ДНЮ ФЕИ ЯГОДНОГО ВАРЕНЬЯ ПОСВЯЩАЕТСЯ.


ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ.

Я вынуждена прервать публикацию "Подвига автоответчика", чтобы выложить сказку, посвященную Дню Феи Ягодного Варенья. Поэтому прошу прощения и представляю на ваш суд начало новой истории.

****************************

ТАЙНА СТАРИННОГО МАНУСКРИПТА.

Телефон вдруг широко зевнул, потянулся и сказал недовольным голосом:
- Эй, слышь, ты там, эт´самое, пацана свово позови – ему пигалица евонная звОнит.
Маша сначала остолбенела, а потом резко повернулась к аппарату. У телефона был безмятежный вид – он наивно помаргивал индикатором и даже что-то мурлыкал негромко.
- Ты что сказал?! - звенящим от возмущения голосом спросила Маша.
- Чиво слыхала, то и сказал! Пацана, грю, давай сюда – девка ждет ведь. Или и для него автоответчик включать?
- Чиво это - "автоответчик включать"! - немедленно включился автоответчик, - ладно бы, никого дома не было, а то ведь все на месте! Чуть что - автоответчик включать! Еще понятно, когда сама трубку брать не хочет, а то из-за салажонка дорогую технику гонять! - и он явственно всхлипнул от жалости к себе.

- Сумасшедший дом! - прижав к вискам пальцы, безнадежным голосом сказала Маша.

Она изнемогала. Эти два негодяя, видимо, были в сговоре против нее, желая как можно быстрее свести ее с ума и тем самым избавиться. Что она им сделала? За что они так над нею измываются?

- Выброшу к черту, - в миллионный раз решила Маша и шикнув на автоотвечик, спросила у телефона максимально ядовитым тоном:
- Скажи-ка, любезный, кого ты имеешь в виду, когда говоришь «пигалица евонная»? Кто эта «пигалица» и почему она «евонная»? Кстати, я уверена, что ты умеешь говорить правильно, но назло мне придуриваешься.
- А эт´ как хочешь, так и думай – твое дело! Пигалица же – это дочь, твоей этой, что с противным голосом, которая завсегда звОнит.
- У Нины прекрасный голос, не смей унижать и оскорблять мою подругу!
- Ага, прекрасный! Как рявкнет, у меня мембрана слабеет.
- Замолчи немедленно!
- Дык, это... низзя мне молчать – отключусь я тады, а на проводе пигалица. Ишь как орет: «Позови Дана, позови Дана!» Вережжит, прямо!

Маша подняла трубку и услыхала голос Анды:

- Тетечка Машечка, позовите Дана, пожалуйста, а то этот ваш телефон не хочет сигнал подавать. И чего он у вас такой вредный?!
- Ишь, вредный! Сама больно полезная! Мала еще, о старших так говорить, - влез телефон, - вот отключусь сейчас – будешь знать, как обзываться.
- Цыц! - прикрикнула Маша, - сейчас я переведу разговор в его комнату, Андочка, подожди минутку, - и Маша сдвинула рычажок влево.

Спустя некоторое время, она решила позвонить в издательство и подняла трубку вновь, но оказалось, что дети еще разговаривают, и Маша невольно услыхала обрывок разговора.

- Тазы были медные, начищенные и светились в темноте, - это голос Дана.
- Ой, вот, наверное, красиво было!
- А пенки отдавали детям.
- Интересно, это вкусно – пенки? - голос Анды стал задумчивым.
- И еще дети собирали шишки и щепки для огня.
- А зачем?
- Как - «зачем»? На огне варили!
- У них не было термоядерных плит?
- Конечно, не было. Управляемую термоядерную реакцию только в середине двадцать первого века, по их исчислению, получили, а я тебе рассказываю о веке девятнадцатом.

Маша улыбнулась и повесила трубку, решив воспользоваться Системой.
Разговор с издательством затянулся, и когда Маша освободилась, уже была пора готовить обед.
Она пошла на кухню, где, вспомнив о детском разговоре, спросила у плиты:

- Ты, случайно, не знаешь, что в Древние времена варили в медных начищенных тазах на огне, в котором горели шишки и щепки?
Плита задумалась на короткое время, а потом решительно ответила, что не знает – такой информации в ее памяти нет.
Ну, нет, так нет – и Маша запрограммировала обычный современный обед, идеально сбалансированный по содержанию всех полезных и необходимых веществ, но при этом очень вкусный.

Вскоре пришел с работы муж, семья отобедала, и было решено посетить Комплекс Интеллектуально-Научного Отдыха – КИНО – и посмотреть ментафильм, записанный экспедицией на планете Охама, девятой в системе звезды Сиян.

Мыслелет доставил их в огромный прозрачный шар Комплекса, где роилась огромное количество людей, отдыхавших после трудового дня.

Комплекс состоял из множества ярусов, концентрических шаров и сотовых ячеек, и в каждом из отделений его желающим предлагали всевозможные развлечения – от концерта поющих цветов и до горелок с дождливыми деревьями ( визг, стоявший на этом ярусе, иногда был слышен даже в ментатеке, и тогда ее посетители – серьезные и солидные землекопы с разных планет, пришедшие сюда, чтобы получить обязательную дневную норму интелминов – начинали недоуменно озираться и отвлекались от урока, который им давал менталог).

Маше с семьей нужно было попасть в десятую ячейку, куда их вознесли Крылья Икара – новый аттракцион, пользовавшийся большой популярностью и у детей, и у взрослых.
В фойе перед залом было уже немало ждущих зрителей – фильм пользовался успехом.
Все уселись в удобные кресла с настраивающимся сектором обзора, и сеанс начался.

Ментафильм был записан очень хорошо, иллюзия присутствия была невероятно сильной.
Сначала зрители летели над планетой на высоте птичьего полета и рассматривали сверху ее ландшафты.
Планета была странной. С одной стороны, было ясно, что природные условия ее очень хороши и что она похожа немного на Землю. Но красивая природа существовала лишь там, где на многие километры люди не жили совсем или их было немного. В местах массового заселения картина резко менялась и удручала душу.

Зрители видели огромные города без единого деревца или травинки – мрачные нагромождения каменных серых или черных строений с черными же крышами. Возле некоторых из них стояли зачем-то огромные трубы, нацелившись прямо в Космос – эти трубы изрыгали дымы разного цвета, и казалось, что таким образом они угрожают всем тем мирам, что жили далеко от них за завесой серых облаков и черных туч.

Города были нарезаны на куски – кварталы – абсолютно прямыми улицами, пересекавшимися под прямым углом и покрытыми черным материалом.
По этим улицам шел непрерывный поток каких-то непонятных механизмов, очевидно, транспорта, потому что время от времени становилось видно, как механизмы останавливаются, и из них выходят наружу крошечные человечки.

Высота полета уменьшилась, людей стало видно лучше, и зал охнул, изумленный видом этих существ.
Они были такими же людьми, как и земляне, но все как один, очень бледные и худые. У них были глубоко запавшие глаза и острые скулы, а на тощих телах свободно висели потрепанные серые, черные и коричневые одежды – другого цвета одежды не было ни на ком, даже совсем маленькие дети щеголяли в чем-то сером и потрепанном.

Зрители с жалостью и печалью смотрели, как жители далекой планеты понуро идут по тротуарам, таща тяжелые сумки и свертки, как они заходят в какие-то помещения – наблюдатель ухитрился заглянуть в одно из них, и все увидели большой зал, в котором вдоль стен тянулись невысокие ограждения. За ограждениями стояли полки, а на полках – банки, коробки, пакеты. Вдоль полок ходили люди в униформе синего цвета, а с внешней стороны заграждения все вошедшие с улицы стояли длинными вереницами в затылок друг другу.
Человек, оказавшийся первым в этой веренице, что-то подавал униформисту, и тот снимал с полки банку или коробку и подавал ее взамен.

- Магазин! Мама, это магазин, как в Древние Времена, - возбужденно зашептал Маше Дан, - помнишь, тот, где сладости продавались?
- Да, пожалуй, ты прав, - согласилась Маша, - но давай, не будем сейчас разговаривать – мы можем помешать людям.

Дан согласился с ней, и они снова сосредоточились на фильме.

Каким-то образом, наблюдатель сумел попасть внутрь жилого дома и ходил сейчас по квартире, показывая зрителям предметы обихода и различную утварь.
В целом, ничего особенного в этом жилище не было, если только не обращать внимания на его убогость и тесноту. В нем было не более тридцати квадратных метров, и земляне, привыкшие жить в огромных комнатах, только вздыхали, глядя, как кровать стоит вплотную к письменному столу, а тот притиснут тумбочкой с каким-то прибором в форме куба, имевшим на передней стенке тускло отсвечивающий серый экран.
Мебель была очень старая и, даже не взгляд, неудобная, ее, явно, конструировали без учета эргономических требований. В квартире было чисто убрано, но все равно, она производила впечатление пыльной норы – так много было в ней старья.

Наблюдатель переместился в совсем уж маленькое помещение и стал обводить объективом его стены. На стенах висели полки, а на них стояли предметы, отдаленно напоминавшие земную посуду. Зрители догадались, что это помещение служило кухней.
Наблюдатель показал плиту, странное сооружение с какими-то форсунками на верхней крышке – аудитория загудела изумленно: явно было, что на этой планете все еще пользовались огнем для бытовых нужд, что выглядело странно и опасно в глазах землян, давно уже готовивших пищу в плитах с термоядерными нагревателями.

Наблюдатель открыл какую-то узенькую дверцу, за которой была абсолютная темнота, но зрители видели эту темноту всего лишь мгновение, потому что тут же золотое сияние заструилось из дверцы, наблюдатель сунулся глубже в эту темноту, и стало видно, что сияние исходит от странного предмета, висевшего на стене: это было сооружение из какого-то желтого блестящего материала – круглый неглубокий сосуд с деревянной ручкой.

- Таз, мама, это таз! Медный! - Дан возбужденно вскочил и замахал руками.

Родители заставили его сесть, и Маша принялась успокаивать мальчика, а тут и сеанс закончился, и все пошли вон из зала.
Дан вел себя необычно. Он впал в задумчивость и заявил, что хочет домой, отказавшись от богатейшего списка развлечений, предлагаемых Комплексом.
Маша встревожилась – она не любила, когда сын становился задумчивым: следом за задумчивостью следовала, обычно, очередная авантюра, а Маша еще от шоколадной истории не оклемалась.

Всю дорогу домой она исподтишка посматривала на Дана, а дома, едва войдя в квартиру, сказала ему решительно:

- Ну, в чем дело, рассказывай!
- О чем? - тон мальчика был почти естественным.
- О чем задумался.
- Ни о чем.
- Слушай, ты мне сказок не рассказывай! Знаю я твою манеру – сначала тягостные раздумья, а потом тебя с машиной времени разыскивать приходится. На этот раз не выйдет. Выкладывай!

Дан, видя, что мать полна решимости, вздохнул и позвал родителей в свою комнату.
Там он открыл шкафчик, напоминавший сейф, и достал из него шкатулку, довольно древнего вида.

- Что это за шкаф у тебя? - спросила Маша, - Где ты его взял, я его раньше не видела.
- Это баротермокамера. В ней поддерживаются постоянные температура, давление и влажность – я его сам сконструировал. Я в нем один древний документ храню.

С этими словами он открыл шкатулку и достал из нее лист бумаги, пожелтевший, с обтрепанными краями и какими-то каракулями.

- Что это? - хором спросили мальчика родители.
- Древний манускрипт! Я его в древней книге нашел, которую по каталогу выписал.
- А что в нем написано?
- Судя по всему, это стихи, но я думаю, что это не просто стихи, а шифровка.
- Почему ты так думаешь?
- А вот, послушай – я перевод сделал с древнего языка.

И Дан прочел родителям следующий текст:

ОДА ВАРКЕ ВАРЕНЬЯ.

Есть женское старинное уменье - варить варенье.

Замысловато переменчив мир:
брусчатку, например, сменил асфальт.
Цыпленок-табака почти что пир.
Мы бесшабашны - нам сам черт не брат.
Не брат и бог - обоим веры нет:
нам телевизор веру заменил.
И свет свечи для нас уже не свет...
Но чай с вареньем кто из нас не пил?!

Мы стиснуты в трамвайной суете,
не помним аромата росных трав,
но медный таз сияет в темноте,
собой понятье времени поправ.
Искрится сахар, словно снег в мороз,
исходит кровью вишня на огне,
а возле блюдца с пенкой пара ос
пасется, захмелевшая вполне.

Конечно, антураж уже не тот:
мешает коммунальной кухни чад,
но благовестом в комнаты плывет
густой и сладкий ягод аромат.
Гораздо лучше: где-то над рекой
усадьба, дом с террасой, старый сад,
и лес - сосна и ель - подать рукой,
и шишки под треногою горят

Жизнь ягодная честно отдана
варенью, что порадует зимой.
Жасмин, сирень, ромашки, бузина...
Но нет у нас поместья под Москвой.
Под липой старой не накроем стол,
не вьется дым смолистый, глаз не ест...
Плита и газ. По " телеку " футбол,
но на варенье не поставлен крест.

Почистить фрукты, срезать кожуру,
варить сироп, тереть, бланшировать,
свалиться спать, а рано-поутру
вскочить, чтоб этот праздник продолжать.
Как парфюмерный цех, пропах весь дом.
Объелся сын вареньем и затих.
Сиянье банок, терпящих с трудом,
когда же, наконец, заполнят их.

Завоет зимний ветер, а у нас
пирог, свеча, как солнце, крепкий чай.
Открой варенья банку - и тотчас
перенесемся в лето, невзначай.
Июльский полдень, сосен мерный шум,
сиянье солнца и игра теней.
И сердце, полное легчайших дум,
которые нас делают сильней.

Я славлю женское старинное уменье - варить варенье.

- Даа, - протянула Маша, - и что это все означает?
- Кое-что мне удалось расшифровать. Медный таз – это посуда, в которой варили варенье.
- А что такое «варенье»?
- Это какая-то еда из ягод и фруктов. Сладкая.
- Почему ты знаешь?
- А вот, написано: «Искрится сахар...». Я узнавал – сахар был сладкий, его в Древние Времена использовали как подсластитель пищи. Но зачем варили варенье, как его варили – этого я не знаю, пока.

Маша пристально посмотрела на сына. Очень ей это «пока» не понравилось. Но она решила «пока» ничего не предпринимать и не говорить – нужно было понаблюдать за Даном со стороны. Может быть, ей кажется, мерещится, что сын настроился на новые приключения.

С этой мыслью Маша немного погодя ложилась спать, стараясь успокоить саму себя.
Не слишком преуспев в этом, она удрученно заснула и видела во сне тазы и горы ягод, лавина чего-то искрящегося катилась на нее, а Маша от нее убегала и не могла убежать. В общем, во сне Маша беспокоилась даже больше, чем наяву.
Новый день доказал ей, что беспокоилась она не зря.

Продолжение следует.

Продолжение можно прочесть здесь:

http://leon-orr.livejournal.com/355224.html?nc=16