О культурно-исторической роли Бориса Стомахина

27 июня получил восьмое письмо от узника совести Бориса Стомахина:

"Ну, а так - все уже предопределено, обусловлено и известно заранее. Да, срок - не менее 10 лет, раз их "закон" им это позволяет, и ничего по сути сделать нельзя. Если коротко - то, что мне предстоит там, в лагере, по опыту прошлого раза, я считаю, по сути, пыткой - в основном моральной, но и физической тоже. В свете того, что никакой ценности я ни для кого не представляю, никаких заслуг у меня нет, внести свой вклад в борьбу за свободу на этой территории мне так и не удалось, и мне совершенно очевидно, что не удастся и в будущем, и ничего интересного и после этого срока меня не ждет, никаких возможностей и никакого общественного интереса, - я не понимаю, зачем мне надо 10 лет всё это терпеть, подвергаться этим пыткам, жертвовать своим человеческим достоинством (которое там ногами топчут), ради чего. Все равно моя жизнь уже не удалась, не сложилась, и за сроком этим, кроме пустоты, меня тоже ничего не ждет, - так зачем мучиться? Это - коротко - суть того, о чем мы спорили и с тобой, и с Мишей А. Но никто мне так и не ответил на эти вопросы. Будет ли там, в будущем, еще какая-то борьба, или нет, - мне в ней все равно уже не участвовать, все равно даже лучшие ее участники будут относиться так же, как Шехтман уже сейчас. Так что - выход-то у меня есть, он всегда со мной, и все, о чем я прошу - чтобы вы, мои дорогие друзья, просто отпустили меня и благословили им воспользоваться..."

Полностью скан и текст восьмого письма Бориса Стомахина Виктору Корбу см. по ссылке.

9 июля ответил своим развернутым восьмым письмом:

"Главное: я категорически не приемлю твой упаднический вывод о якобы безрезультатности и бессмысленности твоей жизни в первые сорок лет. Это может выглядеть парадоксом и цинизмом, но именно в значительности твоего вклада, а не наоборот, легче найти логические основания суицидальных рассуждений (по формуле "все важнейшее сделано - можно заканчивать” :-)). Но как я уже говорил, сам я считаю категорически неприемлемой суицидальную логику как таковую, если только речь не идет о разумной и обоснованной эвтаназии человека, находящегося в состоянии овоща.

Борис Стомахин своей жизнью уже создал ярчайший образ мужественной приверженности идеалам свободы, самого твердого следования нравственному императиву неприятия зла в любых проявлениях. По мощи художественно-публицистических образов и жестокости преследования за убеждения Борис Стомахин вполне может называться современным Чаадаевым, а по твердости в этих убеждениях и неприятии любых форм коллаборационизма далеко превзошел его, встав в один ряд с наиболее стойкими диссидентами разных стран и исторических периодов. Да, как политический деятель Стомахин "не дотягивает” до лидеров гражданского сопротивления уровня Ганди, Сахарова, Гавела или Манделы. Но это объясняется, скорее, не его недостатками, а общей ситуацией в России, в которой сейчас мало востребовано именно нравственное лидерство, ясность убеждений и решительность их отстаивания. Но история показывает, что ситуация может измениться достаточно резко, и морально-интеллектуальное лидерство станет неимоверно более значимым в сравнении с любым формальным политическим "весом”. Если и когда Россия вступит в очередной революционный этап, ей будет остро недоставать именно таких людей, как Борис Стомахин, на ключевых позициях, обеспечивающих необратимость преобразований..."

Полностью текст восьмого письма Виктора Корба Борису Стомахину см. по ссылке.