|
|
Пишет pavell (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} pavell)@ 2005-09-05 03:01:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Мать бесланская
История с "Матерями Беслана" напомнила мне "Приглашение на казнь". Нашему обществу предложили совершить коллективное самоубийство. Мы вежливо, но твердо отказались:
один Цинциннат считал, а другой Цинциннат уже перестал слушать удалявшийся
звон ненужного счета -- и с неиспытанной дотоле ясностью,
сперва даже болезненной по внезапности своего наплыва, но потом
преисполнившей веселием все его естество, -- подумал: зачем я
тут? отчего так лежу? -- и задав себе этот простой вопрос, он
отвечал тем, что привстал и осмотрелся.
Кругом было странное замешательство. Сквозь поясницу еще
вращавшегося палача начали просвечивать перила. Скрюченный на
ступеньке, блевал бледный библиотекарь. Зрители были совсем,
совсем прозрачны, и уже никуда не годились, и все подавались
куда-то, шарахаясь, -- только задние нарисованные ряды
оставались на месте. Цинциннат медленно спустился с помоста и
пошел по зыбкому сору. Его догнал во много раз уменьшившийся
Роман, он же Родриг:
-- Что вы делаете! -- хрипел он, прыгая. -- Нельзя,
нельзя! Это нечестно по отношению к нему, ко всем... Вернитесь,
ложитесь, -- ведь вы лежали, все было готово, все было кончено!
Вот-вот, и ОНИ кричат нам: "Ну как же, вы так хорошо лежали и палач Басаев уже занес топор, еще немного, еще чуть-чуть и все было бы кончено. Куда вы встали, куда вы идете? Вернитесь на плаху! Паук на пружинке и тюремщик Родриг (он же Роман) свидетельствуют - вы должны сдохнуть и сдохнуть немедля! Эй, где ваша совестливость?"
А вот не будем мы лежать на ваших плахах и каяться перед палачами.
История с "Матерями Беслана" напомнила мне "Приглашение на казнь". Нашему обществу предложили совершить коллективное самоубийство. Мы вежливо, но твердо отказались:
один Цинциннат считал, а другой Цинциннат уже перестал слушать удалявшийся
звон ненужного счета -- и с неиспытанной дотоле ясностью,
сперва даже болезненной по внезапности своего наплыва, но потом
преисполнившей веселием все его естество, -- подумал: зачем я
тут? отчего так лежу? -- и задав себе этот простой вопрос, он
отвечал тем, что привстал и осмотрелся.
Кругом было странное замешательство. Сквозь поясницу еще
вращавшегося палача начали просвечивать перила. Скрюченный на
ступеньке, блевал бледный библиотекарь. Зрители были совсем,
совсем прозрачны, и уже никуда не годились, и все подавались
куда-то, шарахаясь, -- только задние нарисованные ряды
оставались на месте. Цинциннат медленно спустился с помоста и
пошел по зыбкому сору. Его догнал во много раз уменьшившийся
Роман, он же Родриг:
-- Что вы делаете! -- хрипел он, прыгая. -- Нельзя,
нельзя! Это нечестно по отношению к нему, ко всем... Вернитесь,
ложитесь, -- ведь вы лежали, все было готово, все было кончено!
Вот-вот, и ОНИ кричат нам: "Ну как же, вы так хорошо лежали и палач Басаев уже занес топор, еще немного, еще чуть-чуть и все было бы кончено. Куда вы встали, куда вы идете? Вернитесь на плаху! Паук на пружинке и тюремщик Родриг (он же Роман) свидетельствуют - вы должны сдохнуть и сдохнуть немедля! Эй, где ваша совестливость?"
А вот не будем мы лежать на ваших плахах и каяться перед палачами.
