О предрассветных сумерках и ...
Состоялось открытие века буднично. Сначала открылся правый глаз. Потом левый. Потом я отметил, что проснулся. У себя дома. Рельеф комнаты был нормален. За исключением одной детали. Около стены стояло пианино. Не отогнав от себя утренний морок я подошел к нему, откинул крышку, прошелся по клавишам... Откуда-то из вчера донеслась мелодия Леграна. Я начал приходить в себя. Вчера в полдесятого вечера позвонила соседка и спроила не нужен ли мне их старое пианино. Оно мне было определенно не нужно, но природная шалость натуры заставила меня сказать, что нужно. Пианино отдавали даром. Когда мы несли его в мою квартиру, лестничную клетку оглашал ржач. Мама была в шоке. Сегодня, когда я спросил ее "Зачем мне оно?" Она хмуро улыбнулась: "Бутылки будешь в него складывать".
Вчера же переезд инструмента отмечали довольно весело, хотя и трезво. Оттуда и взялся Легран, сыгранный соседом.
Потом все, умаявшись, разошлись заполночь.
Осталась только невнятность и пронзительная вязь крусановских строчек, а в серой предрассветной улице я смотрел на камешек, который скоро будет оправлен и найдет приют на моей руке. Камешек в этих серых сумерках, поблескивал, забирал в себя кванты скупого апрельского утра, но обратно не отдавал ничего.
Он был подобен Тебе, ибо ты отражаешь мою радость, но не пускаешь внутрь своей души. Потом был сон, тягучий и бредовый, развалившийся в полдесятого на куски вместе с глотком кофе. На столе лежали деньги за проданную вчера рукопись. Рукопись была продана с потрохами, ибо я не хочу, чтобы под ней значилась моя фамилия.