Pro-bono surgery
Сабине, которая словом и делом создавала мaтериал для этой истории

Алене поставили диагноз «сколиоз» в 7 лет. Болезнь начала стремительно прогрессировать в переходном возрасте. В 13 лет в Москве ей порекомендовали сделать операцию*. Отец тогда же привез ее снимки в Америку, была возможность показать их доктору Z. S-образный сколиоз, искривление – 90 градусов в верхней части позвоночника, 70-80 градусов в нижней. Это осложняло работу легких, сердца, затрудняло нормальное физическое развитие, в перспективе делало невозможным вынашивание ребенка. Доктор Z. не сомневался, что нужна операция. Сам он по возрасту уже не оперировал на позвоночник, но сказал, что посмотрит, что сможет сделать. Через полгода он позвонил и сказал, что нашел врача, который бесплатно сделает операцию. Для пребывания в госпитале (это уже помимо операции) была составлена смета в 138 тысяч. Нужно было утвердить смету, это заняло 8 месяцев. Операция состоялась через полтора года после того, как доктор Z. увидел снимки. К тому моменту Алене было почти 15 лет, рост позвоночника прекратился (так и должно быть, потому что в позвоночник вставляют металлический стержень, и дальнейший рост происходить не может), но позвоночник полностью закостенел, что усложняло задачу. Дуга наверху составляла 122 градусов, гибкость позвоночника настолько уменьшилась, что, наклонившись, можно было выпрямить дугу всего лишь на 2 градуса. Простым человеческим языком, это означало горб. Легкие были задействованы на 50%.
За полтора месяца сделали две опрерации. За две недели до операции начинают готовить. Интересная деталь – кровь для операции брали перед операцией не только у отца, но и у нее самой взяли литр. Всего ей понадобилось 8 литров по ходу двух операций. Готовят также и морально. Говорят: ты можешь испытать дискомфот. Это оказался не совсем правильный прием, потому что когда начиналась адская боль, Алена думала, что что-то идет не по плану. Сначала позвоночник почистили, удалили диски, после чего он остался в полуразобранном состоянии и подлежал вытягиванию. Сама операция заняла где-то 8 часов. Потом стали вытягивать.. Вытягивание было очень мучительным – кресло для вытяжки представляло из себя констукцию с «нимбом», который болтами вкручивали в череп, «нимб» был скреплен с устройством типа лебедки с грузом на другом конце. Надо было каждый день сидеть в этом кресле по 12 часов. Потом конструкцию стали оставлять и на ночь, а груз наращивать. Выдержать это 24 часа в сутки Алена не могла, так что на какое-то время груз все же снимали. Зато в кресле можно было повсюду ездить – в сад при госпитале, в комнату с Интернетом.
Через месяц была вторая операция – вставили стержень, после чего позвоночник должен был срастись в единое целое, и подпилили ребра. Подпиливание ребер – дело косметическое, чтобы не было горба. Послеоперационные боли в основном именно из-за ребер. Эта операция заняла 12 часов. Первые дни послe операции Алена находилась в палате интенсивной терапии (Intensive Care Unit, recovery room). В первый день в такой палате к пациенту приставлена своя медсестра, после – одна медсестра на двоих. Алена провела в интенсивной терапии дольше, чем планировалось, поскольку в первую же ночь выплюнула дыхательную трубочку, которую решили не вставлять обратно, но внимательно наблюдали, чтобы в легких не накапливалась жидкость. После операции Алена провела в госпитале еще две недели. Критерием для выписки было то, что она уже могла медленно, но самостоятельно, ходить по лестнице.


Алене в госпитале выделили перводчицу. Первый вопрос, который та задала, правда не отцу Алены, а Сабине, был «Как вам это удалось?» Ответа нет, потому что кроме очень тяжелой формы сколиоза и знакомства с доктром Z. ничего не было. Переводчица рассказала о другом случае. Привезли девочку из России, 4х лет, она имела тяжелейший порок сердца, уровень кислорода в крови был несовместим с жизнью, девочка не ходила. После операции стала ходить, разговаривать, развиваться нормально. В 8 лет (как раз тогда, когда в госпитале находилась Алена) ее привезли на дополнительную операцию. Все это тоже за счет госпиталя.
Помимо бесплатной работы хирурга, госпиталь потратил в Аленином случае деньги, вероятно, б'ольшие, чем было утверждено в смете, потому что Алена провела на несколько дней больше, чем предполагалось, в recovery room, где каждый час на вес золота.
Я видела Алену этим летом. Через год после операции у Алены осталось искривление 20-30%, в обтягивающей одежде видна ассиметрия лопаток, но она стала высокой, стройной, сильной и красивой барышней с характером. Доктор, который делал операцию, посмотрел ее, остался доволен, сказал, что теперь ей можно заниматься спортом, хотя гимнастикой вряд ли. Напоминаю, в позвоночнике – металлический стержень, ограничивающий гибкость.
Хочется закончить на оптимистической ноте – вот какие чудесные вещи бывают в Америке. Но почему-то не получается. Есть замечательные доктор Z. и хирург, который оперировал Алену, и другой хирург, который оперировал неизвестную мне маленькую девочку. И госпиталь утвердил смету в том и другом случае. И это здорово, и спасены два конкретных ребенка.
Но есть система. Ее можно обойти индивидуально, а статистически – нет. Но это уже другая тема – про десятки миллионов проживающих в Америке с неполноценной страховкой и вовсе без таковой.

---
* Примечание: операции такого типа делают также в Санкт-Петербурге, подготовка занимает год. Делают и в других местах в России (Новосибирск?), об этом у меня нет достаточной информации. Отец Алены посетил клинику в Питере, и, возможно, из-за сложности Алениного случая, не решился довериться специалистам там. Это само по себе ничего не говорит о возможностях в России, я просто пытаюсь объяснить, почему отец Алены стремился сделать операцию в Америке. Я знаю случай, когда девушка поехала делать такую операцию из Израиля в Россию (операция прошла негладко, занесли инфекцию, но речь о том, что такой выбор вполне возможен; я знала по крайней мере двух детей, которым сделали операцию в России без таких последствий - впрочем, давно, в 80х, с тех пор все могло измениться).