Немного о себе, три часа писал!
Родился я в Москве, и лет до 5 был, вроде, довольно послушным ребёнком… Хотя точно не помню. А помню я себя с того самого момента, как пошел в детский сад. Там у меня очень быстро появился друг по имени Стас. Мы, естественно, сразу решили организовать преступное сообщество. Профиль выбрали самый серьёзный из тез, что были нам доступны – пакостники. Мы гадили всем как только можно.
Белое белье, висящее на верёвках в детсадовском дворе, мы регулярно стягивали на землю. Для этого Я залезал Стасу на плечи, чтобы была возможность дотянуться. Стянув все бельё, мы, с чувством выполненного долга, топтали его ногами. А иногда даже бросали его в лужи.
Мы из протестных соображений никогда не спали в детский час! Прятали под кроватями хлебные шарики, скармливали дурачкам земляных червей. Один раз я взял дома кусок наждачки. Притащив её в сад, Я стал думать, как бы её применить. Мы, естественно, устроили военный совет с моим другом. И решили шкурить себе ноги до тех пор, пока не появится золото. Долго, помню, шкурили, сидя в туалете для мальчиков. Стас начал конючить первым, что ему, блядь, больно. Меня это, разумеется, возмутило – какое же золото появится раньше крови?! Короче расхуячили мы себе ноги до крови, за чем нас и застала воспиталка-гадина. В тот день нас отправили домой сразу после обеда.

... А! Была у нас там ещё одна воспиталка – но хорошая. Звали её Алла Владимировна. Мы со Стасом её очень любили, и даже размышляли, как нам убить её мужа и самим на ней жениться. Жалко она сейчас старая – теперь мы уже стали вполне на это способны.
Дрались мы постоянно, причём, почему-то против всей остальной группы… А тех. Кто не хотел против нас драться – били сами просто так. Не особо, конечно, сильно – как умели.
Много там случилось со мной весёлых историй, но общий смысл ясен – ещё в детском саду я стал асоциальным элементом. Воспитатели решили, что мне просто скучно, и в этой связи отправили меня в школу с шести лет. После этого Стаса я потерял из виду на 10 лет. В школе меня ждал обычный класс - всем по семь лет, а мне шесть…
В школе, в принципе, мне было хуже, чем в саду – сказывалась разница в возрасте и то, что нужно было постоянно делать уроки. Учился я легко, но сам факт учёбы меня напрягал. Ничего особенного и памятного там не происходило до тех пор, пока нам во втором классе не выдали значки октябрят. Значок мне училка, конечно, повесила. Но, по приходу домой, папа мне сказал, что такие значки носят только коммунисты. Коммунистов я не любил ещё в детском саду – поэтому значок выкинул в окно. Ну, не мог я носить на себе такую гадость.
На следующий день в школе мне даже объявили бойкот! Классная руководительница стала рассказывать, что меня заберёт милиция, а одноклассники – что меня не переведут в третий класс. Но авторитет моего папы был для меня, конечно, сильнее авторитета училки и одноклассников. Короче, забил я на них хуй. А тут и развал Советского Союза начался, и я оказался самым политически грамотным в классе.
Когда я уже учился в третьем классе мать решила, что у меня необыкновенные математические способности. Способности, наверное, были. Но математику я терпеть не мог. Короче, меня отправили сперва на курсы в математическую школу, а потом, в пятом классе – перевели туда.
Вот где начался для меня настоящий ад! Пятый класс я учился еще более-менее терпимо. А в шестом училка русского языка стала на меня точить свой старушачий зуб. И я нашел способ прогуливать школу легальными методами. Я постоянно претворялся, что у меня болит живот. И научился делать это так естественно, что учителя сами отправляли меня к врачихе, а врачиха – домой. Прогулял я таким методом почти погода. Из уроков любил только граждановедение. Там я всегда твердо выссказывал свою гражданскую позицию. Один раз нам задали писать работу на тему «Гражданин или обыватель». Весь класс написал, что они, конечно, хотят быть гражданами. А я написал, что хочу быть обывателем, так как не хочу служить непонятно какому отечеству – СССР уже не стало, СНГ был слишком мутным, Россия – тем более. Короче, поставил мне граждановед пятёрку, а всему классу четвёрки и тройки. И я, гордый собой, пошел на следующий урок – литературу. Её, как и русский язык, вела ненавистная мне рыжекрашенная старуха. И рааскзывали мы в тот день наизусть какой-то никчёмный пушкинский стишок про Москву. Как её всякий должен любить, уважать и кланяться. Я рассказал на пять, училка даже в ладоши захлопала. Старая собака. И тут встревает какой-то гадёныш. «А он на прошлом уроке сказал, что гражданином быть не хочет!» Я успел подумать, что ему сейчас за гнусные реплики с места замечание сделают. А нет. Уже слышу вопль : «А такой стих рассказал! Лицемер! Я тебе 5 хотела поставить! Два балла! Садись, ты меня разочаровал!» Еще тогда я подумал, что для той страны, о которой я писал и для той, о которой я рассказывал, она не сделала ровным счётом ничего – коммунистка, родившаяся в СССР. С тех пор она меня возненавидела, занижала мне оценки по русскому и литературе… Пришлось переводиться в другую школу, заодно и к дому поближе.
В новой школе успеваемость моя резко возросла. Особенно по русскому и литературе. До девятого класса ничего заслуживающего внимания не происходило – я учился, приходил домой, смотрел «Альфа», «Зелёные просторы», диснеевские мультики, играл в сегу… По вечерам гулял с собакой. А, сразу после школы я шел с собакой на тренировку по буксеровке. Надевал на неё шлейку, прицеплял поводок, садился на санки, и «Вперед!» Весил я тогда немного, а доберман – собака сильная. Короче, в девятом классе зимой я выиграл по этой самой буксеровке чемпионат России. Рад был просто до усрачки. Обогнал толпу ментов из Нижнего Новгорода, приехавших со служебными овчарками. Дали какие-то вазочки, пакет сухого корма и медаль. До сих пор лежит в шкатулке. Я туда теперь разные трофеи кладу: зубы золотые выбитые, значки отнятые, нашивки…
В ночь на 9 сентября 1999 года произошел взрыв жилого дома на улице Гурьянова. В то утро я спокойно пришел в школу, где узнал, что чечены взорвали в Москве дом. Узнав, где именно, я заволновался и побежал к телефону-автомату звонить своей девушке Наташе, которая жила в том районе… Долго звонил, но не дозвонился… Предчувствуя недоброе, я очень злился на всех окружающих. Предлагал пойти отомстить за погибших. Все, кто соглашался, делали это с оговорками – я пойду, если тот, тот – если другой… В итоге все рассосались по домам. Весь день ходил по школе, как наркоман, а дома узнал, что Наташи больше нет… Я взял нож отца – он как-то привёз из Болгарии здоровенный тесак. Пошел на улицу, чтобы какого-нибудь хача завалить. Тогда я чётко видел – вот я выйду, вот идёт чеченец, вот я отрезаю ему голову. А оказалось всё не так просто. Я долго ходил – не было ни одного чурки. Зато я встретил немаленькую толпу ребят, вооруженных арматурой, битами, цепями, ножами, у одного даже был топор. По злому взгляду и тесаку в руке они сразу приняли меня за своего – хотя у меня были довольно длинные волосы. Из Крылатского мы дошли аж до пионерской, пока не встретили жертву. Били очень долго – никогда после этого я себе такого позволить не мог – менты на бобике спокойно проехали мимо, ничего не сказав. Придя домой и забросив в стирку верхнюю одежду, я залез в ванную. Лежал и думал – никто не спасёт нас, кроме нас самих. Никто не спасёт даже того, что сейчас мы имеем в виде современной России, какой бы дерьмовой она не была. Я думал о том, что менты, проехавшие мимо, не могли видеть, кого именно мы бьем - они просто проехали, без всякой идейной составляющей. Я подумал, что точно так же они бы проехали мимо, если бы видели, как кто-то носит мешки с гексогеном в подвал. Я взял отцовскую бритву и стал брить голову. Станком очень неудобно брить длинные волосы, но я, хоть и за 2 часа, это сделал. Так я и стал скинхедом.
Это сейчас я понимаю, что дома взрывали не чечены, а ФСБ. Как в поговорке – кто деньги взял, тот и старушку убил. Но тогда все было иначе. Все казалось более простым. Были бритые друзья, были цветные враги. Поакционировав полгода, я решил набраться знаний. Читал книги, смотрел фильмы. Скороя понял, что враги не только чёрные, но ещё и желтые, евреи, бомжи, репера…
Суть в том, что уже в октябре меня выгнали из школы… Из одиннадцатого класса. Директриса сказала – ты что думаешь, у нас тут военное училище? С бритой головой и в камуфляже можешь и в экстернате походить. Не понравилось ей моё поведение и внешний вид… Знала бы она, что роисходило у меня в голове… Я, помню, стою и думаю : «У тебя же, жирная гадина, по школе наркотой торгуют, парни просто угашеные в школу ходят, колятся в туалетах! А ты меня выгоняешь, хотя я и учусь хорошо и уроки не прогуливаю!»
Ладно, забрал я документы, перевёлся в экстернат. Пришлось, правда, с отцом полгода поработать. Он у меня, как Гомер Симпсон, постоянно новый бизнес открывает. Зато аттестат я получил уже в мае.
К этому же временя я понял, что хороши только те акции, которые ты проводишь сам, а не те, которые тебе навязывают. Навязанные называются стрелками. Как-то мои друзья толкиенисты подписали меня пойти с ними на стрелку. Сказали, что против хачей. Ну, думаю, почему не сходить. Собрались мы в лесу, пересчитались, оказалось 15 человек. Пришли на место. На Крылатских холмах много оврагов – там можно хоть армию небольшую спрятать. Короче, ждём полчаса – никого. И тут сверху, с дороги, кто-то кричит: «Давайте сюда! Они идут!» Мы ломанулись наверх, выстроились линией. Стоим. Слева к нам движется толпа человек в 40 с арматурой и бутылками. Что самое интересное – ни одного хача! Спереди – еще человек 30, правда без арматуры и помельче. А у нас, как у идейных толкиенистов – деревянные мечи. Причём без щитов. У меня, признаюсь, меча было два. Ну, думаю, ладно – пришел – надо драться. И тут смотрю – первая пятерка, та что стояла дальше всего от противника, сваливает. Начинается драка – мне с первого удара ломают один деревянный меч у самого основания. Надо было по дурости ближе всех встать… Я отскакиваю, и замечаю, что свалила вторая пятёрка. На меня движется несколько человек, один из которых выбил второй мой меч в овраг. Я отскочил за ним, вылезаю через несколько секунд, снова вооружившись, и вижу: Один наш лежит, один стоит с поднятыми руками – как раз тот, кто стрелу и забивал – и больше никого нет. И осталось человек десять врагов. Увидели меня «Вали в камуфляже!» ринулись на меня. Делать нечего – я прыгнул назад в овраг и полетел вниз со склона. Слышал, как в деревья попадали бутылки. Внизу, к своему удивлению, я встретил своего дружка Илюшу, размахивающего ментовской дубинкой. «Ну, Че? Когда махаться-то будем?» Балбес, оказывается, искал врагов по кустам и до сих пор думал, что они не пришли. В общем, ушли мы целыми. Но волновало меня не это, а то, что все наши враги были белыми. Оказалось, что меня просто наебали – стрелку забили с конями. А про хачей сказали, только чтобы я согласился прийти.
Этот урок я получил практически бесплатно. Ну, может, ценой двух деревянных мечей, которых несколько дней выстругивал.
Так я и дошел до того, что акционировать надо только с теми людьми, в которых ты уверен, которые не убегут. И не забивать стрелки, а просто нападать на того, на кого положено.
На этой весёлой ноте я и поступил в Московский Колледж Архитектуры и Строительных Искусств. На факультет ПГС. Группа – четыре девки, остальные парни. К моей радости в группе было два скина, с которыми мы очень быстро подружились. Одного звали Антон, а второго Гога. Меня это сперва удивило. Как так Гога и скинхед. Оказалось это просто кличка. Он был похож на гусёнка Гогу из «Чёрного Плаща». Причём так ему шла этак кличка, что его даже учителя не всегда по имени звали. Через некоторое время к нам присоединился еще один джентльмен по имени Леха. Мы очень любили на большой перемене «пойти обувать косых». Для этого надо было поймать вьетнамцев штук пять и сказать им, что они должны по пятьдесят рублей. Обычно они отдавали. Но иногда начинали вопить – приходилось, в целях профилактики, начинать русско-вьетнамские войны. Но это мы пока опустим. В итоге, во вторую зиму моего учения в этом колледже, гуки перестали ходить не то что по одному, но даже и по пять. Они собирались в вестибюле метро и шли колоннами штук по сорок. Выцеплять их стало нереально. И, что самое гнусное, когда они шли такой толпой, вставал выбор – или отойти в сугроб или толкать весь крайний ряд по очереди плечом. Отступать было нельзя. Приходилось в правой руке держать открытый нож, а левым плесом отстаивать свое право белого человека ходить по асфальту.
Много было у нас такого рода весёлых приключений , Лёху один раз даже чуть за это дело не посадили. Шел он как-то ко второй паре, и у самого колледжа столкнулся к гуком. Тот имел наглость сделать замечание.
- Не толкайся!
- Ты что, пизды хочешь?
- Хосю!
Пришлось Лёхе разбить у него на лице очки, и левое стекло вбить в глаз. После чего он, радостный прибежал в колледж. Но гнусный гук сумел это заметить даже одним глазом и без очков. На следующий день к нам в группу заходит мент с китайцем. У того левый глаз заклеен пластырем. Я сразу понял, в чём дело. Мент спросил, кто здесь скинхед. Я быстро сообразил, что, если гук покажет на меня, а у меня на момент выбивания его глаза было алиби, то Лёхе ничего не будет. Подхожу, говорю, что я скинхед. Гук на меня посмотрел, и пальцем на Лёху, сидящего к нему спиной в другом конце класса, показывает.
Мент ему: «Встаньте, представьтесь!» Короче, его уводят. Тут выскакивает наша деканша. «А что? Второго разьве не заберёте? Он тоже скинхед!» Надо сказать, что в этот момент в классе находилось несколько учителей, но жидовкой была только деканша. Много гадостей мы ей за это потом сделали.
Лехе повезло – он договорился с гуком, что заплатит ему денег. Заплатил денег судье и следаку. Гуку ничего не дал, но тот уже забрал заявление. Правда, следаку пришлось заплатить довольно много – оказывается, хозяин общежитий на Соколе давно обещает ментам деньги за то, чтобы они посадили скинов, из-за которых у него половина общаг пустует. Короче, повезло ему. Так я вынес второй урок – не акционируй там, где обитаешь.

источник-tesak-f18@lj

читать полный текст со всеми комментариями