Четверг
Проспал лекцию. Проснулся за десять минут до начала лекции, в половине одиннадцатого; в полусне вспоминал телефон деканата; вспомнил; обнаружил, что не могу разговаривать: пропавший неделю назад голос появляется лишь иногда и ненадолго [думаю, это соматическое]; набрал номер; с трудом прохрипел в трубку, чтобы написали студентам, что я болею; засунул в уши беруши, чтобы не слышать шума строительных работ за окном; проспал еще до половины третьего.
...
Гуляли по Москве. Ходили по магазинам. Зашли в какой-то магазин. Стою, смотрю пальто. Подходит низкорослая продавщица с нахимиченными белыми кудрями, обильно помазанными то ли гелем, то ли маслом и с блестящим кукольным лицом. Встала рядом со мной, трогает пиджак, который я до этого рассматривал, за рукав, и таинственно полушепчет: мы новая московская марка дизайнерской одежды. [Дизайнерская она по всей видимости потому что, например, вот пальто сделано из плохой полушерстяной ткани в елочку, а рукава, или, там, часть спины, например, из грубого шерстяного сукна контрастного цвета низкого качества, и подкладка разноцветная и нитки отовсюду торчат художественным образом, и две пуговицы будут алюминевые, а одна пластмассовая; короче, триумф дизайна, вернее, того, что в Москве ныне понимают под дизайном.] Ну я смотрю пальто, пиджаки, и не обращаю на нее внимания. Тогда одна прижимается ко мне и кричит прямо в ухо хорошо поставленным голосом: МЫ НОВАЯ МОСКОВСКАЯ МАРКА ДИЗАЙНЕРСКОЙ ОДЕЖДЫ!!!!!!!!!!!!!
Я просто охуел.
Говорю ей: дорогая, вы это мне уже во второй раз сообщаете. Спасибо, я не глухой. Она сразу перешла в атаку: что вы будете у нас покупать? Что вам показать? Что вам нужно? Говорю: спасибо, но я как-нибудь сам разберусь. Она: нет, нет, давайте я вам помогу. Я: спасибо, я не инвалид, чтобы мне помогать. И улыбаюсь улыбкой типа отъебитесь, милочка. Поняла, отошла. Но недалеко. Стояла подле, со злым лицом, готовая к молниеносному броску. Потом подходит снова: ну что, вам нравится наша одежда новой московской марки дизайнерской одежды? Между прочим, наша реклама есть в [одном всем известном журнале.] Говорю: насчет дизайнерской одежды, говорю, еще не решил, а продавщицы, конечно, у вас  очень бестактные [тоже, кажется, типично московское].
...
Мое нынешнее состояние: пресное счастье. Ну, если счастье может быть пресным. [Оставив в стороне вопрос о том, может ли счастье вообще быть.]
...
Днем ехал в метро и думал, как все-таки грустно, что все в жизни бывает в последний раз. И в один день заканчивается любимая туалетная вода, снятая с производства пару лет назад. И во второй раз книгу уже не прочитаешь, как в первый. И проч. [Не говоря уже о поцелуях.] Почти весь день гуляли по осеннему городу.
Вечером возвращался домой в светлых и полутемных автобусах и трамваях. Широкогрудые студенты со спортивными сумками.
Милиционер, в окне милицейского отделения на Войковской.
...
Еще прекрасное название казино, суши-бара и ресторана на Тимерязевской [Темирязевской? / Тимирязевской?]: Молодая гвардия. Казино c названием Молодая гвардия это очень остроумно. Наверное, там подпольно играют в русскую рулетку. А коммунистическая газета Старая гвардия, между тем, на одной странице публикует статью о том, как капиталистические бастарды Абрамович и Чубайс разорили страну, а пенсионеры пухнут от голода, и рядом - гороскоп. Гороскоп - это очень по-коммунистически.
...
...
Вчера ночью, когда возвращался домой, видел парня, который шел у трамвайных путей и бил кулаком проезжающие мимо него трамваи.
...
Вообще в этом году у нас чудесная осень.
...
О, прости мне мои фантазии, которые лишь встревожат тебя, но ведь откровенность должна быть главными законом нашей переписки, я не хочу первым нарушить этот закон; между такими друзьями, какие мы есть и останемся, простительно так много говорить о себе; слишком часто говорит мне мое чувство, что лишь мои родители, братья и сестры да твоя дружба привязывают меня еще к этому миру; как часто желал я, чтобы все вы меньше любили меня, дабы я мог умереть (единственное мгновенье, когда я наверняка буду счастлив), ни разу не оглянувшись с сожалением на уходящую жизнь. – Я вновь впадаю в унылый тон, я плачу, будь снисходителен к моей слабости, лучший, любимейший друг мой, и пусть твоя нежность скажет тебе, что сейчас мне лучше, и на этот раз все же поверь ей.
...
Вчера, стоя на автобусной остановке наблюдал целую семейную драму. Сначала они ругались и нервно  тянули пиво в полутьме; потом он прижимал ее к остановке и бил по щекам; потом они стали целоваться.