В те далекие времена, когда снег был белее, сахар слаще, а водка крепче, всей губернией управлял задорный человек с круглым веселым лицом по имени то ли Дмитрий Фролович, то ли Дмитрий Федулович, то ли Дмитрий Филиппович, а может, даже и Дмитрий Феликсович. За давностью лет губернские старожилы не припомнят, как его звали по паспорту, поскольку в народных легендах и сказаниях он остался как Добрый Фантазер, или просто Дэ-Эф.

Губернатор Дэ-Эф любил власть, бабло, купания в проруби, часовые механизмы и светлый нефильтрованный базар, но больше всего он, конечно, любил животных. Дэ-Эф по-детски верил, что они-то его уж наверняка не предадут, называл их братьями меньшими и никогда (ну почти) не бил по голове. Высоченная металлическая решетка, которую при Дэ-Эф возвели вокруг главного правительственного комплекса зданий, нужна была вовсе не для того, чтобы оградить начальство от народа, а чтобы не разбрелись и не разлетелись по улице Столичной львы, орлы, куропатки, рогатые олени, гуси, утконосы, коммодские вараны и прочие губернаторские питомцы, обитавшие в клетках, вольерах, загончиках и просто на газонах...

И вот теперь, много лет спустя, от былого зоопарка не осталось и следа: львы сбежали на Мадагаскар, орлы отбыли на Кавказ, гуси перебрались в Рим, куропатки угодили в меню, а черепахи умерли от старости. Но чу! Если внимательно присмотреться к памятнику "Сердце Губернии", который и поныне украшает правительственный газон, устрашая взоры мимо ходящих горожан, то в зазоре между правым предсердием и левым коленчатым валом можно разглядеть малоприметную дверцу. За нею уже давно свито гнездышко. Там в тесноте и в обиде доживает последний из могикан — говорящий африканский попугай, которого Дэ-Эф заприметил еще птенцом, накормил, обогрел, подарил свое имя, зачислил в советники по экзотическим вопросам и посулил в этом качестве беспечную жизнь под своим чудо-руководством. Но все самое лучшее когда-нибудь кончается: вместе с карьерой Дэ-Эф синекура его африканского тезки свернулась в крошечный фунтик, да и тот уже под угрозой.

Теперь каждое лето попугай Дэ-Эф начинает заранее беспокоиться. Он впадает в депрессию, нервничает, теряет сон и аппетит. Ему, как никому другому, отлично известно, что снующие мимо его гнезда мужчины в темных костюмах и женщины в глухих однотонных платьях могут решить его судьбу. Именно летом обретает первые контуры губернский бюджет на будущий год, а внутри бюджета, в разделе "Расходы на государственное управление" и подразделе "Аппарат помощников и советников", таится строчка, посвященная нашему герою. И больше всего на свете старый африканский попугай опасается не войны, засухи или птичьего гриппа, а того, что эту бюджетную строчку отыщут, взвесят и безжалостно сократят.

Наш крылатый герой не дурак, он мудр и осмотрителен. Ради того чтобы остаться, надо упорно трудиться. В обычные дни попугай сидит в своем гнезде, считая перышки, но едва лишь темные костюмы и глухие платья слетятся сюда на совместное токовище, как Дэ-Эф распахивает дверцу убежища и вылетает на промысел — давать советы. Сверху он безошибочно выбирает в толпе очередную цель и усаживается на нужное ему плечо, поближе к уху.

— Здравствуй, Сан Саныч, — шепчет он, например, унылому шатену с овальным лицом, стряхивая с бортов его пиджака колоски, шелуху семечек, картофельную ботву и огуречные хвостики. — Есть просто ши-кар-ная идея, насчет новой монокультурки. Пальчики оближешь! В соседних регионах нет, а у нас будет, ты прикинь, эксклюзив!

— И что? — с осторожным любопытством спрашивает сельхозшатен. — Опять финики? Барбарис? Арахис? Артхаус? Золотые дукаты? Мы по-всякому с ними пробовали: и квасом поливали, и камамбером подкармливали, и йогуртом удобряли. А все равно у нас не выросло ни хрена.

— Теперь верняк! — обещает Дэ-Эф. — Можешь заранее сверлить себе дырочку для ордена. Хлебное дерево, слыхал про такое? Экономия триста процентов. Комбайнов не надо, молотилок не надо, элеваторов не надо, пекарен не надо. Крэкс-фэкс-пэкс — и готов урожай. С одной рощи можно собрать до трех центнеров булочек, а если по-мичурински привить к каждому дереву по ветке кунжута, то вырастет булочка с кунжутом. Сечешь? Поставки в "Макдональдс" прямо с полей, бабки отбиваем сразу, в один прихлоп. У меня на Таити есть родич по линии деверя. В случае чего поможет с саженцами, всего за полцены. Короче, если надумаешь, свистни...

С этими словами Дэ-Эф срывается с места, взмывает ввысь, снова пикирует — теперь уже на плечо высокой женщины, одновременно похожей на утонченную древнегреческую музу Эвтерпу и бравую железную колхозницу со знаменитого монумента Веры Мухиной.

— Салют, Светк! — по-свойски здоровается с ней Дэ-Эф, ласково поправляя ее непокорный локон. — Как дела? Ни сна, ни отдыха, все горишь на работе? Ой, извини, это я так, по-дружески, ни на что не намекаю. Слушай, у меня в разработке один гран-ди-оз-ный культпроект на будущее... Надеюсь, ты уже в курсе, как у нас теперь официально называется следующий бюджетный год, да?

— Год литературы, вестимо, — с грустью в голосе откликается муза-колхозница. — Как представлю, волосья дыбом... Ну вот опять... — Дэ-Эф снова поправляет ей локон. — Ага, большое мерси! Я уже заранее чую, как отовсюду полезут эти уро... то есть писатели местные, и потребуют мешок кэша. И никакого с них, гадов, денежного выхлопа или хоть пиара. Одни сплошные убытки!

— А если я вместо здешних писак пригоню тебе самых натуральных классиков? — вкрадчиво спрашивает Дэ-Эф. — Хочешь Пушкина? Толстого? Есенина? Булгакова? Бродского? Могу запросто устроить.

— Ты про потомков, что ли? — вздыхает муза-колхозница. — Этот номер уже отыграли в Москве. Причем каждому из них, как мне рассказывали, башляли прямо из федерального, с большими-большими нулями. С нашими крохами этих двоюродных внучат не потянуть, да и профита с них теперь не будет ни шиша. Всех уже показали по ящику, а по второму кругу мы на них даже одного зала не соберем.

— Что ты, никаких потомков! — изображает возмущение Дэ-Эф. — Я тебе предлагаю честный продукт, а не фуфло. Расходов минимум: мы нанимает только одного человека — медиума. И он приводит все великие тени в одно место. Скажем, в новый тюз, там зал большой, не то что в старом... Ой, прости, опять сыплю соль на раны... Одним словом, ты только представь: Александра Сергеича можно расспросить про дуэль и Дантеса, Льва Николаича — про Софочку и зеркало русской революции, Набокова — про малолеток... Прямая трансляция, вип-публика ломится, ты продаешь входные билеты, а Малахов умирает от зависти... А? Медиума я добуду, у меня есть на примете старичок в Париже, бывший белый офицер, в прошлом наш земляк. Он даже денег с тебя за работу не возьмет, ему бы только умереть на родной земле. А это у нас запросто... В общем, думай, только быстрей, медиум долго не протянет, ему уже 122 года...

С этими словами Дэ-Эф слетает с гренадерского плеча своей собеседницы и устремляется к следующей цели — мужчине с гладкой прической Шалтай-Болтая и длинной трагической складкой на лбу.

— Привет, Вовчик, — говорит он, — все экономишь? Все торгуешь? Есть успехи? По глазам вижу, что ты в пролете. Хочешь совет?

— Хочу, — несмело отвечает экономический Вовчик, — но только если бесплатный. Нам опять велено урезаться и поджаться: импорт, зараза, гонится за экспортом и уже практически перегнал.

— Бесплатный, не бойся, — успокаивает его Дэ-Эф. — Со своих я мзду не беру, мне за губернию обидно. Давно уже пора пересмотреть главные статьи нашего экспорта. Что мы в основном толкаем сейчас за границы региона? Нефтепродукты и химию, то есть все, что нам и самим пригодится. А надо наоборот — централизованно толкать то, что на фиг не нужно, бесполезно и даже вредно. Пищевые отходы, макулатуру, стеклянный бой, бродячих собак, журналистов, пенсионеров...

— Думаешь, кто-то все это купит? — с сомнением спрашивает Вовчик.

— Как два пальца, — заверяет его Дэ-Эф и в доказательство машет раздвоенным кончиком крыла. — Спрос есть на любой хлам. Отходы купит Европа, собак — Корея, пенсов — Япония, а журналюг — Штаты: там из них тоже что-то делают полезное, хотя я слабо представляю что... Если хочешь, я тебе надиктую всю новую концепцию экспорта. Ты потом вставишь нужные циферки в нужные места и будешь герой-молодец...

— Очень хочу, — застенчиво говорит трагическо-экономический Вовчик и по такому случаю даже ненадолго утрачивает свой трагизм.

— Тогда жди, я скоро опять прилечу, — обнадеживает Дэ-Эф, взлетая с его плеча, поднимаясь вверх и высматривая новую цель.

Однако к этому времени толпа костюмов и платьев схлынула. Солнце клонится к закату, в оконных стеклах догорают оранжевые блики, правительственный двор опустел. Лиловый газон одуряюще пахнет, привлекая насекомых, которые деловито вьются вокруг "Сердца Губернии". Попугай Дэ-Эф подлетает к своему убежищу с чувством исполненного долга, уцепляется лапкой за бронзовый коленвал, острым коготком аккуратно поддевает тайную дверцу и...

...и тут на него падает гигантская тень.

— Как дела, пернатый? — спрашивает человек, которого Дэ-Эф даже мысленно не рискует называть по имени-отчеству, а лишь Главным, или Боссом, или Шефом, или Папой. — Все в трудах? Сегодня опять давал моим людям свои советы?

Внутренне трепеща, Дэ-Эф с достоинством кивает.

— Такие же, как обычно?

Попугай кивает снова. На несколько секунд Босс (он же Главный, он же Шеф, он же Папа) мрачно задумывается.

— Ладно, черт с тобой, птичка, — наконец говорит он, — твоя взяла. Так и быть, остаешься в штате еще на один бюджетный год, а там посмотрим. Но! Если за этот год кому-нибудь дашь хоть один совет, я тебя этой самой рукой отовсюда вычеркну к едрене фене.