Настроение: | на досуге |
Музыка: | Mozart - Don Giovanni (i sudetti il Commendatore) |
до хуя масла #2
(содержит национализм, сексизм, призывы к насилию и пропаганду наркотиков)
Шёл я по набережной, апкурен и бодр, глядел на струю, туристов и пароходики. Ляпота. Живу, однако, как на офигенной открытке. "Проводим отпуск хорошо. Женева - город ниибацца." Солнышко светит, Жан-Жак Руссо вдохновенно втыкает на платаны, которых много: хочешь - опирайся на, хочешь - собачку посрать выгуляй под. Великий гуманист смотрит вдаль, туда, где за платанами стоит к нему костлявой жопой уёбищного исполнения Сисси, Императрица Австрийская. На этой же самой набережной много лет тому назад один анархист подло проткнул её императорское величество портновским шилом. До смерти. Мемориальную доску приколотили давно, а памятник открыли с нехилой помпой года полтора назад. Церемония была что надо - с прэссой, жуткой толкотнёй и приглашением до кучи всяких высокопоставленных. Пили, думаю, за упокой.
Узнал я об этом официальном балагане-вернисаже случайно проходя мимо. Помню порадовался невинному развлечению каких-то женевских распиздяев (которые думали, наверное, что они - крутые провокаторы). Бесстрашные антиконформисты в 30 метрах от белых ленточек и букетов, поставили пластиковый стол и небольшой навес, где бухали красное сами и на халяву наливали всем подходившим. Со стола "безвозмездно сдавали напрокат" портновские шила, о чём гласило лаконичное объявление.
Как уже говорилось, памятник склепали во всех отношениях уёбищный. Прочитав по случаю её имп. вел. Сисси краткую биографию, подумал, что так, блядь, и надо. Типа Окуджавы в Москве.
Вообще, набережная, изначально место, думаю, неплохое, в результате старательной заточки декора под туристов оставляет тягостное впечатление. У нас в соседях проживает древняя милейшая бабулька, которая любит оформлять свою квартиру в кистях, бархате и искусственных цветах. Наша соседка запросто могла бы быть в муниципалитете главным дизайнером по набережной. Такое же абсолютно впечатление - анекдотической погребальной конторы.
А туристы прикалываются и резвятся. Бывало выгрузит автобус кучную пачку японцев. На лицах - сосредоточенный, стремительный восторг. Передвигаясь быстрым шагом расстреливают из фотоаппаратов влёт любую яркую деталь пейзажа. Набережная в этом смысле - идеал - компактно и гарно. В Токио от фото все должны быть в восторге. Сувенирные магазины штурмуют дисциплинированно, в порядке иерархии; закупаются кукушками и толщиной (не длиной) в ладонь перочинными ножичками. Интересна любовь этой нации к рафинированному китчу, точнее сочетание этой любви с ритуальным подходом ко всему на свете. Не думаю, что понимаю глубинный смысл культурного явления, но и китч и ритуал в моей душе находят отклик. Тоже люблю тарелочки с золотой каёмочкой и идею чайной церемонии. Есть, однако, одна черта японского национального характера (в туристическом проявлении), которая мне непонятна совершенно - это некая общенациональная ёбнутость на каком-нибудь gadget, каждый сезон разная. В этом сезоне, я так понимаю - просто навороченные какие-то аппараты (то ли видео, то ли фото, я не разбираюсь), у всех одинаковые - входят в стандартный боекомплект. В прошлом году были маленькие такие кепочки, тоже как униформа. У кепочек к козырьку приделан маленький вентиляторчик на батарейках, как зеркало заднего обзора на грузовике. Надел такую кепочку, и, когда жарко, тебя обдувает. Охуенные кепочки, я весь обзавидовался.
Тут же ходят штурмгруппами арабские женщины - нинзи замаскированные под передвижные шапито. Из-под чорных простыней лязгают подошвы грубых армейских сапог, звенят какие-то браслеты и цацки. Они просто ходят взад-вперёд, изредка катаясь на детских каруселях. Глаза блестят. Иногда их сопровождает передовой отряд арабских мужчин, в основном старшего поколения, которые обильно пускают слюни, завидев пухлых сисястых американских туристок, что везде передвигаются с невьебенными рюкзаками, одетые в бесформенные футболки и застиранные шорты. Кто им, при таких ляжках, прописал шорты - убить его из милосердия. Чисто ради спасения психического здоровья эстетов во всём мире. Зато, наверное, охуенно практично, к тому же арабов тОркает. Американцы говорят очень громко, в основном междометиями, перекрывая громкий загробный голос, что вещает из динамиков, установленных в вагонах маленького поезда для туристов, что везёт их туда-сюда промеж клумб и статуй фаллических коней. "А теперь посмотрите направо..." - вещает аудиозапись экскурсии. Справа зависают ушастые албанские парни - жертвы геноцида. Они любят там на набережной зависать часами (сутками?). Стоят в уголках небольшими группами (только мужецка пола, бабцов не видать) и громко сопят, глядя на людской поток на променаде.
И в этом великолепии, статистом в цирке, вышагиваю неторопливо упыханный я - объект и субъект окружающей икебаны. Улыбаясь внутреннему Петру Николаевичу Мамонову, прихожу домой, стучу по клаве эту телегу, затем отправлю, не буду пить вино, а пойду в спортивный зал, а потом, вечером, наверное станцую буги в городе, который я искренне люблю, но хуёвой, странною любовью.
Imported event Original