Ноги были налиты свинцом, руками я медленно - медленно - еще медленней - раздвигал густой - воздух? - это с трудом могло называться воздухом - настолько плотной была темная, гасящая все звуки, субстанция, затопившая ночной ландшафт. Я смотрел вниз - на полынь и бурьян - казалось, что мое тело - ноги - проходят сквозь переплетения колючих трав, как сквозь голографическое изображение -
это все было декорацией. Я знал, что это декорация, и я - тоже всего-лишь деталь сценической машины, винтик театрального процесса. Реквизит. Должны еще присутствовать актеры и зрители - но мне ли дано увидеть их?

Невозможно было поднять тяжелую голову - я видел лишь подножие холма - цель моего трудного пути - и тускло-красные отсветы, падающие на склон. Мне предстояло подняться на вершину, а я уже с ужасом думал о практически непреодолимом огромном расстоянии, отделяющем меня от подножия.

Еще я думал о потоках радиоизлучения, пронизывающих бездны пространства. О пульсарах и квазарах. И о гигантских цеппелинах, парящих среди ажурных кубофутуристических конструкций над вершинами айсбергов. О счетчиках Гейгера и о паре бутылок холодного шампанского. Возможно, это был бред. Или сон - плохой, черезчур затянувшийся сон.

Тускло-красный свет становился все ближе и ближе - я подходил к подножию холма. Для освобождения не будет времени, думал я, медленно - медленно - еще медленней поднимаясь по склону - туда, в тускло-красное. У меня слишком много привязанностей здесь - ты любишь слишком многое - ты не сможешь их потерять, своих любимых - людей, ландшафты, музыку - шептал кто-то на ухо слева - не было сил повернуть голову влево - я медленно - медленно - еще медленней - повернулся всем телом направо - если выберешь путь накопленных здесь привязанностей - попадешь в Мир Несчастных Духов и претерпишь там невыносимые муки голода и жажды, говорили мне прямо в затылок из ночного тягучего мрака. Не соблазнись светом Прета-Локи, обрати лик свой к Бхагавану Амитабе, Отцу-Матери, крикнул истерический женский голос - источник звука находился в точке, лежащей точно посередине между моими барабанными перепонками, прямо за носовой перегородкой - и вечно пребудешь с нами в белых одеждах в ореоле ослепительного света - я тихо засмеялся.

Я представил себе Древо Ночи и руны на его коре: хагалаз, иса, дагаз - знаки тумана, тьмы и обмана. Разве можно обмануть идущего среди холмов - тем более, когда цель его близка?

Я увидел каменные плиты - и понял, что достиг вершины. Все здесь тонуло в тускло-красном полусвете-полумраке. А внизу, там, откуда я пришел, было темно. И, почуствовав легкость в теле, необычайную легкость - я поднял голову.

Вершина холма была плоской, вымощенной шершавыми каменными плитами, растрескавшимися от старости. Башня из тех-же плит высилась надо мной - и исчезала в тускло-красном мареве высоко - высоко - еще выше. Я подошел к башне - она была теплой и пыльной - и нашел вход. Из-под арки выбивалось красное сияние - я вошел и стал подниматься по титанической спиральной лестнице - еще выше - в красное. Кто-то снизу, из мрака, позвал меня по имени, потом, помолчав, сказал тихо и насмешливо “нефункциональная биохимическая машинка, больная заводная зверюшка” - я не обратил внимания - я достиг вершины башни.

Представьте себе Пита Мондриана, рассудительного голандца, внезапно сошедшего с ума - и рисующего свои буги-вуги Нью-Йорка на потолке двумя цветами: черным и тускло-красным. Это практически невозможно - но я его увидел, Мондриана - рисующего Буги-Вуги Нью- Йорка на потолке. Вернее, на водной поверхности, снизу. Как если- бы нырнуть и посмотреть сквозь толщу воды на солнце - это было у меня над головой. Даже не самого художника - он, как и подобает безумному гению, не дал себя рассмотреть, только буркнул что-то через плечо и растворился в тускло-красном, оставив после себя запахи карболки и гниющих морских водорослей - лишь след его безумной кисти - многих кистей - и круги, расходящиеся по водной поверхности от этих стремительных прикосновений. Вереницы двуцветных движущихся квадратов, отбрасывающих двуцветные движущиеся блики на теплые каменные плиты, на мое лицо и руки - и множественные двуцветные движущиеся тени вокруг меня. Это было невыносимо, это было очень страшно. Все только начинается - засмеялся он. Что начинается? - спросил я. Иди ко мне, я расскажу - куда идти? - ты знаешь - я знал.

Я вытянул руки вверх - и упал в черно-красное безумие. Все действительно только начиналось.