Любите ли вы старый джаз...
так, как люблю его я?
Слушаю сейчас саксофон и щипки на гитаре, а на душе хорошо!

К джазу меня приучил папа. Я не знаю, откуда он доставал пластинки, но в доме постоянно звучала джазовая музыка: пели и играли Луи Армстронг, Дюк Элингтон, Элла Фицжеральд, Бенни Гудмен. Пластинки были дорогие, и часто папа их просто брал "послушать". Интересно, как ему удавалось? Хотя он был такой обаятельный - я вся в него. Папа таскал меня к себе на работу к какому-то приятелю, у которого в лаборатории, среди разбросанных диодов и запаха канифоли постоянно крутились огромные катушки на разобранном остове монструозного магнитофона. И хриплый голос под саксофон басил что-то такое, что у меня, восьмилетней девочки, сладко сжималось внутри, около пупка.

Фильм "Мы из джаза" папа смотрел столько раз, сколько его показывали по телевизору. Он ждал эпизода с Долиной. И когда она шла по вокзалу в образе кубинской певицы, папа вскакивал, тыкал пальцем в экран и восторженно кричал: "Она бакинка!", словно это говорило о ее таланте.

А потом сестричка, учившаяся в музучилище, притащила домой пятнадцатилетнего сладкого мальчика, кудрявого, как херувим. Называли его Ленечкой и никак иначе. Он сел за пианино и стал играть джаз: закрыв глаза, забыв обо всем на свете.
С тех пор он частенько к нам хаживал - ведь где еще была такая коллекция, как у моего папы. Сестра сшила ему из белого атласа рубашку с пышными присборенными рукавами - для выступлений. Рубашка так красиво блестела, когда Ленечка взмахивал руками.

А потом спустя много лет, мы с моим другом dkluger@ljом пошли в реховотский зал "Кирьят Моше" на джазовый концерт. За клавишами сидел постаревший и пополневший Ленечка Пташка с тем же выражением восторга на лице пухлого херувима. После концерта я подошла к нему, при всей его джаз-банде ткнула себе пальцем в щеку и сказала: "Ленечка, целуй!" Он, озираясь, посмотрел по сторонам, не понимая, что хочет от него эта ненормальная фанатка. Тогда я спросила: "Не узнаешь?" И назвала свою девичью фамилию.

Пташка обнял меня, принялся целовать и возбужденно рассказывать своим музыкантам, путая ивритские и русские слова: "Вы знаете, кто это? В ее доме я впервые узнал, кто такой Эрролл Гарнер! Представляете?!"
Музыканты смотрели на меня с вежливым любопытством.

А потом мы снова слушали джаз и я видела, как он подмигивал мне и вплетал в композицию мелодию из того, далекого семьдесят последнего года, когда он, кудрявый херувим, впивался в клавиши нашего старенького пианино, а я капризничала: "Ленечка, хватит выпендриваться. Я хочу свинг!"

Боже, если бы я тогда знала, что сейчас называют свингом...