Настроение:

giggly

Любовь и смерть в европейской литературе
Это не я сказала, это утверждал кто-то из великих. Я, к сожалению, так и не вспомнила сегодня, кто. Человечество глобально волнуют три темы: смерть, пол и выделения. Нет, не тот пол, который внизу в любой квартире. И не те выделения, которые из выхлопной трубы автомобиля. Я читала, что когда Маяковского во время выступлений (а он любил поговорить) спрашивали, когда же будут стихи, он отвечал - "а вам хочется, чтобы поскорее интэрэсное началось?". Смерть, пол и выделения - это "интэрэсное" нашей жизни. Все остальное гораздо менее интэрэсно. У моей подруги, преподававшей в университете, когда-то была студентка, собиравшаяся писать курсовую работу на тему "Любовь и смерть в европейской литературе". Кажется, её все-таки отговорили, предложив выбрать что-нибудь чуть менее масштабное. Но по сути, девочка была права. Если бы она к идее любви и смерти добавила еще тему выделений, курсовик под названием "Любовь, смерть и выделения в (да чего там европейской) мировой литературе" предендовал бы на звание знаменитого трактата "Связь всего со всем". А если бы эта работа была когда-нибудь закончена, больше филологам можно было бы вообще ничего не писать. И психиатрам тоже.

...
Темы неизменны, времена меняются. Раньше было достаточно сказать "я знаю Грету, которой нравится Ганс" - и ты в десятке. Теперь это никого не удивит. Ну, Ганс, ну, Грета. Раздевайся давай. Мы и раздеваемся, изо всех сил. "Мне нравится Ганс". Ну и что? "Мне нравится голый Ганс". О, это уже лучше. "Мне нравится лежащий голый Ганс". Интересно-интересно. Хотя в самом деле, может, лег он просто отдохнуть. Давай подробности.

Мне нравится лежащий голый Ганс, потому что мне сразу хочется... - неплохо.
Мне нравится лежащий голый Ганс, к которому так приятно... - еще лучше.
Мне нравится лежащий голый Ганс, на котором я позавчера (описание) - даст ист фантастиш. Для полного счастья аудитории голого Ганса можно сначала изнасиловать, затем на него пописать, а после придушить. В этом месте некоторые скривятся. Не потому, что им неинтересно, а просто жалко Ганса. Хотя и с мёртвым, с ним еще запросто можно... Молчу, молчу.

Не имеет значения, с какого боку подойти к освещению данных тем. Их важно упомянуть, а дальше они уже работают за вас. Фразы "я люблю смотреть, как женщины какают", "я не люблю смотреть, как женщины какают", "меня возмущают люди, любящие смотреть, как женщины какают" или "меня возмущают люди, говорящие на тему какающих женщин" - это ровно одно и то же. Тема затронута, вес взят. Смерть, пол и выделения. Можно поощрять, можно отрицать, можно негодовать. Но даже фраза "мне совершенно все равно, какают ли женщины вообще" - о том же самом.

Кому интересно знать, что автор любого текста в момент написания текста сидит голодный? А кого волнует, что он, печатая читаемые вами строчки, страшно хочет спать? А вот если вы узнали, что всё то время, когда писалось читаемое вами произведение, автор мучался поносом? То есть вот натурально через каждые две-три строчки отбегал, и... А произведение - научная статья. А еще неплохо, если автор сразу после написания текста умер. Желательно во время полового акта, хотя можно и просто от несчастной любви. Какое величие приобретает его посмертно вышедшая статья "Уничтожение насекомых в бытовых условиях", а?

Ничего стыдного или неудобного в этом нет. Все мы, рожденные женщиной от мужчины и еще в зародышевом виде глотнувшие коллективного бессознательного, реагируем на одни и те же красные флаги. Хотя кому-то для того, чтобы придти в экстаз, достаточно слова "омнибус", потому что оно похоже на слово "обнимусь", а кто-то избалован и радуется исключительно описанию синхронного акта дефекации, произведенного совокупляющейся парой на каменной могиле. Неплохо еще, если пара гомосексуальная, а могила - одного из них. Хотя это, конечно, уже деликатес.

Когда я служила в армии и проходила курс молодого бойца (нет, тут не будет рассказа об армейском туалете), всё наше отделение - пятьдесят молодых здоровых девочек (нет, рассказа о лесбийской любви здесь тоже не будет) каждое утро выводили (нет, не хоронить умерших за ночь) на зарядку. Подъем на курсе молодого бойца производится где-то в четыре утра, зарядка, соответственно, в полпятого. А среди ежедневных упражнений было одно, намертво врезавшееся в мою и без того ничего не забывающую память. Мы ложились на спину, сгибали ноги в коленях, прижимали их, согнутыми, к груди и в таком виде должны были поднимать и опускать корпус. Выглядело это... ну как если бы по площадке качались одновременно туда-сюда пятьдесят упавших неваляшек. Но изюминка была не в этом. Поднимая и опуская корпус из положения лёжа, пятьдесят девочек должны были одновременно выкрикивать "од!!!". "Од" на иврите - это "еще". Я до сих пор не знаю, кто изобрел это гениальное упражнение. Если я когда-нибудь это узнаю, я найду этого человека и поблагодарю его за максимально лаконичную модель мира. Правда, несколько примитивную. Зато со вкусом.

Представьте себе. Темнота, фонари. Асфальтовая площадка. Пятьдесят лежащих девочек в военной форме синхронно поднимают и опускают тела с поджатыми к груди ногами и скандируют: "од! од! од! од! од!!!". Мы входили в раж и начинали смеяться. Мы скандировали это "од" так, что просыпались две соседних базы. У нас болели спины. Над нашими головами постепенно вставало солнце.

Смерть, пол и выделения. И зрители, реагирующие на затрагивание любой из этих тем синхронным "од!". С подниманием и опусканием корпуса. Потому что нам это, конечно, интересно. Хотя, безусловно, противно. Хотя, возможно, не всем. Но я никогда не смогла бы так. А вы смогли бы? А правда, и вы не смогли бы? А они вот смогли. По-моему, это ужасно. Хотя и великолепно. Давайте не будем об этом больше. Давайте. Какая гадость. Какая прелесть. Как вам не стыдно. Од! Од! Од!

Вся мировая литература - об этом. Да и вообще вся мировая культура. Смерть, пол и выделения: исчерпывающее пособие для начинающих творцов. Задумывая сюжет, позаботьтесь о том, чтобы в нём... А, ерунда. Не надо ни о чем заботиться. Ваше подсознание поработает за вас. Например, вот так:

Глава первая. Описывается старуха. Нет, лучше молодая девушка. Или обе. Итак, молодая девушка и старуха. Живут вместе - возможно, родственницы. Девушка, допустим, некрасива (чтобы не идти совсем уж по канону), старуха невероятно обаятельна и тяжело больна. Выражается так, что читатель млеет от одного её присутствия и содрогается от опасения, что она вот-вот умрет (автор изначально производит впечатление человека, способного на гадость). С точки зрения здоровья обаятельной старухе день за днём становится всё хуже (внимание, пошла тема смерти).
Глава вторая. Появляется молодой человек (оп, уже пошла тема пола). Влюбляется. В этой главе читатель еще не догадывается, в кого.
Глава третья. Некрасивая девушка принимает душ. В душе хочет писать (как великолепно двусмысленно, однако, можно прочесть эту фразу). Проделывает желаемое, с интересом следя за процессом (читатель узнаёт о существовании у героини подсознания). Сокрушается, что некрасива (тонкая связь между физиологией и полётом мысли).
Глава четвертая. Герой, вопреки читательским предположениям, влюбляется в старуху. Носит ей цветы и мучается, не решаясь признаться (хотя она, конечно же, всё понимает). Неплохо описать пару-тройку эротических снов героя. Я чуть было не написала "в туалете", но тогда получится, что герой прямо в этом туалете и спит, а это уже перебор. Хотя туалет может быть местом действия эротических снов. Ну или бедный герой мучается запором и засыпает, сидя на унитазе.
Глава пятая. Если мы пишем не слишком длинное произведение, в этой главе уже желательно кого-нибудь убить. Кого-нибудь помельче. Можно животное (в этом месте начинают рыдать все те, кто любит кошек больше, чем людей. Не жалейте их: все остальные будут рыдать через две главы). Герой, мучаясь бессонницей, швыряет вазу в орущую домашнюю скотину, неожиданно попадает скотине прямо по голове и проводит непростую ночь над трупом.
Примечание мелкими буквами: если автор сомневается в своем таланте, герой может попытаться напоследок совокупиться с результатом своих расстроенных нервов. Семейную аудиторию книга в этот момент явно потеряет, но зато те, кто рискнет читать дальше, дочитают уже до конца. Хотя бы из любопытства, а что еще придумает шалун.
Глава шестая. Герой, чисто выбритый, с заплаканными глазами, идёт домой к старухе, навестить. Скрывает от неё, что убил домашнего питомца. Выходит в соседнюю комнату, высморкаться в занавеску. Застаёт за занавеской девушку, сидящую на подоконнике и читающую книгу. Удивляется, от удивления кладёт руку девушке на плечо. Дальше - по разумению автора, но тенденция понятна.
Глава седьмая. Старуха начинает умирать. Желательно долго, с улучшениями, ухудшениями и бурными признаниями в различного рода гадостях, совершенных за небесполезно прожитую жизнь (уместно упомянуть перстень с ядом). Некрасивая девушка и отчаянный герой слушают, сидя у её постели. В перерывах бегают в соседнюю комнату заниматься разнообразыми видами секса - ну или в туалет. Можно одновременно. Во время одного из таких эпизодов старуха находит в себе силы встать, доходит до замочной скважины и убеждается, что влюбленный в неё герой недолго будет страдать на её могиле. Бедняжка падает на пол, пораженная увиденным, и в шоке отдает Богу душу. Никто не знает, что в последний момент ей удается подсыпать из перстня яд в стакан воды, стоящий на столе.
Глава восьмая. Герой и девушка, похоронив старуху, медленно и печально занимаются любовью на ложе усопшей. После достижения траурного оргазма герой протягивает руку к стакану с водой: его мучает жажда. Воду, разумеется, не меняли все эти дни - было не до того. Перед тем, как отпить, обреченный агнец бережно поит свою возлюбленную. Возлюбленная начинает тяжело дышать (читатель принимает это за признаки страсти), и в этот момент герой понимает, как же она ему надоела. Немедленно сообщает ей об этом, после чего она умирает, оскорбленная напоследок. Я воздержусь от рекомендаций герою, что именно можно сделать с телом. Тем более, герою не до того: ему и самому недолго осталось.
Глава девятая. Герой, глотнувший совсем чуть-чуть отравленной воды, мучается дилеммой, умереть или не умереть. Вместе с ним мучается читатель. Отравленный пьет бесконечное количество воды и бесконечно бегает в туалет, чтобы вымыть из себя всё то, что вымыть, увы, нельзя. Процесс вымывания можно описывать детально, а можно просто упомянуть. В конце концов, пожалев читателя, герой благополучно уходит в мир иной, но за его гробом, разумеется, не идёт никто: некому уже.
Эпилог. Ворона, пролетая, гадит на могилу. На чью? А какая разница.

Од, од, од. Ничего больше, ничего кроме. Ну разве что еще любовь родителей к детям, но это частный случай. Откуда дети-то берутся, а? Вот именно. Од. Газетные статьи полны рассказов о том, кто в политике кого. Это самое, ага. Или кто в политике на всех. Этим самым, а чем еще. Ну или в крайнем случае кто умер. Новости, сплетни, деньги, танцы (вот где простор), преступления (ото ж), похороны, свадьбы, гинеколог, проктолог, кардиолог, вдова, хирург, гробовщик. А после смерти - еще одна жизнь, и все сначала. Од! И не надо стесняться этого всего в себе, не надо. "Это" есть во всех. Не потому, что мир примитивен. Просто любую сложную схему можно свести к более простой. И еще более простой. И еще. Од. Смерть, пол и выделения. Интэрэсное давно уже началось, просто мы этого не замечали. Мы были заняты: прикрывались газетами и подглядывали в замочную скважину. Делая вид, что на самом деле ведём речи, конечно же, о другом.

источник-neivid@lj

читать полный текст со всеми комментариями