Первое мая в Окучанах


В Западной Славонии, в районе Пакраца и Окучани, откуда в начале войны сербы выдавили хорватов, не было ни шахт, ни больших заводов, но, зато, по территории, контролируемой сербами, проходило шоссе Загреб-Белград. ООНовцы называли эту территорию «Sector “WEST”». Чтобы попасть из центральных районов Хорватии в Восточную Славонию, минуя сербскую территорию, хорватам приходилось делать огромный крюк, причем, не по самым лучшим дорогам. Потом сербы и хорваты смогли договориться, и шоссе для хорватов было открыто.




Ах, какое там было шоссе! Построенное незадолго до войны, гладенькое, с разделительной полосой, оно, несмотря на договоренности, было полупустым. Пронесется рейсовый автобус, пролетит грузовик с продуктами, изредка проскочит легковая машина с нервничающим хорватом-водителем, и снова пусто на шоссе. Договоренности – договоренностями, но все торопились проскочить сербскую территорию побыстрее, поэтому зимой, когда асфальт прихватывало изморозью, машины, бывало, улетали в кювет.




У огромной фуры на ходу развалился груз, и на обочину вывалились коробки с банками мясных консервов. Золотистые банки с эмблемой Евросоюза на боку лежали в траве, а водитель объяснялся с хорватским полицейским и с ООНовскими полицейсками-поляками. Полякам надо было куда-то ехать, но они должны стоять и кого-то ждать, поэтому они злились на водителя грузовика, и один поляк негромко ругался: «Курва пердолёна!..».
Нормальные мужики, многие еще не забыли русский, который учили в школе, но один, Анджей, принципиально разговаривал с нами только на английском.




Из Окучан и в Новску, и в Нову Градишку, можно было добраться по обычной дороге, которая шла параллельно шоссе, но по ней не ездили ни сербы, ни хорваты. Мертвые были места. В одном месте на обочине ржавел сгоревший танк, большие двухэтажные дома, стоявшие вдоль дороги, были разбиты в ходе боев, и разграблены. Я заходил в некоторые дома в поисках выброшенных книг или фотографий, но везде было пусто.

Читать в Окучанах было нечего. Хорошо, что у Надежды, русской, вышедшей замуж за серба еще в начале семидесятых, нашелся «Идиот» Достоевского, которого я и читал. Читал вдумчиво, не торопясь. Читал впервые в жизни.

Иностранцы, сотрудники ООН, жили и на хорватской территории, и на сербской, поэтому начальство (те еще бюрократы!) решило составить план эвакуации. Самое главное в этом плане было – разобраться, кого и откуда надо эвакуировать. Три недели я ездил по селам, где жили русские и поляки, шведы и канадцы, нигерийцы и пакистанцы, непальцы и индонезийцы (ой, кого там только не было!), вычерчивая схемы, для тех, кто в случае опасности должен был эвакуировать какого-нибудь Яцека или Мухаммеда.
«На перекрестке свернуть направо, доехать до сожженного грузовика, свернуть налево на грунтовую дорогу, проехать двести метров до дома, стоящего в поле…».
Каждую схему в прозрачный файл, файлы в папку… Здоровый кирпич получился!
Как это обычно бывает, мой титанический труд никому не пригодился.




Войска у хорватов уже были готовы, но, для того, чтобы начать наступление, им был нужен повод.
29 апреля на заправке в Новой Градишке, куда сербы, в соответствии с договоренностями об открытии ими проезда по шоссе, могли приезжать и заправлять свои машины, хорват, до войны живший в Окучанах, подошел к сербу, своему земляку, и без всякого скандала, без толканий в грудь, и без выкриков «А ты кто такой?», перерезал ему горло. Когда брат убитого узнал об этом, он взял винтовку, сел в машину, выехал из Окучан к шоссе, и стал стрелять по проезжающим машинам с хорватскими номерами. Три человека были убиты.
Меня к тому времени в Окучанах уже не было, и все, что там происходило в эти дни, я знаю только из рассказов знакомых.

Хорваты предупредили ООН о том, что они начинают наступление в ночь на 1 мая. Эвакуация? Да, как же! Все, кто работали той ночью, узнав о готовящемся наступлении, думали только об одном – как бы побыстрее смотаться домой, взять свои вещи и побыстрее смыться по шоссе в сторону Загреба. О тех, кто спал дома, даже не подумали. Они проснулись только в шестом часу утра, когда хорватская артиллерия открыла огонь по селу.

Всех иностранцев, живших в Окучанах, сербы сразу же собрали в спортзале школы, и выставили охрану. Хотели сделать из иностранцев «живой щит», или боялись, что в случае гибели кого-нибудь из них, в их смерти обвинят сербов? Наверное, и то, и другое.
Все захватили только то, что всегда было под рукой – документы и деньги, и только русские прихватили с собой по бутылке, а некоторые и по две. Водка, виски, бренди… Незаменимое, как оказалось, средство, для снятия стресса. Наливали всем, даже пакистанцам и иорданцам, которые до этого капли в рот не брали, объясняя, что мусульмане не пьют. Сейчас пили и от второй не отказывались.

Взрывы тем временем продолжали грохотать неподалеку. Артиллерия била точно, и школу ни один снаряд не задел, но когда один из русских разделся и разлегся на крыльце школы («А чё время терять, я позагораю…»), и горячий осколок, падавший сверху и уже потерявший свою убойную силу, шлепнулся ему на живот, он быстро убрался под крышу.

Один из русских, выпив, ушел в окопы к сербам, но что он там делал, так потом никто и не узнал. Вернулся к полудню, лег на маты, что лежали в углу спортзала, и заснул.
Дальше рассказываю с его слов.
«Когда проснулся, в спортзале уже никого не было. В какой-то момент охранники, поняв, что им самим надо сматываться, исчезли, а за ними и все, кто был в спортзале, разошлись по домам.
Вышел на улицу, а там никого. Село пустое. Как только сербы поняли, что хорваты начали наступление, они погрузили все самое ценное на трактора и машины, и двинулись на юг, в сторону границы с Боснией, до которой было 12 километров.
Мимо банка иду – динары прямо на улице валяются, ветер их шевелит. Был бы трезвый, может, подобрал бы, а тогда не того было.
Немного по улице прошел, старуха из калитки выглянула, машет рукой:
-Заходи.
Зашел. В доме на кухне старик сидит, ракию пьет. Спросил:
-Почему не уходите?
-Некуда уходить, да и старые мы. Пусть будет, что будет.
Поджарили мне яичницу с помидорами, налили, выпили. По второй налили, рядом с домом – ба-бах! – снаряд взорвался. Я даже со стула на пол слетел. Старуха закричала, заплакала, а я на улицу пошел.
На улицу вышел, а вдоль улицы уже пули летят. Посмотрел - по улице танк идет, но он еще далеко. За танком хорваты. Пули по стенам и по асфальту бьют. Все, думаю, хана. Солдатам под горячую руку лучше не попадаться, убить не убьют, а прикладом в лицо запросто заедут.
Выбрал момент, перебежал улицу, и на окраину села крупной рысью. Бабка из ворот выглянула.
-Бабка, -говорю ей. –Что стоишь, беги, хорваты уже близко.
Бабка старая, плачет.
-Нет, здесь умру…
На окраину вышел, египтянина встретил. Хороший мужик, добродушный, всегда улыбался, а тут аж серый стал.
Дальше вместе пошли. До леса километр шли по высокой траве, по бурьяну, хорошо, что на минное поле не наткнулись. По лесу до вечера ходили, потом к пустой деревне вышли, заночевали в разрушенном доме, прямо на полу. Утром голоса услышали. Выглянули в окно – хорваты. Вышли с египтянином из дома, у хорватов уже боевой пыл прошел, спокойно разговаривали. Посадили в машину, отвезли, передали ООНовцам.




Хорватские солдаты на шоссе Загреб-Белград, как раз там, где на шоссе был выезд из Окучан. Ни иорданские, ни непальские солдаты войск ООН, не оказали никакого сопротивления наступающим хорватам. Потом ходили слухи, что один иорданец был ранен, но так это или нет, не знаю.




Хорватские солдаты в Окучанах.

Несколько русских и украинцев, уйдя из школы, решили держаться вместе, и пошли в подвал, где жили двое русских. Несколько часов там просидели, курили сигарету за сигаретой. На Юрку, молодого украинца, в той стрессовой ситуации жор напал. В подвале здоровенный окорок висел, так он раз за разом от этого окорока куски отрезал и ел. Почти весь окорок съел.
Потом хорваты стали дворы и дома проверять. Зашли в подвал, бить не били, но документы проверили, и всех обыскали. Деньги, что у мужиков были, у кого 100, у кого 200 долларов, у всех забрали. У одного полторы тысячи долларов было, он в отпуск собирался ехать – тоже забрали. Мужик ни слова не сказал.
Хорваты их на улицу вывели, а на улице возле домов то тут, то там, трупы лежат. Пока шли, с десяток трупов насчитали. То старики и старухи были, которые не стали в Боснию уходить.
На следующий день хорваты в Окучани сотрудников ООН привезли, журналистов, телевидение, и к тому времени, конечно, ни одного трупа на улицах уже не было, всех вывезли и похоронили.




Хуже всего пришлось тем сербам, кто был на севере сектора, в районе Пакраца. Когда они поняли, что сила солому ломит, и у них нет никаких шансов выстоять, путь отступления на юг, в сторону Боснии, был уже перерезан. Они ушли в лес, несколько дней прятались в невысоких горах, но потом начали сдаваться.

Потом в Загребе я встретил знакомого поляка Анджея, который еще несколько дней назад принципиально не хотел разговаривать по-русски. Он тоже жил в Окучанах, и 1 мая ему, как и многим другим, пришлось и посидеть в школе, и послушать канонаду.
-Привет! –сказал Анджей. Не знаю, почему, но он не стал разговаривать на английском. Дальше мы разговаривали на русском. Оказывается, Анджей его прекрасно знал.