|
|
Пишет prokhozhyj (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} prokhozhyj)@ 2007-09-24 23:14:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Ночные бдения
Хомяк Спечкибряк завёлся когда-то в надеже, что станет ручным. Не стал. До этого у нас жила пара совершенно очаровательных хомячков, джунгарцев неопределённого пола по имени Бел и Торн. Те обожали играть с руками, протискиваясь между пальцами, расплющившись в столь тонкий листок, что становилось непонятно, где там помещается позвоночник, не говоря уже о прочей требухе. И получали от этого огромное удовольствие.
А Спечкибряк ручным не стал. То ли поздно его взяли, то ли характер такой. Руки терпит, но не более, весь напряжённый и готовый кусаться. Не укусил, правда, ни разу, но всё равно неприятно обеим сторонам. Так что к нему перестали приставать. Сидит он в своей клетке, иногда, переваливаясь, топчется в колесе, иногда вдруг затевает генеральную уборку, выкидывая из домика накрошенную бумагу. И всё это стоит на столе на правах какой-нибудь декоративной вазы,бессмысленно и беспощадно. Чёрный ящик, в который надлежит всыпáть корм и вливать воду. Но он вроде доволен.
Вот и сейчас: иду, а он сидит посреди кормушки, заполнив её жирным задом, и думает о чём-то своём. О чём? Зачем? Не ведаю...
Хомяк Спечкибряк завёлся когда-то в надеже, что станет ручным. Не стал. До этого у нас жила пара совершенно очаровательных хомячков, джунгарцев неопределённого пола по имени Бел и Торн. Те обожали играть с руками, протискиваясь между пальцами, расплющившись в столь тонкий листок, что становилось непонятно, где там помещается позвоночник, не говоря уже о прочей требухе. И получали от этого огромное удовольствие.
А Спечкибряк ручным не стал. То ли поздно его взяли, то ли характер такой. Руки терпит, но не более, весь напряжённый и готовый кусаться. Не укусил, правда, ни разу, но всё равно неприятно обеим сторонам. Так что к нему перестали приставать. Сидит он в своей клетке, иногда, переваливаясь, топчется в колесе, иногда вдруг затевает генеральную уборку, выкидывая из домика накрошенную бумагу. И всё это стоит на столе на правах какой-нибудь декоративной вазы,
Вот и сейчас: иду, а он сидит посреди кормушки, заполнив её жирным задом, и думает о чём-то своём. О чём? Зачем? Не ведаю...
