Мама. 02.02.1939--27.06.2008
Вроде и болела, но вроде и была до последнего момента жизнерадостной. У нас с Рюкенау никогда не было никого ближе и любимее. Все получилось неожиданно, довольно быстро и несправедливо. Мама была красивее и лучше всех, и это не просто слова любящей дочери -- это правда. У меня есть семь страниц ее маленьких зарисовок о прошлом. Остальное -- в ушах и глазах, видно так теперь всегда и будет. Мы не прощаемся.

Воздушные ямы

Хорошо быть молодой и красивой. На каникулах мы с сестрой улетали из Тбилиси в провинцию к родственникам.

Самолет был самым обычным, да и лету-то было всего сорок минут. Вместо кресел – длинные лавки, никакой стюардессы. Два пилота и механик. В салоне, как в «Мимино», люди с корзинами и помидорами, яйцами, связками кур-петухов. Но гигиенические пакеты обязательны – воздушные ямы.

Самолет взлетел, через минут 10 второй пилот вышел в салон, подошел ко мне и пригласил полюбоваться природой из кабины пилотов. Я удивилась и сказала, что мне и здесь все хорошо видно.

– Ну, ладно, – сказал он, лукаво усмехнувшись.

Через минуту началось. Самолет то взлетал ввысь, то стремительно падал вниз – ямы. То взлет, то падение. Через каждые две минуты дверь пилотной отворялась и коварный летчик смотрел, как я себя чувствую. Я, как редька, сидела крепко, гордо вскинув голову, вцепившись в железную лавку. Народ держал у ртов гигиенические пакеты. Сестра мне делала знаки: «Ну, сходи, что тебе стоит, я уже не могу, все кишки наружу». Я глазами: «Ни-ког-да!» Что я – мопассановская Пышка? Старухи зло смотрели на меня, умоляя сходить в кабину. Я упрямо отказывалась подчиняться. После десяти минут терзаний качка и падения прекратились, и меня оставили в покое.

Когда самолет приземлился, экипаж, проходя мимо меня, отдал честь, и в глазах этих зверских пилотов я прочитала уважение к своей особе.

Дома мне от сестры досталось, но это уже другая история.



Мама -- директор, вторая слева