Ниже повешен рассказик. Мой, он же уже был на "Чаю". Предупреждение: рассказ жёсткий, аппетита не гарантирую. Подумайте, стоит ли открывать.


Ежонок.

Недавно, летом, я выбрался на дачу. Обычный такой садово-товарищеский участок, под Звенигородом, на опушке леса. На опушке – это важно. Потому что именно из леса и пришла та ежиха. После сосед говорил, что её гнездо было у него на участке, но ни гнезда, ни ежихи я сам не видал. Только разбрёдшихся ежат. Двух. Один был покрупнее и побойчее, милостливо принял плёснутого в половинку яичной скорлупы молока и убыл в кусты. Больше мы не встречались. Второй был размером с кулак, с недавно отвердевшими иголками, дурной и неуклюжий. Первый раз я его увидал у дорожки возле калитки. Он решил меня испугаться и попробовал свернуться в клубок, но толком этого ещё не умел. Я сунул в карманы руки (дёрнувшиеся было поймать, а там разберёмся), и некоторое время смотрел на чёрный влажный нос, торчащий из-под колючек. Потом напомнил себе, что в домах ежи не столько живут, сколько медленно гибнут, и ушёл. Минут через пятнадцать, мы как раз ужинали, ежонок нарисовался возле террасы. Я кинул ему клок курицы, и он долго возился с ним, смешно разевая пасть – кусок был великоват, а откусывать толком он не умел. Потом он пошёл шуршать вдоль забора, и я подумал, что вряд ли увижу его снова.

Если бы.

Если бы не увидел. Или если бы поймал его на денёк-другой, ещё тогда, в самом начале. Честно говоря, я не знаю, что было ночью. Вроде бы потом получилось, что ночью он встретил кота. Рыжего мордатого кота с соседнего участка, который обожал показывать хозяевам, как ему лень тащиться с коврика до миски, но которого я лично шугал недоброшенной палкой, когда он скрадывал зяблика в наших кустах. Вроде бы сосед потом говорил, что у кота была драная морда, а в углу нашего участка обнаружилась пара клоков рыжей шерсти.

Но это я узнал потом. А утром просто снова увидел ежонка. Он как-то неуверенно брёл по двору, и над ним кружилась жирная зелёная муха. Я подошёл, и он опять, как вчера, не свернулся, а ткнулся в землю. Спереди к иголкам прилипли какие-то белые комки – как будто он въехал мордой в кашу. Я так и подумал сначала, пока не разглядел. Это была не каша, это были гроздья мушиных яиц. А муха, отлетевшая было, снова была тут как тут и лезла под прижавшуюся к земле морду, а рядом нарисовалась вторая. Я взял прутик и завалил ежонка на бок – вид у него был больной, и брать его руками не хотелось.

Мордочки у него не было. Вместо неё были подтёки засыхающей сукровицы, на которую лезли мухи из которой торчал ярко-красный, как будто скальпированный, нос (а может, и не как будто). И висели белые комки. Через пару секунд до меня дошло, что открытых ран нет, а кровь сочится из носа, из пасти и вроде бы из-под глаз. Впрочем, может, раны были под ссохшейся коркой. Меня отшатнуло. Я понятия не имел, что с ним (да если честно – не имею его и сейчас, рыжая морда – не более, чем вероятная гипотеза). Я очень хорошо помнил военную подготовку на родном факультете, и что такое геморрагические лихорадки – помнил тоже. Для справки: это такая природно-очаговая дрянь с внутренними кровотечениями, не обязательно столь эффективная и экзотическая, как Эбола. Если кто помнит историю про эпидемию в Обливке пару лет назад – там тоже был вирус из этой компании. Переносят, что характерно, звери. И птицы. За ежами подобной заразы я не помнил, но не помнил неточно, а вот о том, что они могут таскать целый букет всего – знал. Потом я пару секунд соображал, не скакнула ли ко мне с ежонка какая блоха. И только потом подумал про кота и внутренние повреждения. Ещё раз – наверное, так оно и было, но тронуть его руками я бы всё равно не посмел.

А мух уже было три. Они рвались на запах сохнущей крови, и их было не отогнать. Я попробовал соломинкой скинуть яйца – если всё-таки с ежонком не очень погано, то он ведь доживёт до появления опарышей – и что-то скинул, но, конечно, не всё. Потом поднял голову и увидал невдалеке те самые рыжие клочки. И подумал, что всё-таки, наверное, и вправду кот. Поймал, не справился с колючками, но поломал крепко. И омерзительное ощущение полного своего бессилия. Вот я, большой, разумный, вроде не дурак. Очень хочу помочь. И не могу ничего. Не знаю, не умею, не могу. И если это внутренние повреждения. И если это НЕ они. Но последнее ещё и страшно. Могу только оставить ежонку его шанс, могу только не трогать. Гнусное ощущение. Я ещё раз шугнул мух и вдавил какой-то соломиной в землю ту, что не пожелала улетать. Потом подумал, что опарыши – не самое страшное, подъедят гной, а там он их счистит, если оправится. Если честно, я знал, что это вряд ли. Вряд ли счистит и вряд ли оправится. Но думать, что шансов у него нет, не хотелось. Руки я отмывал долго. А он ещё пытался бродить по участку, перебираясь с места на место.

Конечно, он не выжил. Утром я взял пакет от молока, и палочкой закатил в него ежиный трупик. На траве осталась пара капель крови. Потом вышел на дорогу и положил пакет на костёр, в котором рабочие палили обрезки досок со стройки какой-то дачи. Кто-то из них ещё спросил, не тротил ли это. Доски они палили давно, и огонь был горячим. Пакет почернел и вспыхнул, вечером я смотрел – там не осталось ничего. Надеюсь, он отправился в свою ежиную Валгаллу. Тем более, что, похоже, он сумел подрать морду рыжей сволочи. А я всё-таки наломал веточек, сложил их над остатками крови, подпалил и выжег траву до земли.