|
|
Пишет Long Distance (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} distan)@ 2008-07-14 01:26:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Король-портной
Иоанн Лейденский целиком и аппетитными кусочками.
В начале XVI века в голландском городе Лейдене родился мальчик, которому было суждено стать царем и погибнуть у позорного столба. Его жизнь составилась из противоречий, взлетов и падения столь рокового, что этого падения не пережил не только германский город Мюнстер, где довелось поцарствовать нашему герою, но и само учение, вознесшее его на вершину духовной власти. Он был апостолом анабаптизма. Он был настоящим коммунистом средневековья, в очередной раз придумавшим обобществление собственности. Он был портным, купцом, трактирщиком, оратором, а потом – учеником пророка, городским диктатором и многоженцем. Он запустил протестантизм на дотоле не достигавшуюся никем высокую орбиту влияния и фанатизма, а потом погубил – и город, где правил, и саму идею о «втором крещении». У Яна Бокельсона было много имен, но история запомнила его Иоанном Лейденским – по месту рождения. Как же вышло, что пассионарный апостол «продвинутого» протестантского учения о «перекрещении», о тысячелетнем царстве Христовом - хилиазме, уравнитель и народный заступник, довел простые и красивые идеи до позорной дискредитации, поставив свою веру в позицию, одинаково ненавистную и протестантам и католикам? Почему большинство жителей города Мюнстера в Германии – оплоте Реформации, в наши дни – римские католики, а не протестанты? Ответ прост: наш герой хотел как лучше, а вышло…
Бастард становится пророком
Ян Бокельсон был бы и рад стать Иваном, родства не помнящим: он появился на свет незаконным сыном голландского деревенского старосты Бокеля и вестфальской крестьянки, а начинал свое продвижение к царской короне со стартовой позиции ученика портного. Как часто бывает, унижение, вызванное бастардским статусом и нищетой, подхлестнуло способного юношу, заставив искать справедливости в революционных протестантских идеях. Не так и много известно о том, где провел основной период своей недолгой двадцатисемилетней жизни Иоанн: побывал по купеческим делам в Англии, Португалии и соседней Фландрии, а вот уже в 1533 году мы застаем его в вестфальском Мюнстере, куда он прибыл совершенно новым человеком. Это случилось, потому что незадолго перед тем Ян пришел к другому Яну – бывшему булочнику Матису, возглавлявшему тогда нидерландских перекрещенцев. Лейденский портной не только повторно-сознательно крестился в нидерландском Харлеме, но и превратился в апостола Матиса. По заданию учителя он отправился нести свет знания дальше, а в начале следующего, 1534, года отправился в Мюнстер. Сам Бокельсон писал в одном из своих сочинений, что вскоре он послал за Матисом, и тот, признанный многими как пророк, не замедлил прибыть и утвердиться в городе главой анабаптистов.
Реформация мюнстерского разлива
Во многом благодаря усилиям двух Иванов в начале 30-х годов XVI века Мюнстер и стал центром радикального анабаптизма, где нашли прибежище многие преследуемые властями религиозные и социальные реформаторы того времени. Почему именно Мюнстер? Так сошлись в этом очередном Новом Иерусалиме экономические, социальные и конфессиональные предпосылки. Городом правили Совет и епископ, окруженный внушительным двором. Входил Мюнстер и в прославленную Ганзейскую лигу купеческих городов, а это означало, что гильдии принимали живейшее участие в управлении. Во времена Реформации гильдии вошли в правительство Мюнстера, ну, а простой люд, как обычно, остался «за кадром». Так и вышло, что вольные идеи Лютеровой Реформации прибыли в город не на легких крыльях теологических трактатов, а в купеческих мешках. Кафедральная школа Мюнстера тоже всегда склонялась к идеям гуманизма; город даже вскормил на своих тучных хлебах собственных реформатов – Иоганна Гландорпа и Адольфа Кларенбаха.
В общем, к 1524 году протестантское движение в Мюнстере приобрело видимые и аппетитные формы. Уже через год крестьянское восстание разбудило дотоле апатичные народные массы, потребовавшие того, чего им положено требовать во все времена: улучшения жизни (экономических ее, социальных и даже религиозных условий). Острие критики было направлено на некоторые монастыри, представлявшие большую конкуренцию… прядильным мануфактурам. В 1531 году пружину религиозного напряжения в городе подкрутил бывший местный священник Бернхард Ротманн, побывавший в самом рассаднике реформистских идей – вотчине Лютера Виттенберге и в Страсбурге, где нашел взаимопонимание с местными отцами протестантизма. Власти безуспешно пытались прибить к земле разгоравшийся огонь реформы: удачно стажировавшегося у Лютера священника прикрыли гильдии, и уже через год все храмы города, за исключением кафедрального собора, были заняты протестантами. Счет между гильдиями и простым людом с одной стороны и горсоветом и епископами – с другой был 1:0 в пользу первых.
Постепенно поток реформаторского движения в Мюнстере разделился на два основных рукава – на консерваторов-лютеран и демократов-сакраментариев, которые и приняли анабаптисткие идеи с открытыми объятиями.
Вся власть заветам: анабаптисты у власти
Итак, мюнстерский городской совет поддерживал лютеранство, но учение основателя имело в городе слабые корни, поддерживаясь лишь политической необходимостью состоять в блоке с могущественным Шмалькальденским союзом – объединением протестантских князей Германии. Неглубоко сидящую лютеранскую репку выдернули из магистрата Мюнстера события всего трех дней – 9—11 февраля 1534 года, когда совершенно неожиданно в дела людские вмешались потусторонние силы. Анабаптисты узрели в небе целых три солнца и мгновенно сделались из непротивленцев злу насилием – носителями оружия (конечно, после выслушивания соответствующих разъяснений своих пророков Матиса и Бокельсона). Мюнстериты решили, что Бог в тот день вмешался в историю приблизительно на том же уровне, как во время пересечения израильтянами Красного моря вослед за Моисеем. И если в случае с бегством из Египта было однозначно ясно, к кому благоволил Создатель, разводя воды, то трактовать солнце на небе, хоть и в трех лицах, именно в свою пользу, а не в пользу противника, могли, безусловно, только глубоко уверенные в своей правоте люди. Обычно они и берут в руки оружие.
В ответ на события в Мюнстере апокалиптическое возбуждение прокатилось по всем городам и весям Вестфалии и Нидерландам. Захват перекрещенцами власти вознес Яна Матиса на вершину харизматического лидерства, и когда уже в марте 1534 года он обратился к голландцам с призывом поспешить в Мюнстер, если они намеревались избежать Божьей кары, Нидерланды проголосовали ногами: приход был массовый.
Три солнца (и оружие) помогли: 9 января 1534 года боевики-мюнстериты захватили мэрию, и 23 февраля мэром города стал анабаптист Бернхард Книппердоллинг. Уже через четыре дня все, отказавшиеся принять второе крещение, были высланы из Мюнстера. Лютеранский ландграф Филипп Гессенский отправил в нарождавшуюся Мюнстерскую коммуну эмиссаров, но они вернулись восвояси, ничего не добившись. Мюнстер стал убежищем всех преследуемых и отчаявшихся – «Новым Иерусалимом» радикального, боевого анабаптизма. Иные исследователи, впрочем, называли этих отчаявшихся отбросами общества, люмпенским элементом.
Словно памятуя о максиме, будто все невооруженные пророки погибают, и лишь вооруженные достигают цели, пророки Мюнстера снова вооружились: Реформация только тогда чего-нибудь стоит, когда она умеет защищаться. Но пока мюнстериты скорее нападали: разошлась весть – Создатель избрал Мюнстер местом своего царства на Земле. Эти известия привлекли множество жестоко преследуемых голландских протестантов, страдавших от католических властей: они отправились в Новый Сион вплавь из Амстердама и других мест через Зюйдерзее – залив Немецкого моря у берегов Голландии. Многих перехватили и возвратили назад, многие отправились в заключение, многие – на эшафот. Но часть беженцев достигла обетованной земли Мюнстерской коммуны.
В осаде
Коммуна и родилась-то бурно, а уж мирного существования на ее недолгий шестнадцатимесячный век (с февраля 1534 года до июня 1535) и вовсе не выпало. Не смирившийся епископ Мюнстера Франц Вальдекский начал осаду некогда окормлявшегося им мятежного города. К тому времени изначальный анабаптистский принцип непротивления уступил место фанатичной вере в то, что «дети Иакова», сыновья света, должны активно помогать Богу наказывать и уничтожать «детей Исава», сыновей тьмы, (речь идет о двух братьях – сыновьях Исаака и Ревекки, не поделивших права первородства), помогая тем самым приблизить установление царства Божия. Ведомый этим убеждением, 4 апреля 1534 года Ян Матис внезапно решил, что пора выйти за стены города с несколькими последователями и – рассеять осаждающее войско, как в ветхозаветные дни. Интересно, что ранее Матис лично напророчил, что в этот день произойдет конец света. В сущности, для него самого так и произошло – в бою, бессмысленном и беспощадном, он пал смертью храбрых в стычке с архиепископскими ландскнехтами.
Второй Иван, Лейденский, не замедлил воспользоваться ситуацией, со всей логичностью занял место павшего пророка и провозгласил себя царем, быстро назначив себе в помощь и подчинение 12 старейшин, получивших власть над городом. Библейские коннотации преследуют нас в этой истории постоянно: некая мюнстеритка по имени Хилле Фейкен решила сыграть жертвенную роль Юдифи, отдавшей честь за возможность убить нехорошего ассирийского царя-агрессора Олоферна, и покуситься на жизнь осаждающего епископа, но ей повезло меньше – ее схватили и прикончили, а епископ уцелел.
Как бы то ни было, упорство и слаженность осажденных поражают: вот епископ Мюнстерский, хотя получал военную помощь и от католиков, и от светских правителей-лютеран, но тем не менее не мог прорвать оборону дважды крещенных, державшихся внутри обложенного города разве что за свою уравниловку и за полигамию.
Военный коммунизм-мюнстеризм с утопическим уклоном
Наивный люмпен-ориентированный мюнстерский коммунизм, царивший в городе, соблюдавшем под осадой железную дисциплину, очень понравился марксистам и Карлу Каутскому, которые видели в анабаптизме революционное движение, а не религиозное реформатство. Философ-социалист начала ХХ века Эрнест Бакс считал мюнстеритов предшественниками современного социализма, да и сейчас некоторые историки полагают, что вся проблема состояла в экономической борьбе отчаявшихся «масс», которые просто пользовались религиозным вокабуляром для декларации своих нужд. Практически же коммунизм вылился в то, что имущество религиозных институций, отсутствующих по любым причинам горожан (бежавших или изгнанных) и все драгоценные металлы оказались конфискованными в общую казну. Деньги были выведены из обращения, торговля и обмен – ограничены, а потом – запрещены вовсе, введена всеобщая трудовая и военная повинность, а продукты питания и остальные необходимые для поддержания жизни предметы обобществлялись и распределялись по установленным нормам.
Анабаптисты начинали мирно. Просто отрицали крещение неразумных младенцев, неспособных совершить осознанный конфессиональный выбор, выступая за практику anabaptízō – «вновь погружаю», т.е. «перекрещиваю» – крещение в сознательном возрасте. Призывали вступать в общины, подобно любым реформатам, отметали любую церковную организацию и иерархию, иконы, таинства… духовные и светские власти. По мере развития учения и практики к этим начальным принципам прибавились отказ от уплаты налогов и военной повинности, от общественных должностей, осуждение богатства и неравенства и, как вывод, – призыв к введению обобществленного имущества. Анабаптисты проповедовали хилиазм – тысячелетнее «царство Христово» на земле, справедливый коммунистический рай, который, конечно же, первыми придумали не они. Сухая теория, питавшаяся не столько раннехристианскими идеями, сколько наработками мистических сект Тюрингии и Нидерландов, переродилась в почти полную свою противоположность, отколовшись и от идеологии Крестьянской войны и Томаса Мюнцера (немецкие радикалы 1524—1526 годов), и от швейцарских, цюрихских радикалов под водительством Цвингли. В Швейцарии анабаптисты перессорились и с протестантами, и с католиками и оказались выдавленными в Германию и Прибалтику.
Мюнстерская коммуна «двух Иванов» – Матиса и Лейденского – стала пародией на первоначальные идеалы перекрещенцев. Мюнстериты были повернуты на Ветхом завете в противовес Новому, их понимание хилиазма лучше всего описывалось словами «здесь и сейчас», во всем вокруг им виделись «божественные откровения», установить царство Христово они были готовы при помощи силы, а дорога к нему была меблирована общим, выровненным имуществом.
Царь и его жены
О причинах введения Бокелсоном полигамных браков до сих пор идут споры. Распорядившись так, Иоанн пошел наперекор мнению ряда соратников. Похоже, решение было принято «царем нового Сиона» в результате озарения. С другой стороны – играя в Ветхий завет, почему было «Царю Давиду» не возродить ветхозаветные практики во всей широте? Есть мнение, что во времена изнурительной осады подобное решение помогало сохранять баланс между убывающим мужским населением города и не пострадавшим женским. Что до личной жизни нашего главного героя, то он унаследовал от своего погибшего крестителя Матиаса вдову – «царицу» Дивару, а у другого своего соратника – Книппердоллинга взял в жены дочь.
Что же за личностью был Иоанн, больше всех своих ролей любивший роль ветхозаветного царя объединенных Иудеи и Израиля Давида, идеального правителя, из рода которого вышел мессия? Это был безусловно высокоодаренный человек, которого сгубили простейшие вещи – тщеславие, комплекс неполноценности, переросший в комплекс превосходства и себялюбие. Чего только не было намешано в этом характере – стыдливость и амбициозность, маниакальные выходки и истинная религиозность, цинизм вперемешку с фанатизмом, организаторские таланты, замашки диктатора и… не поддающаяся разгадке таинственность. По некоторым свидетельствам, бурный харизматик успел обзавестись аж шестнадцатью женами, оставив далеко позади скромного многоженца – английского короля Генриха VIII, у которого их было на десяток меньше. Зато, подобно Генриху (который, кстати, в частности ради развода с Екатериной Арагонской и брака с Анной Болейн отложился от Папы Римского) Иоанн публично обезглавил одну из жен, имевшую неосторожность воспротивиться его власти.
Путь вниз и расправа
Довольно быстро выяснилось, что у Иоанна, отправившего в мир для проповеди 27 новых апостолов, под самым носом существует оппозиция (часть несогласных он вышвырнул из Мюнстера, а самый настоящий вооруженный бунт – жестоко подавил). Тогда после очередного отраженного штурма в августе 1534 года, когда Иоанна провозгласили «царем Нового Сиона», он велел воздвигнуть себе на базарной площади трон и устроил там судилище. Любой недовольный Христовым царством в лице Иоанна -- уничтожался. Не особо хорошо продвигались дела и у апостолов: казнили почти всех. Помощь из Голландии все не шла. Талантливый безумец с горсткой уцелевших многоженцев продолжал удерживать осаждавших за стенами города, отправив стариков и больных наружу – обеспечивать коммуну продовольствием.
25 июня 1535 года войска епископа проникли в город, воспользовавшись предательством изнутри: некто Генрих Гресбек провел через ворота штурмовую группу. Иоанна нашли в подвале, выволокли наружу и отправили в полугодовое путешествие по замкам Германии – показывали, как зверя. Почти все мужское население Мюнстера было казнено, уцелели немногие, среди них и предатель. По иронии судьбы, именно воспоминания этого Гресбека являются единственными сохранившимися записками очевидца о Мюнстерской коммуне. К концу XIX века был собран грандиозный 50-томный компендиум по Мюнстерской коммуне, но во время Второй мировой он сгорел на книжных кострах Гамбурга. История жестоко рассчиталась даже с памятью об Иоанне Лейденском.
22 января 1536 года в Мюнстере Иоанн Лейденский, Бернхард Крехтинг и еще один Бернхард – Книппердоллинг подверглись последней пытке и были казнены. Только на их голгофе возвышались не кресты, а столбы, к которым их приковали железными шиповаными ошейниками. В течение часа их тела рвали раскаленными щипцами, а затем пронзили сердца кинжалом. Тела казненных были подняты в клетках над церковью святого Ламберта и оставлены гнить. Кости убрали лишь полвека спустя, а клетки можно видеть ровно на том же месте по сю пору, что удивительно, учитывая то, что 90 процентов зданий Мюнстера были уничтожены во время войны.
Что осталось от Ивана?
В середине XIX века Джакомо Мейербер написал на французском языке оперу «Пророк», в которой, впрочем, драматическая история Иоанна переросла в мелодраматическую. Стал Ян Бокельсон одним из главных героев пьесы Фридриха Дюрренматта «Анабаптисты», в которой присутствует эпизод танца анабаптистов на крыше, и романа «Король-портной: взлет и падение анабаптистского королевства в Мюнстере» Энтони Артура. Но, пожалуй, самый заметный культурный след оставил Иоанн в голландском языке, где фраза zich met een Jan(tje) van Leiden van iets afmaken, означает «не вкладывать достаточно Яна Лейденского во что-то» – то есть, мало стараться.
Окончательный вариант с картинками и ссылками
Иоанн Лейденский целиком и аппетитными кусочками.
В начале XVI века в голландском городе Лейдене родился мальчик, которому было суждено стать царем и погибнуть у позорного столба. Его жизнь составилась из противоречий, взлетов и падения столь рокового, что этого падения не пережил не только германский город Мюнстер, где довелось поцарствовать нашему герою, но и само учение, вознесшее его на вершину духовной власти. Он был апостолом анабаптизма. Он был настоящим коммунистом средневековья, в очередной раз придумавшим обобществление собственности. Он был портным, купцом, трактирщиком, оратором, а потом – учеником пророка, городским диктатором и многоженцем. Он запустил протестантизм на дотоле не достигавшуюся никем высокую орбиту влияния и фанатизма, а потом погубил – и город, где правил, и саму идею о «втором крещении». У Яна Бокельсона было много имен, но история запомнила его Иоанном Лейденским – по месту рождения. Как же вышло, что пассионарный апостол «продвинутого» протестантского учения о «перекрещении», о тысячелетнем царстве Христовом - хилиазме, уравнитель и народный заступник, довел простые и красивые идеи до позорной дискредитации, поставив свою веру в позицию, одинаково ненавистную и протестантам и католикам? Почему большинство жителей города Мюнстера в Германии – оплоте Реформации, в наши дни – римские католики, а не протестанты? Ответ прост: наш герой хотел как лучше, а вышло…
Бастард становится пророком
Ян Бокельсон был бы и рад стать Иваном, родства не помнящим: он появился на свет незаконным сыном голландского деревенского старосты Бокеля и вестфальской крестьянки, а начинал свое продвижение к царской короне со стартовой позиции ученика портного. Как часто бывает, унижение, вызванное бастардским статусом и нищетой, подхлестнуло способного юношу, заставив искать справедливости в революционных протестантских идеях. Не так и много известно о том, где провел основной период своей недолгой двадцатисемилетней жизни Иоанн: побывал по купеческим делам в Англии, Португалии и соседней Фландрии, а вот уже в 1533 году мы застаем его в вестфальском Мюнстере, куда он прибыл совершенно новым человеком. Это случилось, потому что незадолго перед тем Ян пришел к другому Яну – бывшему булочнику Матису, возглавлявшему тогда нидерландских перекрещенцев. Лейденский портной не только повторно-сознательно крестился в нидерландском Харлеме, но и превратился в апостола Матиса. По заданию учителя он отправился нести свет знания дальше, а в начале следующего, 1534, года отправился в Мюнстер. Сам Бокельсон писал в одном из своих сочинений, что вскоре он послал за Матисом, и тот, признанный многими как пророк, не замедлил прибыть и утвердиться в городе главой анабаптистов.
Реформация мюнстерского разлива
Во многом благодаря усилиям двух Иванов в начале 30-х годов XVI века Мюнстер и стал центром радикального анабаптизма, где нашли прибежище многие преследуемые властями религиозные и социальные реформаторы того времени. Почему именно Мюнстер? Так сошлись в этом очередном Новом Иерусалиме экономические, социальные и конфессиональные предпосылки. Городом правили Совет и епископ, окруженный внушительным двором. Входил Мюнстер и в прославленную Ганзейскую лигу купеческих городов, а это означало, что гильдии принимали живейшее участие в управлении. Во времена Реформации гильдии вошли в правительство Мюнстера, ну, а простой люд, как обычно, остался «за кадром». Так и вышло, что вольные идеи Лютеровой Реформации прибыли в город не на легких крыльях теологических трактатов, а в купеческих мешках. Кафедральная школа Мюнстера тоже всегда склонялась к идеям гуманизма; город даже вскормил на своих тучных хлебах собственных реформатов – Иоганна Гландорпа и Адольфа Кларенбаха.
В общем, к 1524 году протестантское движение в Мюнстере приобрело видимые и аппетитные формы. Уже через год крестьянское восстание разбудило дотоле апатичные народные массы, потребовавшие того, чего им положено требовать во все времена: улучшения жизни (экономических ее, социальных и даже религиозных условий). Острие критики было направлено на некоторые монастыри, представлявшие большую конкуренцию… прядильным мануфактурам. В 1531 году пружину религиозного напряжения в городе подкрутил бывший местный священник Бернхард Ротманн, побывавший в самом рассаднике реформистских идей – вотчине Лютера Виттенберге и в Страсбурге, где нашел взаимопонимание с местными отцами протестантизма. Власти безуспешно пытались прибить к земле разгоравшийся огонь реформы: удачно стажировавшегося у Лютера священника прикрыли гильдии, и уже через год все храмы города, за исключением кафедрального собора, были заняты протестантами. Счет между гильдиями и простым людом с одной стороны и горсоветом и епископами – с другой был 1:0 в пользу первых.
Постепенно поток реформаторского движения в Мюнстере разделился на два основных рукава – на консерваторов-лютеран и демократов-сакраментариев, которые и приняли анабаптисткие идеи с открытыми объятиями.
Вся власть заветам: анабаптисты у власти
Итак, мюнстерский городской совет поддерживал лютеранство, но учение основателя имело в городе слабые корни, поддерживаясь лишь политической необходимостью состоять в блоке с могущественным Шмалькальденским союзом – объединением протестантских князей Германии. Неглубоко сидящую лютеранскую репку выдернули из магистрата Мюнстера события всего трех дней – 9—11 февраля 1534 года, когда совершенно неожиданно в дела людские вмешались потусторонние силы. Анабаптисты узрели в небе целых три солнца и мгновенно сделались из непротивленцев злу насилием – носителями оружия (конечно, после выслушивания соответствующих разъяснений своих пророков Матиса и Бокельсона). Мюнстериты решили, что Бог в тот день вмешался в историю приблизительно на том же уровне, как во время пересечения израильтянами Красного моря вослед за Моисеем. И если в случае с бегством из Египта было однозначно ясно, к кому благоволил Создатель, разводя воды, то трактовать солнце на небе, хоть и в трех лицах, именно в свою пользу, а не в пользу противника, могли, безусловно, только глубоко уверенные в своей правоте люди. Обычно они и берут в руки оружие.
В ответ на события в Мюнстере апокалиптическое возбуждение прокатилось по всем городам и весям Вестфалии и Нидерландам. Захват перекрещенцами власти вознес Яна Матиса на вершину харизматического лидерства, и когда уже в марте 1534 года он обратился к голландцам с призывом поспешить в Мюнстер, если они намеревались избежать Божьей кары, Нидерланды проголосовали ногами: приход был массовый.
Три солнца (и оружие) помогли: 9 января 1534 года боевики-мюнстериты захватили мэрию, и 23 февраля мэром города стал анабаптист Бернхард Книппердоллинг. Уже через четыре дня все, отказавшиеся принять второе крещение, были высланы из Мюнстера. Лютеранский ландграф Филипп Гессенский отправил в нарождавшуюся Мюнстерскую коммуну эмиссаров, но они вернулись восвояси, ничего не добившись. Мюнстер стал убежищем всех преследуемых и отчаявшихся – «Новым Иерусалимом» радикального, боевого анабаптизма. Иные исследователи, впрочем, называли этих отчаявшихся отбросами общества, люмпенским элементом.
Словно памятуя о максиме, будто все невооруженные пророки погибают, и лишь вооруженные достигают цели, пророки Мюнстера снова вооружились: Реформация только тогда чего-нибудь стоит, когда она умеет защищаться. Но пока мюнстериты скорее нападали: разошлась весть – Создатель избрал Мюнстер местом своего царства на Земле. Эти известия привлекли множество жестоко преследуемых голландских протестантов, страдавших от католических властей: они отправились в Новый Сион вплавь из Амстердама и других мест через Зюйдерзее – залив Немецкого моря у берегов Голландии. Многих перехватили и возвратили назад, многие отправились в заключение, многие – на эшафот. Но часть беженцев достигла обетованной земли Мюнстерской коммуны.
В осаде
Коммуна и родилась-то бурно, а уж мирного существования на ее недолгий шестнадцатимесячный век (с февраля 1534 года до июня 1535) и вовсе не выпало. Не смирившийся епископ Мюнстера Франц Вальдекский начал осаду некогда окормлявшегося им мятежного города. К тому времени изначальный анабаптистский принцип непротивления уступил место фанатичной вере в то, что «дети Иакова», сыновья света, должны активно помогать Богу наказывать и уничтожать «детей Исава», сыновей тьмы, (речь идет о двух братьях – сыновьях Исаака и Ревекки, не поделивших права первородства), помогая тем самым приблизить установление царства Божия. Ведомый этим убеждением, 4 апреля 1534 года Ян Матис внезапно решил, что пора выйти за стены города с несколькими последователями и – рассеять осаждающее войско, как в ветхозаветные дни. Интересно, что ранее Матис лично напророчил, что в этот день произойдет конец света. В сущности, для него самого так и произошло – в бою, бессмысленном и беспощадном, он пал смертью храбрых в стычке с архиепископскими ландскнехтами.
Второй Иван, Лейденский, не замедлил воспользоваться ситуацией, со всей логичностью занял место павшего пророка и провозгласил себя царем, быстро назначив себе в помощь и подчинение 12 старейшин, получивших власть над городом. Библейские коннотации преследуют нас в этой истории постоянно: некая мюнстеритка по имени Хилле Фейкен решила сыграть жертвенную роль Юдифи, отдавшей честь за возможность убить нехорошего ассирийского царя-агрессора Олоферна, и покуситься на жизнь осаждающего епископа, но ей повезло меньше – ее схватили и прикончили, а епископ уцелел.
Как бы то ни было, упорство и слаженность осажденных поражают: вот епископ Мюнстерский, хотя получал военную помощь и от католиков, и от светских правителей-лютеран, но тем не менее не мог прорвать оборону дважды крещенных, державшихся внутри обложенного города разве что за свою уравниловку и за полигамию.
Военный коммунизм-мюнстеризм с утопическим уклоном
Наивный люмпен-ориентированный мюнстерский коммунизм, царивший в городе, соблюдавшем под осадой железную дисциплину, очень понравился марксистам и Карлу Каутскому, которые видели в анабаптизме революционное движение, а не религиозное реформатство. Философ-социалист начала ХХ века Эрнест Бакс считал мюнстеритов предшественниками современного социализма, да и сейчас некоторые историки полагают, что вся проблема состояла в экономической борьбе отчаявшихся «масс», которые просто пользовались религиозным вокабуляром для декларации своих нужд. Практически же коммунизм вылился в то, что имущество религиозных институций, отсутствующих по любым причинам горожан (бежавших или изгнанных) и все драгоценные металлы оказались конфискованными в общую казну. Деньги были выведены из обращения, торговля и обмен – ограничены, а потом – запрещены вовсе, введена всеобщая трудовая и военная повинность, а продукты питания и остальные необходимые для поддержания жизни предметы обобществлялись и распределялись по установленным нормам.
Анабаптисты начинали мирно. Просто отрицали крещение неразумных младенцев, неспособных совершить осознанный конфессиональный выбор, выступая за практику anabaptízō – «вновь погружаю», т.е. «перекрещиваю» – крещение в сознательном возрасте. Призывали вступать в общины, подобно любым реформатам, отметали любую церковную организацию и иерархию, иконы, таинства… духовные и светские власти. По мере развития учения и практики к этим начальным принципам прибавились отказ от уплаты налогов и военной повинности, от общественных должностей, осуждение богатства и неравенства и, как вывод, – призыв к введению обобществленного имущества. Анабаптисты проповедовали хилиазм – тысячелетнее «царство Христово» на земле, справедливый коммунистический рай, который, конечно же, первыми придумали не они. Сухая теория, питавшаяся не столько раннехристианскими идеями, сколько наработками мистических сект Тюрингии и Нидерландов, переродилась в почти полную свою противоположность, отколовшись и от идеологии Крестьянской войны и Томаса Мюнцера (немецкие радикалы 1524—1526 годов), и от швейцарских, цюрихских радикалов под водительством Цвингли. В Швейцарии анабаптисты перессорились и с протестантами, и с католиками и оказались выдавленными в Германию и Прибалтику.
Мюнстерская коммуна «двух Иванов» – Матиса и Лейденского – стала пародией на первоначальные идеалы перекрещенцев. Мюнстериты были повернуты на Ветхом завете в противовес Новому, их понимание хилиазма лучше всего описывалось словами «здесь и сейчас», во всем вокруг им виделись «божественные откровения», установить царство Христово они были готовы при помощи силы, а дорога к нему была меблирована общим, выровненным имуществом.
Царь и его жены
О причинах введения Бокелсоном полигамных браков до сих пор идут споры. Распорядившись так, Иоанн пошел наперекор мнению ряда соратников. Похоже, решение было принято «царем нового Сиона» в результате озарения. С другой стороны – играя в Ветхий завет, почему было «Царю Давиду» не возродить ветхозаветные практики во всей широте? Есть мнение, что во времена изнурительной осады подобное решение помогало сохранять баланс между убывающим мужским населением города и не пострадавшим женским. Что до личной жизни нашего главного героя, то он унаследовал от своего погибшего крестителя Матиаса вдову – «царицу» Дивару, а у другого своего соратника – Книппердоллинга взял в жены дочь.
Что же за личностью был Иоанн, больше всех своих ролей любивший роль ветхозаветного царя объединенных Иудеи и Израиля Давида, идеального правителя, из рода которого вышел мессия? Это был безусловно высокоодаренный человек, которого сгубили простейшие вещи – тщеславие, комплекс неполноценности, переросший в комплекс превосходства и себялюбие. Чего только не было намешано в этом характере – стыдливость и амбициозность, маниакальные выходки и истинная религиозность, цинизм вперемешку с фанатизмом, организаторские таланты, замашки диктатора и… не поддающаяся разгадке таинственность. По некоторым свидетельствам, бурный харизматик успел обзавестись аж шестнадцатью женами, оставив далеко позади скромного многоженца – английского короля Генриха VIII, у которого их было на десяток меньше. Зато, подобно Генриху (который, кстати, в частности ради развода с Екатериной Арагонской и брака с Анной Болейн отложился от Папы Римского) Иоанн публично обезглавил одну из жен, имевшую неосторожность воспротивиться его власти.
Путь вниз и расправа
Довольно быстро выяснилось, что у Иоанна, отправившего в мир для проповеди 27 новых апостолов, под самым носом существует оппозиция (часть несогласных он вышвырнул из Мюнстера, а самый настоящий вооруженный бунт – жестоко подавил). Тогда после очередного отраженного штурма в августе 1534 года, когда Иоанна провозгласили «царем Нового Сиона», он велел воздвигнуть себе на базарной площади трон и устроил там судилище. Любой недовольный Христовым царством в лице Иоанна -- уничтожался. Не особо хорошо продвигались дела и у апостолов: казнили почти всех. Помощь из Голландии все не шла. Талантливый безумец с горсткой уцелевших многоженцев продолжал удерживать осаждавших за стенами города, отправив стариков и больных наружу – обеспечивать коммуну продовольствием.
25 июня 1535 года войска епископа проникли в город, воспользовавшись предательством изнутри: некто Генрих Гресбек провел через ворота штурмовую группу. Иоанна нашли в подвале, выволокли наружу и отправили в полугодовое путешествие по замкам Германии – показывали, как зверя. Почти все мужское население Мюнстера было казнено, уцелели немногие, среди них и предатель. По иронии судьбы, именно воспоминания этого Гресбека являются единственными сохранившимися записками очевидца о Мюнстерской коммуне. К концу XIX века был собран грандиозный 50-томный компендиум по Мюнстерской коммуне, но во время Второй мировой он сгорел на книжных кострах Гамбурга. История жестоко рассчиталась даже с памятью об Иоанне Лейденском.
22 января 1536 года в Мюнстере Иоанн Лейденский, Бернхард Крехтинг и еще один Бернхард – Книппердоллинг подверглись последней пытке и были казнены. Только на их голгофе возвышались не кресты, а столбы, к которым их приковали железными шиповаными ошейниками. В течение часа их тела рвали раскаленными щипцами, а затем пронзили сердца кинжалом. Тела казненных были подняты в клетках над церковью святого Ламберта и оставлены гнить. Кости убрали лишь полвека спустя, а клетки можно видеть ровно на том же месте по сю пору, что удивительно, учитывая то, что 90 процентов зданий Мюнстера были уничтожены во время войны.
Что осталось от Ивана?
В середине XIX века Джакомо Мейербер написал на французском языке оперу «Пророк», в которой, впрочем, драматическая история Иоанна переросла в мелодраматическую. Стал Ян Бокельсон одним из главных героев пьесы Фридриха Дюрренматта «Анабаптисты», в которой присутствует эпизод танца анабаптистов на крыше, и романа «Король-портной: взлет и падение анабаптистского королевства в Мюнстере» Энтони Артура. Но, пожалуй, самый заметный культурный след оставил Иоанн в голландском языке, где фраза zich met een Jan(tje) van Leiden van iets afmaken, означает «не вкладывать достаточно Яна Лейденского во что-то» – то есть, мало стараться.
Окончательный вариант с картинками и ссылками
