Досье на меланхолию.

4.


Я пришел в условленное время.Он сидел в маленьком кресле,закинув как всегда дрожащую ногу-гиперкинез внутреннего дискомфорта- на подлокотник .рептилия пустившая корни в анабиоз непричастности.

-Я мерзну -сказал он с хрустом застывшего в гортани инея и тутт же -Никого не хочеться обнять

в тот вечер мы проходили Плач Иеремии.Он закурил сигарету,полуприкрыл глаза и выпуская дым из ноздрей стал читать нараспев караоке ветхого завета

:-Я человек, испытавший горе от жезла гнева Его. Он повел меня и ввел во тьму, а не во свет. Так, Он обратился на меня и весь день обращает руку Свою; измождил плоть мою и кожу мою, сокрушил кости мои; огородил меня и обложил горечью и тяготою; посадил меня в темное место, как давно умерших; окружил меня стеною, чтобы я не вышел, отяготил оковы мои, и когда я взывал и вопиял, задерживал молитву мою; каменьями преградил дороги мои, извратил стези мои. Он стал для меня как бы медведь в засаде, как бы лев в скрытном месте; извратил пути мои и растерзал меня, привел меня в ничто; натянул лук Свой и поставил меня как бы целью для стрел; послал в почки мои стрелы из колчана Своего. Я стал посмешищем для всего народа моего, вседневною песнью их. Он пресытил меня горечью, напоил меня полынью. Сокрушил камнями зубы мои, покрыл меня пеплом. И удалился мир от души моей; я забыл о благоденствии...

Нога перестала дрожать,соскользнув к своей сестре ,голова немного откинулась назад,зрачки вскрылись матовостью ,он пьянел от своей речи.Совращенный синтаксисом , обольщяясь ритмом фонем он засттревал в своем искушении,не успевая дотянуться до высоковольтных катакомб духа использующего Слово как контейнер для контрабанды самого себя.

Его утешала изреченность.всякая неизрекаемость-была для него нестерпима.он одержим воплощением,не ради Вести,а на поводу у искуса запечатленности.


Он обмяк в кресле убаюканный ,подкинув себя в произнесенный текст.

Отложив библию в сторону и зевнув он сказал:

Но дал он мне язык касающийся нёба,что бы во всякий час и в любую кручину я мог свидетельствовать о себе везде, где дознания мои пламенеют трепетом перед его тишиной!.

Его брови стали темнеть ,ресницы загустели,пальцы трогали воздух как свиток.

-Писять хочу.
Он вышел из комнаты.
Я протянул руку к лежавшему на столе большого формата тому рассказов Чехова чья обложка была измазанна парфюмерным лаком.Из нее мне на брюки посыпались листики,обрывки,клочки бумаги .
В автоматизме невольного чтения любого попавшегося на глаза текста я нечайно прочел несколько написанных заглавными буквами строк :Дневник парикмахера,записки сантехника,письмо стоматолога,
мемуары продавщицы семечек,отчет женщины фармацевта,репортаж почтальона,ночное досье проводницы поезда и заинтересовавший меня заголовок :Воспоминания свидетеля Иеговы.я пробежал по тексту глазами.это было небольшое описание одного из моих визитов к нему,написанное от моего имени,сюжета встречи и приблизительных цитат произнесенных фраз.

Он вернулся когда я слаживал рассыпанные листы.помогая мне справиться,он уложил их в стопку ,поднял лежащую на ладони пачку как бы взвешивая ее и сказал:

- Легче мудаку пролезть сквозь игольное ушко,чем мне,быть записанным кем нибудь

мученик доминант. Он одел шапку,укутался в пальто,обернул шею шарфом и снова начал читать Плач Иеремии

:Евшие сладкое истаевают на улицах; воспитанные на багрянице жмутся к навозу. Наказание нечестия дщери народа моего превышает казнь за грехи Содома: тот низринут мгновенно, и руки человеческие не касались его. Князья ее были в ней чище снега, белее молока; они были телом краше коралла, вид их был, как сапфир; а теперь темнее всего черного лице их; не узнают их на улицах; кожа их прилипла к костям их, стала суха, как дерево.