Классика
Разговор шел о том, что
Австрия вылетит в трубу.
Говорилось об этом как о чем-то, не подлежащем сомнению.
Один за другим сыпались афоризмы. Каждое слово из этих
афоризмов суд, безусловно, определил бы как доказательство
государственной измены, и их обоих повесили бы.
-- Государь император небось одурел от всего этого,--
заявил Швейк.-- Умным-то он вообще никогда не был, но эта война
его наверняка доконает.
-- Балда он! -- веско поддержал солдат из казармы.-- Глуп,
как полено. Видно, и не знает, что война идет. Ему, наверно,
постеснялись бы об этом доложить. А его подпись на манифесте к
своим народам-- одно жульничество. Напечатали без его ведома --
он вообще уже ничего не соображает.
-- Он того...-- тоном эксперта дополнил Швейк.-- Ходит под
себя, и кормить его приходится, как малого ребенка. Намедни в
пивной один господин рассказывал, что у него две кормилицы, и
три раза в день государя императора подносят к груди.
-- Эх! -- вздохнул солдат из казармы.-- Поскорей бы уж нам
наложили как следует, чтобы Австрия наконец успокоилась.
Разговор продолжался в том же духе. Швейк сказал в пользу
Австрии несколько теплых слов, а именно, что такой идиотской
монархии не место на белом свете, а солдат, делая из этого
изречения практический вывод, прибавил:
-- Как только попаду на фронт, тут же смоюсь.
Так высказывались солдаты о мировой войне. Вестовой из
казармы сказал, что сегодня в Праге ходят слухи, будто у Находа
уже слышна орудийная пальба и будто русский царь очень скоро
будет в Кракове.
Далее речь зашла о том, что чешский хлеб вывозится в
Германию и что германские солдаты получают сигареты и шоколад.