Венеция.

Топча венецианских голубей,
дожёвывая кислое капрезе,
без страха в целом, но боясь дробей
(а небо над Сан-Марко голубей
его же на полотнах Веронезе
что во дворце, где в тёмные года
вершили суд и денюжку ковали,
и за неё, не ведая стыда,
художники, безвестные тогда,
безвестных ныне дожей рисовали.
А рядом для искусства, не со зла -
знакомых шлюх - натурщиц без окладов.
И вот они - ничто, труха, зола,
но юные бесстыдные тела
по-прежнему объект нескромных взглядов.
Смешно, предпочитая правде лесть,
не видя ни имён, ни лиц, ни чина,
на гору из осклизлых трупов лезть
и изучать бессмертье, как болезнь,
которая почти неизлечима.
Ещё бряцать морщинами во лбу,
уже свыкаться с небесами кельи
и тупо называть игрой судьбу,
пусть бедный Бродский вертится в гробу
на Сан-Микеле)...
Во первых строках я бежал, топча
венецианских голубей, куда-то.
Замри. Пускай торчит из-за плеча
крылатый лев. Накапай сургуча
и запечатай. Подпись. Место. Дата.