Мой комментарий в РЖ: Новый польский национализм
Впервые с 1939 года, после 66-летней "паузы", все ветви власти в Польше заняты правыми националистическими партиями. Левые силы сведены к 10-15-процентной электоральной нише. Даже ведущей оппозиционной силой также, видимо, станут националисты Леппера. Националисты не были основой польской оппозиции никогда. Перед нами беспрецедентная националистическая эволюция польского общества.

Новый польский национализм
25 октября 2005
Юрий Шевцов, директор ЦПЕИ (Минск)

Впервые с 1939 года, после 66-летней "паузы", все ветви власти в Польше заняты правыми националистическими партиями. Левые силы сведены к 10-15-процентной электоральной нише. Даже ведущей оппозиционной силой также, видимо, станут националисты Леппера. Националисты не были основой польской оппозиции никогда. Перед нами беспрецедентная националистическая эволюция польского общества.

Что это за национализм и что от него можно ожидать?

Прежде всего, это национализм не протеста и не революции. Это - не националистическая революция. Польский национализм вырос внутри польского общества в ходе решения Польшей в течение последних 15-20 лет нескольких важных государственных задач. Польша сумела пройти без особых потрясений через реформы 90-х годов, добилась вступления в ЕС и НАТО, перешла к быстрому экономическому росту. У польского национализма нет причин выступать против основ польской политики последних десятилетий. Это была вполне националистическая политика. Национализм в Польше - системный, структурный, неслучайный и неромантичный.

Три основные выдвинувшиеся на политическую арену партии олицетворяют разные акценты в новом польском национализме. Партия Качинского, национализм президента Качинского - это относительно консервативный национализм, который возник на руинах традиционного польского полуклерикального национализма Леха Валенсы. В начале 90-х годов именно этот национализм был одной из основ польского антикоммунистического движения. Подобно тому как в "песенных" революциях стран Балтии или нынешней "оранжевой революции" в Украине либеральное демократическое движение смыкается с националистическим, в Польше начала 90-х кондовый национализм недавних выходцев из деревень, прихожан радикальных ксендзов и романтичной интеллигенции оказался удобным тараном для сокрушения власти коммунистов.

Но после сокрушения коммунистической власти ни в одной европейской стране традиционный национализм не смог обеспечить устойчивое развитие страны. Дегэбизация в конце концов начинала пугать саму интеллигенцию, шоковая терапия - отталкивала крестьян и незащищенные социальные группы. Клерикальные политики предлагали радикальные идеологические преобразования, вызывавшие недовольство молодежи. Искусственный разрыв экономических связей с Москвой вышвыривал на улицу рабочих крупных предприятий, превращая их в социальную базу для реанимации коммунистов в виде какой-нибудь левой партии социал-демократического толка. Так было везде: в Литве, Словакии, Чехии, Украине, Молдове, так было и в Польше.

Везде на смену антикоммунистическим революционерам начала 90-х пришли к власти светские левые партии, которые реализовали главное: возвратили своим странам управляемость и ввели их в состав НАТО и ЕС. Именно левые посткоммунисты сделали процесс разрушения Восточного блока необратимым. В Польше эта миссия досталась Квасневскому и его бывшим соратникам по ПОРП. Они защитили польское светское общество от специфичной клерикальной волны, которая в начале 90-х ужаснула многих.

За время правления Квасневского традиционный польский национализм трансформировался в консервативное, достаточно светское движение. Польский костел научился уклоняться от вовлечения в политическую борьбу. Проблемы польских меньшинств в Западной Украине, Западной Беларуси, Литве, Латвии перестали быть слишком резкими. Положение поляков в этих странах в целом перестало будоражить польское общество, а защита католического костела в этих странах перестала быть монополией польского движения и Польши. Национальные государства восточнее Польши стали устойчивыми, и польский национализм избавился от внутренней ожесточенной обреченности, от страха нового поглощения Польши Россией. Это - очень важные для польского национального чувства моменты.

С другой стороны, Польша вместе с сонмом восточноевропейских стран вошла в состав НАТО и ЕС. Новые границы Польши и ее безопасность больше не вызывают сомнений. Есть проблема места Польши в этих организациях, но это вопрос меньшей степени важности, нежели массовая германизация "шлензакув" в начале 90-х годов или ожидание возвращения немцев в Шленск, Померанию, польскую Пруссию...

Польский национализм изменялся в тени власти посткоммунистов. Национализм, приобретая новое качество, избавлялся от необходимости внутренней мобилизации перед внешней угрозой, становился национализмом победителей. Ощущение неминуемой обреченности исчезало, "полонез Огинского" уходил в историю. Все 90-е годы в Польше - это размышления в националистической среде не о выживании Польши, а о дальнейшем развитии, после того как Польша войдет в НАТО и ЕС.

У польского национализма возникли новые проблемы: действительно упало общественное значение костела. Урбанизация, а еще больше интеграция в ЕС и НАТО принесли с собой либерализм. Либерализм сократил пространство веры, а участие в западных институциях ограничило возможности для фундаменталистских движений и решений. Католическая традиция остается важной, но новый польский национализм больше не может базироваться на католическом фундаментализме или католическом мессианстве. Новый польский национализм принял внутрь своего духовного тела европеизм и "демократические ценности", которые пришли на смену католическому духовному началу.

Именно вокруг адаптации к европейским ценностям произошла дивергенция внутри Польши. Посткоммунисты уходили и сами по себе, вместе с исчезающими крупными заводами, которые они когда-то строили, вместе с падением для Польши значения России, вместе с ростом новой генерации элит, развивавшихся в контексте западной ориентации и просто не знающих "востока". А вот отношение к реформам и к Европе Польшу разделяло. Традиционный клерикальный национализм становился менее жестким и менее влиятельным. Рядом с ним формировался национализм либеральный, радикальный, светский. Национализм молодых карьеристов и среднего класса, охваченного потребительством. Национализм тех, кто видит свою страну проектом материального, а не духовного толка.

Хотелось бы сказать, что "онтологической" целью либерального польского национализма является построение государства-корпорации. Но это не случится. Польский либеральный националистический проект более анархичен, менее обращен к технологиям, более нацелен на потребительство и индивидуализм. Во всяком случае, пока.

Именно столкновение этих двух национализмов - консервативного и либерального - произошло в Польше этой осенью. Консерваторы, лучше сказать относительные консерваторы, Качинского победили либералов Туска. Похожие процессы, кстати, проходят во всех восточноевропейских странах. Везде традиционный национализм трансформируется в консерватизм, везде возникает сильный либеральный национализм "молодых прагматиков", везде обе ветви национализма обращены к поиску как можно более высокого места своих стран внутри ЕС и НАТО. Национализм в целом отказался от идеи самостоятельной страны-нации, перейдя к идее западной страны-провинции, даже страны-клана, который ведет борьбу за более высокое место внутри западного мира с другими такими же странами-кланами: Литва, Чехия, Украина, даже Беларусь с ее нынешними двумя БНФ-ами.

Кто из них пришел на место польских левых? Вероятно, наследство левых в целом разделили обе ветви национализма примерно поровну. Консерваторы взяли на себя миссию сохранения страны как целостной системы, либералы - защиту светского общества от клерикализма и разного рода исторических идей и традиций, которые либералам-прагматикам кажутся бессмысленными.

Сложившаяся польская политическая система логична и в перспективе, возможно, станет устойчивой. Однако не сейчас. В нынешней Польше, как и в нынешней Литве, Чехии, Украине и т.д., есть и третий "национализм". Обычно его называют популистским. Национализм несистемный, неинтеллигентский, напоминающий ксенофобию и старые крестьянские движения в защиту патриархальных ценностей. Национализм Леппера подобен национализму Паксаса, Успасских или Лукашенко. В нынешней польской электоральной коллизии, возможно, именно голоса сторонников Леппера стали решающими для победы Качинского. Во всяком случае, сыграли не последнюю роль в его победе.

Крестьянская "Самооборона" Леппера - это свободное от интеллектуальных поисков националистическое движение. Его можно интерпретировать как левое. Как стихийно занимающее политическую нишу массовой левой партии. Но это будет внешнее, искусственное название. Популистское движение неизбежно в стране, где социальные трансформации столь масштабны, как в Польше, а доля людей обездоленных и напуганных переменами людей столь высока. 18-процентная безработица не может не порождать популистских движений.

Популистское движение - это нож у горла системной элиты любой нестабильной страны. Феномен Лукашенко, Мечиара или Паксаса у всех перед глазами. В польском контексте "Леппер" - это еще и олицетворение политической партии, способной открыто ориентироваться на восточный вектор развития. Леппер известен даже открытыми симпатиями к Лукашенко. Было время, когда он публично собирался эмигрировать в Беларусь, что по польским меркам чудовищно. В восточноевропейских странах всегда имели место "провосточные" "националистические" партии. Они часто носили антиэлитный характер. Становление в Польше на руинах господства левых националистической триады, в составе которой такая популистская партия, - признак большой внутренней нестабильности. При сбое в политике господствующих ныне консерваторов вовсе не обязательно их сменят либералы Туска. Вполне возможно и взрывное развитие "популистов" Леппера. Как это произошло в Литве с Паскасом.

Националистическая Польша не может не перейти к попытке активной внешней политики. И это может быть только политика на восточном направлении, дабы обеспечить себе более высокое положение внутри ЕС. Уверенное в западных границах, собственной безопасности и экономическом росте польское общество именно потому и породило сильный новый национализм, чтобы начать активную внешнюю политику. Но есть и другая сторона: в случае почти неизбежной неудачи этой политики к окончанию нынешнего электорального периода как раз после 2008 года мы можем получить в Польше достаточно высокую степень политической нестабильности. И тушить эту нестабильность, возможно, придется усилиями многих европейских институций, как то в миниатюре продемонстрировала история с импичментом Паксаса.

Наблюдая нынешнюю польскую политическую сцену, видимо, пора размышлять о новой структуре Большой Европы, которая могла бы прийти на смену нынешней, тормозящей процесс европейской интеграции. Неплохо бы, чтобы польский референдум о присоединении к еврозоне в 2010 году (о полноценном членстве в ЕС) совпал с появлением в Европе политических механизмов, препятствующих формированию в европейских странах столь нестабильных политических систем, как возникшая ныне в Польше. Нет ничего "хорошего" в том, что националистические силы в Польше как бы уравновешивают друг друга, а не уравновешиваются их идейными противниками.