Вечный ребёнок
Продолжение
Предыдущая часть здесь.
Затем мы косили, несмотря на то, что на дворе лишь весна, высоченную, выше моего роста траву.
Потом соорудили в ольховой роще шалаш с твёрдым намерением заночевать в нём.
А потом.
- Ребятки, пойдёмте за водой! - бабушка протянула нам два больших жестяных ведра.
Вышли из дома. Опять в маленькую калитку. Вновь нырнули под полог самшита.
Сказочный мир.
Яркая, невысокая, сочно-зелёная трава. Россыпи незабудок. То тут, то там, корявые, как из мультфильма, силуэты поганок.
И среди всего этого - камни. Огромные валуны, укрытые глубоким, топким одеялом мха.
Мох повсюду: на тропе, на камнях, стебли травы пробиваются сквозь моховую перину.
И даже ветви крепких, как сталь, деревьев укрыты мхом.
Зелёные кудри свисают с ветвей к земле длинными бородами. Виднеются под самыми кронами.
А оттуда, из разрывов невысоких крон, бьют в землю, словно от прожекторов, яркие солнечные лучи, выхватывая из сумрака самшитового леса хитросплетения стеблей цветов, блестя, словно в гранях бриллиантов, на редких росинках, играя в вычурных узорах паутины.
Тонкая тропинка вьётся среди камней, петляет между зелёными стволами.
И вдруг она обрывается. Овраг. Тот самый, что мы не смогли преодолеть в прошлый раз.
Но сейчас его русло сухо. Коричнево-серые камни, будто покрыты вековой пылью. Словно и не проносилось здесь мутного ревущего потока.
Спуск по тоненькой дорожке на дно.
Вот и камешки заскрипели под подошвами кед.
И сразу - подъём на другой берег.
- Тут раньше подвесной мост был - говорит нам бабушка - но хозяева дома уехали, за ним перестали ухаживать, и люди его убрали, что бы чего не случилось.
Тропинка резко повернула влево и пошла под уклон.
И где-то рядом - рукой подать - послышался шум падающей воды.
Шаг, другой... Куда теперь? Впереди только край скалы обрывается многометровой стеной вниз. Даже вершины высоких вековых деревьев ниже нас - колышутся где-то там, вдали, баюкаемые ветрами.
Но ещё шаг, и права, из-за огромного валуна проглянула водная гладь.
И вот мы на небольшой площадке.
А справа от нас зияет жерло пещеры.
В ширину оно метра три. Но в высоту - полтора.
Солнечный свет пробивается вглубь на несколько метров, подсвечивая полупрозрачные сосульки сталактитов. А дальше - тьма. Бездонная тьма. И из этой тьмы навстречу нам бежит чистый, как солнечный свет, ручей.
Выбегает из пещерки, задерживается в небольшом - метра два в длину, метра полтора в ширину и с полметра в глубину - озерце, что бы потом сорваться с головокружительной кручи звонким водопадом.
А дальше, за площадкой, между нами и соседней, кучерявой от зеленых крон деревьев, горой, широкое и глубокое ущелье. И где-то там, в его глубине, блестя в солнечных лучах, пенясь в перекатах и красуясь озёрцами и омутами, бежит река. Река с именем гордой горянки, Гумиста.
А над этим всем – небо. Иссинее. Бездонное. Бескрайнее.
Гордые орлы выводят в том небе свой хоровод.
Вольные облака несутся куда-то, в сторону своего неведомого дома.
И Солнце заливает с него мир своим тёплым и ласковым светом. Мир, в котором, кажется, мы будем жить вечно. Будем жить ненасытной, яркой жизнью. И думается, что впереди только счастье, только радость. Впереди ещё всё детство! Впереди – миллионы открытий. Впереди – вечное наслаждение этой землёй, редкой удачей жить здесь.
Кажется, впереди – целая жизнь. Яркая жизнь.
Набрали воды. Астик с лёгкостью подхватил ведро, и побежал по тропинке к дому.
Я же своё поднял с трудом. Ох, как непривычно!
Потопал, расплёскивая воду, вслед за другом.
Теперь уже не до любования природой. Осилить бы ношу!
Вот и день начал подводить черту под своими делами. Минута, другая. Поблекли краски. Прохлада опустилась на сад, на травы, на камни и цветы.
И вот уже яркие южные звёзды усевают небосвод, да луна косится на нас, восхищённо взирающих в глубину космоса…
В шалаш ночевать не пошли. Стоило солнцу скрыться за хребтами гор, сразу похолодало.
Бабушка с дедушкой вынесли на веранду стол. Зажгли керосинку. К дому ещё не протянули снятые предыдущими хозяевами электрические провода.
На площадке перед домом дедушка разжёг костёр. Пока нагорал жар, приправил куриную тушку, соорудил мангал, да вырезал из лещины пару шампуров.
И вот мы уже вдыхаем аромат коптящегося над углями мяса.
Бабушка в это время нарезает овощи. А Астик заваривает по собственному рецепту ароматный чай из смеси чайной заварки и собранных где-то тут, прямо на участке, трав.
А ночь наполняется шумом и гомоном.
Где-то на соседней горе раздался волчий вой.
А вот заухали совы.
А вот кто-то неизвестный заскулил в черноте леса. Его крик, то жалобный, то сердитый, носится по ночному миру, словно приведение, пугая, будто бы случайно забредших в этот сказочный мир, людей.
А мы сидели на веранде в неверном свете керосинки. Ели горячую, только с углей, ароматную курицу, сочный салат, отламывали ломти от душистого каравая и запивали их душистым, терпким чаем.
Горы живут своей жизнью. Неповторимой, неподражаемой. Вечной жизнью без конца и начала.

Так началась череда наших поездок на дачу.
Тогда, много лет назад, всё это: эти, казалось, нетронутые леса, эти ручьи и горы, эти пещеры и пёстрые заросли - всё это было манящим, необычным. И каждый день - новым.
Природа меняется на глазах. Кажется, вот, вчера только ветви черешни были укутаны пухом цветов. А сейчас смотришь, уже темнеют среди зелени листвы тяжёлые, будто бы чёрные от спелости ягоды.
Ещё вчера лес был светлый, убранный сочной молодой листвой. А сегодня глядишь, кудрявится тёмной зеленью. Шелестит в ветру провисшими под собственной тяжестью ветвями.
И каждый день - новое открытие. Каждый день, проведённый среди этих скал, в тени деревьев, на реке - каждый день, это приключение.

Разгар летних каникул.
Астик для чего-то приехал из деревни. Ну и, естественно, я его сразу же позвал с собою, на дачу.
И вот уже мы вдвоём со смехом подскакиваем на заднем сиденье тряского автобуса.
Где-то под сидением, среди ног, носится от борта к борту тяжёлый чёрный диск запасного колеса.
С громким шорохом, словно шипя, оно скользит по запылённому полу, гулко ударяется о стойки сидений, борта, панели обивки. А затем, на следующей кочке, отскакивает обратно, что бы с шипением пронестись у самых ног.
Автобус подпрыгивает на кочках. А мы хохочем, подлетая на заднем сидении.
Эти места самые тряские. Именно поэтому ездить на них веселее всего.
Из-за "запаски", которую водитель нашего автобуса всегда кидает под задний ряд кресел, мне бабушка с дедушкой не особо охотно разрешают ездить на этих сиденьях.
Но сейчас бабушка и дедушка далеко. Бабуля дожидается нас на даче. А дед - дома, в Сухуми. Небось, придет с работы, пойдёт на пляж... Ну, ничего! Мы сегодня в реке накупаемся!
А автобус, хрипя усталой коробкой передач, да взвывая натруженным двигателем, ползёт всё выше, и выше.
Солнечный свет пробивается сквозь кроны деревьев, расцвечивает пятнами белую от пыли каменистую дорогу. И от этой светотени дорога выглядит выкрашенной в камуфляж.
- Тыр-р-р-р-р-в-в-в-з-з-з-з! Хр-р-р-р! - тарахтит жёлтый ПАЗик.
Открытый люк цепляет низко нависшую ветвь, и в салон, с шелестом и треском, летит охапка жесткой зелёной листвы.
- Слушай, Астик! - вспоминаю я - Мы в тот раз с Власом на горку за дом дяди Кости ходили. Там, в лесу, видели каменные плиты.
- Покажешь? - глаза друга загорелись.
- Конечно! Пошли сегодня!
А автобус, с треском, хрустом и урчанием, бежит вверх и вверх, всё дальше от реки, всё ближе к вершине горы.
Поворот.
Ещё поворот.
И вот из кабины раздался голос водителя: "Ребята! Развилка!"
Автобус притормозил, дверь-гармошка со скрипом сложилась, и мы, только и крикнув: "Спасибо!" - выпрыгнули на залитую солнцем придорожную полянку.
Автобус взревел, захрустел, затрещал, и, обдав нас облаком пыли, подпрыгивая в выбоинах и на кочках, покатился за поворот, туда, вперёд, где у горизонта горят белым сиянием островерхие снежные вершины.
Вон они, кажется, протяни руку, и сорвёшь белый многогранный бриллиант. И будет он сиять в ладони...
Автобус скрылся за поворотом, унеся с собою весь шум и треск.
И вот мы стоим на развилке дорог. И только шум ветра, да птичье многоголосье носятся в воздухе над нами.
Ни криков, ни городского гомона, ни тарахтения двигателей... Ничего. Только ветер и птицы. Да шелест листвы. Да бриллианты вершин у горизонта.
Подхватили сумки и рюкзаки. Потопали к дому.
Проходим мимо фермы. Она пуста. Только ставни скрипят на ветру... Сюда бы ещё перекати-поле, и, точно, картинка из вестерна получится.
Ферма ушла в горы.
Каждое лето пастух дядя Саша выгоняет коров туда, ближе к горящим белым пламенем вершинам. Там и трава сочнее, и гнуса нет.
А сейчас на ферме - никого.
Поскрипывают не мазаные петли. Да ветер завывает в закоулках пустого помещения.
- Вау! Тут в ковбоев классно играть! - пришла в голову Астику мысль.
А что? У дяди кости есть кони. Он даст нам покататься.
Осталось дело за малым. Где взять револьверы?
Идём по тропинке, чешем затылки...
- Слушай! - приходит мне идея в голову - А давай вырежем их из дерева!
- А что, давай!
Бегом побежали вниз по склону к калитке.
- Бабушка!
- Елена Ефимовна!
Врываемся во двор, кидаем поклажу на крыльцо, и, не дождавшись, пока бабушка появится на веранде, несёмся вниз по склону, в ольховую рощу.
- Ребятки, куда вы? - сзади раздаётся голос.
Но нам уже не до этого. Каждый уже выбрал по толстой ветке, достали ножи и сосредоточенно срезаем их. Мы сегодня будем ковбоями!
Бабушка вынесла во двор стол и раскладные алюминиевые стулья с высокими спинками.
Мы, не отвлекаясь от изготовления нашего "оружия", наворачиваем гречневую кашу с мясом, и тут же, за столом, продолжаем вырезать игрушки.
И не беда, что на настоящие они походят только издалека. Зато мы их делаем сами - а у нас во дворе самодельные вещи ценятся куда выше, чем даже самые "крутые" "покупные".
И вот, запихнув "револьверы" за пояс, мы уже топаем обратно, туда, наверх, к остановке. Сегодня мы решили выпросить у дяди Кости лошадей, и устроить родео. Или охоту на бандитов. Или нападение на дилижанс с деньгами. Чем мы займёмся, мы ещё не решили.
Дядя Костя против наших покатушек на лошадях не возражал.
- Только, ребята, без сёдел неудобно будет. Возьмите в сарае.
- Деда, можно я с ними? - внук дяди Кости, Одиссей, коренастый мускулистый мальчишка - просится с нами.
- Иди. И лошадей поймать поможешь.
Полезли в сарай. Сёдел не видно.
- Да давайте так! - предлагает Одиссей.
Схватили верёвки, и побежали обратно на ферму.
И вот уже наша троица взгромоздилась на трёх жеребцов, опутанных самодельной сбруей.
Одиссей и Астик отлично держатся верхом. А мне непривычно. Я мало ездил на лошадях. Но показать это стыдно.
- И так, - объявляет Астамур - сегодня по этой дороге будет проезжать дилижанс с деньгами! Предлагаю захватить его!
- Да! Добыча будет огромной! - поддерживаю его.
И, пристёгивая коней хворостинами, мы понеслись по полю в сторону дороги.
Сидеть без седла неудобно.
Взмыленные бока коня обжимают голые ноги. Скользко. И немного страшно.
Но я вижу, как лихо гарцуют впереди друзья, и стараюсь не отставать.
Перелетели через изгородь.
И тут внизу, где-то около нашего дома, послышался шум мотора трактора.
- Дилижанс! - Одиссей выхватил сучковатую ветку, которая символизирует его "Винчестер".
Осадили коней. И повели их в тень кустов, за заросли ежевики.
Шум трактора всё ближе, и ближе...
И вот на дороге показалась синяя "Беларусь" дяди Карло.
Со свистом и гиканьем вылетели мы наперерез. Кони ржут, Астик поднял своего на дыбы. Я целюсь из своей палки, и кричу: "Бах! Бах!"
Трактор резко остановился.
Одиссей соскочил с лошади, и кинулся к кабине: "Эй, в дилижансе! Вы задержаны! Давайте деньги!"
Дядя Карло хохочет: "Эй, ковбои! За эти деньги шериф сдёрнет вас на виселицу!"
Но я делаю: "Бах! Бах!" - и дядя Карло, картинно схватившись за грудь, поникает в кабине.
Дилижанс взят!
Добыча у нас!
Астик срывает с придорожной ольхи пару десятков листьев - это будут доллары.
- Поехали в лес делить деньги! - кричу я - Астик, помнишь, мы хотели на горку выше дяди Кости подняться?
Разворачиваем коней, и мчимся вверх по пыльной дороге.
А сзади слышим тракториста: "Ох, дети!" - а потом: "Эй, ковбои! Коней не загоняйте!" - но мы уже скрылись за поворотом.
Тут осадили скакунов. Пошли дальше неспешно, радостно обсуждая детали засады.
Вот и дом дяди Кости. Его жена, тётя Маргарита, машет нам, стоя на крыльце.
Вот проехали дом тёти Лены. В доме тишина. Во дворе тоже никого. Видно, все разбрелись по делам.
Дневной зной висит горячей пеленой в воздухе. Трещат насекомые. Поют птицы. Что ещё нужно для счастья?
- Одиссей, а ты, когда вырастешь, кем будешь? - спрашиваю я одного из друзей.
- Я... Я в Грецию уеду, и буду автомехаником. Там они хорошо зарабатывают. Буду летом сюда приезжать, бабушке и дедушке привозить подарки. А когда много денег заработаю, опять сюда вернусь. У меня своя ферма будет.
- А ты, Астик?
- Я... Я не знаю. Я лесником стать мечтал. Я горы люблю. Природу люблю. Буду в лесу жить. Охранять его.
- Ага, и деревья пересчитывать! - хором смеёмся мы.
- Ну, деревья не знаю... Я ещё на компьютере научиться хочу... Но там, говорят, математику знать надо. А я в ней не силён.
Я, может, учителем карате стану! Вот! У меня со спортом всегда хорошо было! - Астик прямо посветлел. - Вот, буду лесником работать, а в свободное время карате преподавать!
- А ты кем быть хочешь? - оборачиваются ко мне друзья.
- Я... Я - военным. Или зоологом. Буду зверей изучать...
- О, зоологом будешь, вместе по лесу ходить станем - смеётся Астик. - Я тоже зоологом быть хотел. Даррела читал? Вот мне он очень нравится. Но там мороки много - прибрать за зверями, накормить, помыть их, лечить... Это, как в деревне... Нет, не так интересно...
- Слышь, Астик - предлагаю я - а давай, когда в армию пойдём, вместе в военкомат придем, и попросим, чтобы нас вместе служить отправили. Нас же одновременно призывать будут!
- Давай! Но я в горах служить хочу.
- И я. Или на море.
- Нет, на море - долго. Там четыре года служат, во флоте. Я хочу два года отслужить, и потом работать пойти. Может, ещё учиться пойду потом - не знаю...
- Ну, в общем, в военкомат вместе пойдём! - мы свели коней, и хлопнули по рукам.
- А ты куда служить пойдёшь? - обращаемся к Одиссею.
- Я... Я не знаю... Я пока не решил... Мне ещё долго до армии.
- Ну и нам долго! 10 лет почти!
- Ну не знаю... Куда призовут, туда и пойду...
Дорожка юркнула в чащу леса, и спустя мгновения нас окутала влажная прохлада.
Этот лес не жаркий. Не знаю, почему.
Куда ни кинь взгляд, повсюду заросли лещины, ветви которой усыпаны неспелыми орехами.
Свернули с тропинки.
Запах лошадей смешался с ароматами цветов, прелой листвы, душистой смолы.
Редкие сосны то тут, то там виднеются посреди разнолесья.
Земля почти без растительности - свет почти не пробивается сквозь густые кроны.
Сказочный лес.
Остановились, что бы насладиться сумрачной красотой. И в ту же секунду в воздухе повисло тоненькое многоголосое: "В-з-з-з-з-з!" - и мои ноги, торчащие голыми из шорт, да оголённые из-под футболки загорелые руки, вмиг покрылись слоем жадного комариного племени.
- Хлоп! Хлоп! - хлопаем себя. А потом: "Но, поехали!" - и не разбирая дороги ломимся сквозь буреломы лесной чащи. А за нами, тоненько звеня, несётся серыми облачками гнус.
Треск ветвей под лошадиными копытами, хлопки наших ладош, звон комарья - всё спуталось, смешалось.
И вдруг: "Тпру!" - осаждаю своего жеребца - Астик, Одиссей, что это?
Среди зелени лещины, на выхваченной из сумрака пробившимся сквозь густые кроны лучом света, папоротниковой полянке, громоздятся друг на друга огромные каменные плиты. Будто бы стоял здесь дом великана, но не вынес ударов стихий, и рухнул.
Подъехали, похлёстывая себя вениками из свежесломанных веток.
Плиты, толщиной сантиметров 40, длиной метра 3-4 и шириной метра 2, лежат кучей.
Одна из них стоит на ребре. Ещё три, расколотые в нескольких местах, привалились к ней так, будто бы они когда-то стояли коробкою.
А поодаль, из высоких кучерявых зарослей папоротника виднеются обломки ещё одной.
- Это что, такое? - удивился я - Похоже на штуку, что стоит перед городским музеем.
- Ага, точно, дольмен! - подтверждает Астик.
- Да тут их несколько штук! - вдруг выдает Одиссей.
Мы замерли, отвесив от удивления челюсти. Я - оттого, что сам факт наличия в этих чащах чего-то жутко древнего удивлял. А Астамур ещё от того, что знал о предназначении дольменов - в незапамятные времена в них хоронили знать. И если тут есть другие сооружения, то мы находимся в по-настоящему культовом месте.
Поехали дальше.
Одиссей показывает нам белые руины других сооружений.
Вот просто нагромождение обломков. А вот кое-что и поцелее - в глуши чащи возвышается П-образная конструкция из трёх сохранившихся плит. Две из них стоят вертикально, а ещё одна образует крышу.
Но комарьё тоже не расслабляется. И, спустя полчаса, мы, искусанные и исхлёстанные, вынуждены повернуть коней.
И вот снов солнечный свет бьет по глазам.
Снова пылится белая дорога.
Но всё. Пора домой.
Спускаемся к ферме. Отпускаем жеребцов.
И вот Одиссей, помахав рукою на прощание, побежал вверх по склону.
А мы идём к дому. Солнце уже давно минуло свой зенит, и валится к горизонту.
Ещё немного, и пронесётся над горами короткий, как миг, закат, и этот дивный мир попадёт в объятья бархатной тёмной ночи.
- Астик, а вот ты до скольки лет хотел бы дожить? - спрашиваю друга, почёсывая на ходу зудящие места комариных укусов.
- Я? Я думаю, человек живёт, пока он сам хочет. Или пока нужен другим.
Поэтому я буду жить вечно.
- Потому что всегда будешь нужен?
- Нет! На счёт нужен - не знаю. А вот то, что я обожаю жизнь, это точно! А ты?
- А я тоже думаю, что жизнь - одна. И надо наслаждаться каждым её мгновением. Её надо пить жадными глотками. И радоваться даже самому тяжёлому мигу. Потому, что он не повторится.
- Да ты-поэт! - Астамур рассмеялся - А думаешь так же, как я.
- Ну не зря мы вместе в военкомат пойдём!
А теплые сумерки уже укутывают мир.
Час - полтора, и вот уже искры костра несутся к небесам, к огромным южным звёздам.
Мы ужинаем во дворе.
Вдыхаем аромат приготовленной на огне еды. Вдыхаем аромат костра. Погружаемся в аромат ночи.
А мир наполнен мириадами звуков. Скрипы, уханья, вой, лай - всё перемешалось в этом полном мире.
Но ночь, словно вода губку, всё сильнее и сильнее пропитывает окружающую реальность.
И вот уже мы, устав любоваться ночной красой, побрели в дом.
Завтра будет новый день.
Завтра будут новые приключения.

Проснулись поздно.
Я вышел на уже раскалённый солнечным жаром двор. Стою, наслаждаюсь тишиной знойного леса.
- Ребятки - раздался голос бабушки - не поможете огород перекопать?
- Да, конечно, Елена Ефимовна! - отозвался Астамур.
Продолжение