сталин и я
У меня посттравматический стресс.  После двух дней общения с людьми, которые называют себя «русскими националистами», но при этом рвут глотку в защиту сталинистов Вдовина и Барсенкова. Нужно очень сильно не любить свой народ, чтобы оправдывать Сталина -- ибо хуже него в истории русского народа не было ничего.

По этому поводу я хочу рассказать, как я понимаю роль Сталина -- в истории моей семьи. Там не было репрессированных, никто не расстрелян и даже на войне не погиб. Типичная история, почти с хэппи-эндом.

Мой отец родился в деревне Видогощи Тверской области. Если кто-то хочет погуглить ее – не стоит. Нет такой деревни. Она утонула. Ее затопили в 1930 году, построив ГЭС и водохранилище. В 1972 году отец возил меня ее показать: тогда была еще видна маковка церкви, торчавшая из воды. (странно, но деревня осталась на карте русской литературы -- под названием Быдогощи в романе Саши Соколова "Между собакой и волком".  Соколова я видел только однажды, и откуда он знал о ней, не спросил, ибо романа тогда еще не читал.)

Семья не была богатой: бабка была сиротой, дед – механик. Сами от коллективизации спаслись, хотя их родственников раскулачили и сослали в никуда – за две лошади. После затопления уехали в Украину, как раз попали в зарю голодомора. И от него спаслись, ибо были неместные, так что вовремя успели сбежать.

Поселились в Орехово-Зуево под Москвой. Бабка работала на торфяном комбинате, дед умер в 1940. Бабка перешла на работу в горячий цех: там больше платили, а за учебу отца в 9-10 классах при Сталине надо было платить. (Виктор Суворов объясняет эту странность: готовилась война, и обучать будущее пушечное мясо было ни к чему.) Она рассказывала, как ее дважды выкидывало взрывами торфяной пыли со второго этажа комбината. Но здоровья была крепкого, умерла в 80 лет, прожив всю оставшуюся жизнь в девятиметровой ведомственной комнатушке.

Отец кончил школу в 1941 году и, чтобы не попасть рядовым, отправился в военное училище в Горький. Отправился пешком -- поезда летом 1941 года не ходили. В училище он поступил, но все равно оказался солдатом: летом 1942 года все училище отправили на фронт. Большая часть попала в сталинградскую мясорубку, отец -- в мясорубку подо Ржевом.

Там творился кошмар. Сталинские командиры методично уничтожали собственных солдат. Каждый день поднимали по 5-6 раз в бессмысленные атаки – без артиллерийской подготовки и без авиации. Бросали на укрепленные высоты, до которых никто не доходил. Только оттаскивали раненых и через пару часов -- снова в атаку. С утра солдаты гадали: «Наркомзем или Наркомздрав?», к вечеру оставшиеся в живых были пьяны в дымину, тем и держались.

Отца очень удачно ранило снайперской пулей. Удачно уже потому, что снайперской: немцы тогда стреляли почти исключительно разрывными, шансов выжить после такой пули даже после легкого ранения почти не было (а антибиотики были только у англичан). Удачно еще и потому, что навылет в легкое.

После госпиталя отец чуть не попал в пулеметчики – а это была верная смерть: немцы моментально накрывали пулеметные расчеты минами. Однако повезло: офицер-зенитчик, который набирал себе состав в госпитале, заметил бойца в очках и спросил, сколько классов. Поскольку классов было все десять, то отца направили в зенитный расчет. (Так бабка спасла отцу жизнь, дав ему образование.)

Брал Кенигсберг, окончил войну в Германии кавалером ордена Красной звезды. После войны поступил в Московский юридический институт, защищался в МГУ. Все это время жил то в девятиметровке в Орехово-Зуево, то у двоюродного брата Коли в Москве. Коля нигде не учился, потому что в начале войны попал в плен. Он только к концу 1945 года смог вернуться домой из фильтрационного лагеря и был рад уже тому, что не уехал на Колыму; учиться ему так и не дали. В 1940-е гг. в Москве по ночам ходили патрули и проверяли квартиры, вылавливая непрописанных. Отец спал с Колей на одной кровати и у стены. Когда раздавался звонок в дверь, отец нырял в проем между стеной и кроватью и прятался там.

В итоге после защиты отец уехал преподавать в Самару: там он надеялся наконец получить жилье. И действительно получил – только уже в 1960 году, двухкомнатную хрущевку. Сталин был семь лет как мертв.

Собственно, на этом история заканчивается. Только два факта: в 1976 году после моего первого ареста отец получил строгий выговор по партийной линии – «за ошибки в политическом воспитании сына». Формулировочка вполне сталинская, и партайгенносен не посмотрели, что отец вступал в партию на фронте в 1942 г. Вышел он из нее в 1991 г. незадолго до путча. С самого начала перестройки был активистом демократических организаций. Сталина-Путина свято ненавидел до самой смерти.

Вот и обещанный хэппи-энд.
Ведь если подумать, то отцу сильно повезло в жизни:
-- его могли раскулачить вместе с родителями и уморить голодом где-нибудь в тайге;
-- он мог умереть в голодомор в Украине;
-- родителей могли расстрелять в 1937-38 гг., а отца отправить в детдом;
-- он мог погибнуть в ржевской мясорубке;
-- или хуже: он мог остаться без ног и кончить жизнь на Валааме;
-- или попасть в плен и очутиться на Колыме;
-- его могли арестовать по одному из студенческих дел 40-х гг.
Если ничего из этого не произошло, то это не заслуга Сталина, это заслуга – или даже больше везение – отца. Но вот если бы произошло – то спасибо тов.Сталину за наше счастливое детство и счастливую жизнь вообще.

А теперь какие-то мальчиши пытаются мне объяснить, что патриоты должны Сталина любить и защищать обиженных сталинистов? Нет уж, увольте.