Армейские истории. Про опасные связи.

Когда мы были зайцами, в дедах был башкирский призыв. Не хочу сказать о нем ничего плохого, но у дедов были серьезные противоречия с окружающей средой, особенно с поселковыми мужиками. Эстетического, большей частью, характера.
Поэтому дедам на Новый Год пришлось возгонять зубную пасту и сапожную ваксу, потребляя результат возгонки в качестве праздничной амброзии. Некоторым удалось даже установить спиритическую связь с кремлевскими курантами. Выражение неизъяснимого блаженства уже не покидало их лиц вплоть до дембеля.
Когда мы повзрослели, мы отринули эти алхимические народные рецепты. Половина хлебного пайка легко менялась в поселке на брагу. На дискотеках в санатории мои сотоварищи знакомились с поселковыми девушками. После чего вступали с последними в куртуазную переписку. Порой курьеры бегали в поселок до четырех раз на дню.

Отдавая должное браге, от амурных развлечений я дистанцировался, предпочитая этим неведомым и наверняка опасным связям написание кучерявых стихов и длинных писем в город на Неве.
Отрыв от коллектива был воспринят последним резко отрицательно. И соратники решили надо мной подшутить. От моего имени они стали переписываться с самой разбитной поселковой девочкой. По сравнению с ней Маленькая Вера (овладевшая к тому времени широким экраном) нервно курила у монастырской стены.
Так как ничто не ограничивало свободу творчества шутников, в этих письмах я был сладкоголос, как Ромео, настойчив, как Дон Хуан и похотлив, как поручик Ржевский.
Эпистолярный роман продолжался недолго.
Через месяц оказалось, что девочка беременна. Выяснилось также, что ей недавно исполнилось 15 лет. Потенциальные отцы со свистом скрылись в дальних сопках.
Родня девочки действовала решительно. Отправив дочку на аборт в Усть-Камчатск, мама устроила шмон в ее комнате. И немедленно обнаружила связку писем, после прочтения которых волосы у нее встали дыбом, зато имя отца, этого обольстителя в ефрейторской шкуре, была установлено однозначно.
Тут писателям писем стало не до шуток, и они все рассказали мне. Мне тоже немедленно стало не до шуток. Пришлось вовлечь в заговор майора Кузнецова.
Он и поведал бедной женщине, пришедешей добиваться справделивости, что да де, служил тут такой ефрейтор Петров, записной ловелас, но недавно уволился в запас, ничего больше о нем не знаем. Я же недели три отсиживался в части.
Постепенно все вроде бы успокоилось.
Прошло полгода. Впереди сиял дембель, прекрасный, как спящий прапорщик.
Неожиданно выяснилось, что с авиабилетами на материк в мае большие напряги. В части никак не могли их забронировать.
Я страдал от разлуки с Красной Площадью и Курским Вокзалом. Что сказывалось на несении службы. Я ее уже совсем никуда не нес.
Сопереживая, майор Кузнецов посоветовал после смены сходить в санаторий и попробовать заказать билеты через тамошнего представителя трансагентства.
Но за час до окончания смены мне позвонили из части. Ура. Билеты есть.
Вечером майор Кузнецов заглянул в казарму. С виноватым каким-то видом.
- Все в порядке? – спрашивает.
- Да, - отвечаю.
- Был в санатории?
- Нет, - говорю, - не понадобилось.
- Это хорошо, - говорит майор Кузнецов, - а то я забыл тебя предупредить, что этот трансагент в санатории - как раз мать той девки. Ну которую ты осенью этого...