Выборы, выборы
Все люди, как люди, а я даже на выборы не могу сходить, чтобы не попасть в историю.

Вначале пришлось пройти сквозь строй агитаторов. И хотя агитация запрещена, мне наперебой пытались всучить листик. Но я проходила, не реагируя.
На выборном пункте была очередь, я приуныла, подумала, что сейчас уйду, а приду после работы, но мне не хотелось снова слышать выкрики "Госпожа! Женщина! А ты за кого будешь?"

Передо мной оказалась пожилая грузинская пара. Старик бессознательно улыбался мне и шевелил губами. Его жена сказала, что он глухонемой. Когда они вошли в комнату для голосований, начался цирк с конями. Жена проголосовала и попросила провести мужа до кабинки. Ей не разрешили. Пусть идет сам. Но он глухонемой! Не слепой же, - возразила работница выборов, - глаза есть, пусть выбирает. Выяснилось, что старик не читает, сам не дойдет три шага до кабинки, и не положит листок в конверт.

Очередь за мной заволновалась. Я стояла в проеме в своей новой сетке, как крестоносец в кольчуге, закрывая проход рвущимся в комнату посмотреть, что за пробка приключилась. Один дядька все-таки просочился и стал громко кричать в ухо старику, что надо делать. Старик не реагировал. Жена сказала, что он иврита тоже не понимает, только грузинский.

- Слушай, - сказала работница жене, - он листок (или это называется бюллетень?) в конверт сам сможет положить?
- Вроде да, - с сомнением сказала жена. - Да у него есть!
- Покажи.

Старик покопался в кармане и достал два мятых листочка.
- Не пойдет, - твердо сказала работница, - они мятые, их счетная комиссия забракует. Вот если бы они были не мятые.
- Так я возьму там, - жена показала на кабинку для голосования.
- Нет! Так нельзя! - снова не согласилась работница.
Старушка-жена была в отчаянии.

И тут я вспомнила, как проходила сквозь строй агитаторов.
- Идите ко входу и возьмите у агитаторов новые листочки. Только будьте аккуратны, не помните их, - сказала я.
- А так можно? - спросила жена.
- Можно, - со вздохом ответила работница.

Так я, используя ТРИЗ, ликвидировала пробку и решила проблему.

А потом я зашла в кабинку. Только собралась положить листок с кандидатом в конверт, как оказалось, что листиков с моим кандидатом нет. Я пересчитала, посмотрела еще и еще - нет моего кандидата, а за другого я голосовать не буду.

Я вышла из кабинки, и гаркнула:
- Я протестую! Моего кандидата нет!
- Как нет? - тут всполошились не только члены комиссии, но и наблюдатели, тихо сидящие сбоку.
- Идите и посмотрите сами, - ответила я.

Эта же работница подскочила и стала пересчитывать листочки.
- Вот! Нашла! - сказала она. - Ты, наверное, за "ХХХ" хотела голосовать, так вот они, листочки, просто на них другие бюллетени положили.
- Стоп! - сказала я. - Знаешь ли ты, что ты сейчас нарушила мое право на тайные выборы, и теперь все люди в очереди узнают, за кого я голосую.

Наблюдатели застрочили что-то в блокнотах. Работница растерялась. Но я решила не форсировать ситуацию дальше, и просто опустила конверты в урну. Ноосфера в моем лице дала понять ей, что нет абсолютной правоты, которую она чувствовала, ведя спор с глухонемым, ничего не понимающим, стариком.