цифр утверждения «патриотов», что Революцию устроили «жыдо-масоны» и пьяные матросы? До сих пор ли они не согласны, что Революция в России была Крестьянской Революцией? А значит, народной?
Интересны и другие выводы автора. Так, Гольц, ссылаясь опять же на статистику, утверждает, что максимумы абсолютного числа научных публикаций совпадают исторически с минимумом доли военных расходов. Максимум военных расходов имеет место в России тогда, когда авторитаризм овладевал сознанием общества и в результате минимизировались творческие процессы. Не подобную ли ситуацию мы наблюдаем и сегодня, когда почти 40% бюджета тратится на силовые ведомства, а науке и культуре остаются сущие крохи?
И еще интересная статистика из книги Гольца: число публикаций по социально-экономической истории и статистике России достигло максимума в 1925 году. Даже сегодня, при т.н. свободе слова мы не достигли этого показателя. Это свидетельствует о явной деградации культурного освоения собственной истории во второй половине ХХ века, о стремительном засорении ее существенно искаженными данными в угоду идеологическим доктринам.
Может быть отсюда и «дремучесть» правящей элиты, воспитанной на обрывках знаний.