Коснись каменьев Аскалона…
Я продолжаю дело трубадуров -
И с песен древних стряхиваю пыль.
Науки страж, ну что ты смотришь хмуро,
На свой ученый опершись костыль?

(Годфри Бетюнский, рыцарь-поэт)

Скажите, что вы чувствуете, когда прикасаетесь к Стене Плача? Облегчение? Умиротворение? Надежду? Ощущаете ли вы ту сильнейшую энергетику, которой веет от тысячелетних камней, отполированных ладонями и смоченных слезами сотен тысяч молящихся? Хорошо иерусалимцам – они в любое время могут оказаться наедине с историей и получить заряд бодрости и энергии, просто находясь вблизи от священных мест. А что делать если ты не живешь в Иерусалиме? Знаете ли вы, какой чудесный парк в Ашкелоне? Какие там статуи, колонны, развалины древней крепости крестоносцев, протянувшейся по гребню холма вдоль моря. Немногим известно, что Ашкелон намного старше Иерусалима. Если проследить хронологию, то первое упоминание этого славного города приходится на времена царствования фараона Рамзеса Второго, почти 1300 лет до н.э. Чего только не видели улицы Ашкелона… По ним шли повозки, влекомые быками Ашшурбанипала - упоминание о захвате города найдены на глиняных клинописных табличках, составляющих библиотеку ассирийского царя. Налет скифов в 600 году до н.э. тоже остался незамеченным. Когорты Навуходоносора, халдейского царя Вавилонии, в 605 году до н.э. походя разграбили портовые склады вольного города, чтобы обеспечить продовольствием и фуражом армию, идущую на Иерусалим.

А уж Александра Великого Ашкелон помнит, как никакого другого царя. В 333 году до н.э. Александр Македонский остановился в городе перед походом на Египет. Его лазутчики бросились во все стороны, чтобы разузнать, все ли спокойно в округе.

Один из них вернулся не с пустыми руками – он бросил перед царем охапку странных клубней пурпурно-фиолетового цвета.

- Что это? – удивился царь. - Похоже на лук, - ответил лазутчик. - Но лук белый, в рыжей шелухе, - возразил Александр. – А этот, словно чернила из мидий, внутри и снаружи. Не ядовитый ли? Позови ко мне владельца этого овоща. Вскоре испуганный хозяин в полосатом халате предстал перед императором. - Это ядовитое растение? – спросил его Александр. - Нет, лук самый настоящий, ашкелонский, - заторопился ответить хозяин. – У меня его покупают купцы из Персии и Египта. Каждый год снаряжают суда.

Бедный торговец так боялся императора, что кланялся, не переставая, и не выговаривал половины букв.

- Египетские купцы, говоришь, покупают? – усмехнулся царь. – Так не будет им в этом году прибыли. Я покупаю весь твой лук-шалот. Вместе с семенами.

И он бросил растерянному хозяину несколько динариев.

Так, с Александром Македонским лук-шалот распространился не только по Персии и Египту, но и попал в Европу, где его до сих пор используют для особо пикантных салатов – ведь сиреневые полупрозрачные кольца так красивы на ярко-красных сочных помидорах и бледно-зеленых огурцах.

Город продолжал жить напряженной жизнью на перекрестке всемирных торговых путей. В Ашкелоне строились римские бани и базилики, улицы украшались мраморными статуями греческих богов, а колонны, поддерживающие высокий портик торговой биржи – резными коринфскими капителями.

Его расположение было столь удачным, что каждому правителю, обитавшему неподалеку, хотелось прибрать к рукам богатства портового города.

Над ним властвовала династия Птолемеев. Йонатан Маккавей вошел в город под радостные крики горожан. Ашкелон захватывали римляне и еврейские повстанцы. А начиная с седьмого века нашей эры сюда пришли арабы и опять начали с того, с чего, обычно, начинали все остальные, исключая разве что Александра Великого, - предали город потоку и разграблению.

Более четырех веков Ашкелон находился под властью арабов – с 640 по 1099 год. Они возвели мечеть с минаретом, в римских банях разбили статуям лица, ибо нельзя создавать человеческие обличья, построили поминальную арку, обнесли город крепостной стеной и не мешали жителям, среди которых было немало иудеев, заниматься торговлей, выращивать лук и пряности, пасти овец и изготовлять изумительные серебряные украшения. Нередко через город проходили пилигримы из далекой Европы. Они покупали пряности, цокали языком, дивясь красотам эклектичного города, в котором эллинская культура переплелась с арабесками и спешили дальше, в Иерусалим, поклониться святым местам.

И тут пришли крестоносцы…

* * *
Несколько слов о том, что побудило их вообще начать это безумное дело, растянутое по времени на пять веков.

В те времена в Европе появилось огромное количество безземельных рыцарей, которым по майорату – форме наследования имущества, при которой оно переходит полностью к старшему из наследников, не полагалось ни клочка отцовской земли. Молодые дворяне, бряцая оружием, ввязывались в драки, убивали и калечили друг друга, грабили монастыри и крупные поместья. И постоянно требовали земельных наделов А земля не резиновая. И дела идут все хуже и хуже – катастрофы одна за другой: в конце XI в. на Европу обрушилась эпидемия чумы, за ней – неурожай, падеж скота; урожаи по-прежнему жалкие и не способные прокормить крестьян. Поэтому по всей Европе голод. А тут пилигримы, калики перехожие, возвратясь из Святой Земли, рассказывали такое, от чего головы у честных христиан окончательно шли кругом.

Пилигримы предлагали чудесные пряности и штуки яркой материи, душистые благовония и резные украшения. И все это было куплено у неверных, живущих на просторных землях к югу от Европы. Паломничество было сопряжено с огромными опасностями, лишениями и невзгодами, так как паломники жестоко страдали от грабежей и нападений. Но это не мешало многим отправляться в богатые южные страны, надеясь на лучшую долю.

Однажды папе Урбану II пришла в голову мысль. Нужно было избавиться от критической массы оскудевшего дворянства – одно беспокойство от них церкви и клиру. И тогда на Клермонском соборе в 1095 папа Урбан бросил лозунг: «Освободим Гроб Господень! Защитим Святой Иерусалим! Покараем неверных!», что подразумевалось «а их земли и богатства заберем себе».

Тысячи людей, закричали в ответ на пламенную речь Папы:"Deus vult!" ("Бог того хочет!") и дали обет идти на войну против неверных. Чего было больше в их стремлении покарать мусульман - религиозного экстаза или страсти к наживе, неведомо. Скорее всего, и того, и другого.

Официальная европейская историческая наука говорит о том, что крестовые походы, хотя и имели ярко выраженную захватническую и грабительскую цель, все же явились смычкой между Западом и Востоком, способствовали падению феодализма в Европе, послужили блестящему развитию западноевропейской торговли, культуры, науки (врачебное дело, агрономия, химия, механика) и промышленности…

И ничего хорошего не принесли народам, живущим в Палестине – евреям, мусульманам, грекам, курдам и др. Мы-то смотрим на этот исторический факт не из Европы, а отсюда, со Святой Земли.

В Иерусалиме основано Иерусалимское королевство, уже вовсю раздаются титулы: графы Яффы, короли Иерусалима, короли Кипра – звучит, не правда ли? Но все эти титулы призрачны, их вновь и вновь надо завоевывать в стычках с мусульманами.

Странные были те времена. Уже несколько поколений франков – так называли крестоносцев местные жители, живут в Палестине. Выросли их дети, внуки, которые никогда не видели Европы. Они говорят на местных наречиях, живут по местным обычаям: лечатся у еврейских и арабских медиков, любят бани и душистое мыло, одеваются в яркие наряды, сотканные местными умельцами.

И тут новый крестовый поход. И опять орда рыцарей, грязных, в истлевшем белье, не знающих бритвы и щетки, врывается в Иерусалим и на побережье, чтобы громить, убивать, грабить и насиловать. Ведь так велит им их Бог!

Что же делать тем франкам, которые считают Палестину своей родиной? С одной стороны, пришедшие с севера крестоносцы - их братья по вере. Но они так мерзко пахнут и выглядят сущими дикарями! Они никогда в жизни не спали на мягких диванах и не понимают, для чего нужен носовой платок. Что и говорить, местные евреи и арабы, хотя и неверные, но более понимают, как себя вести. А их султан Саладин – так вообще святой человек: никогда голоса не повысит, скромен, и при этом пользуется огромным влиянием!

* * *
В одной из научных статей я прочитала фразу, сильно меня удивившую: «После взятия крестоносцами Аскелона в 1153 году город вновь переходит в руки мусульман в 1187 году. В этот раз он покоряется Салах-Дину. Строгий мусульманин (его имя означает в переводе чистота веры) снискал сочувствие и мусульман и христиан, которые, между прочим, занимали у него важные должности. В песнях и летописях Салах-Дин представляется идеалом правдивости, великодушия, ласковости и образованности. Ничто не могло разозлить его, ничто так не мучило его, спокойного, ровного даже в бедствиях, как вид печального лица. И все же как политик и Салах-Дин отдавал дань времени, достигая цели коварством и жестокостью. Вот его странный ход: он неожиданно разрушает Ашкелон…»

Почему?

В старинных Иерусалимских ассизах – сводах законов, представляющих россыпь несвязанных между собой пергаментов, среди записей об очередности вассальной службы и порядка наследования ленов и феодов оказался исписанный стихами обрывок. Назывался он «О прекрасной, но несчастной королеве и жестокосердном султане паладинов, ради любви к которой уничтоживший жемчужину Востока». О какой жемчужине идет речь? И о какой королеве? Попробуем восстановить легенду из разрозненных исторических свидетельств.

Вернемся в средневековый Ашкелон, еще находящийся под властью арабов. Торговля расцветает, ведь в Европу снаряжается все больше и больше кораблей, везущих рис и гречиху, ковры и муслин, имбирный корень и шафран. Пока его обходят напасти, потому что эмир Ашкелона, так же как и эмиры Кейсарии и Птолемаиды платит богатую подать Иерусалимскому королю, а королевские рыцари, наезжая в портовый город за налогами, получают титулы графов Аскалонских. В те времена в Иерусалиме правил Ги Лузиньянский, которого в возрасте двадцати лет женили на тридцатилетней красавице Сибилле, вдове Гильельмо, графа Яффы. Брак этот был очень выгоден для Ги, ведь его жена имела множество титулов. Она была дочерью Амори I, Иерусалимского короля, графиней Аскалонской, сестрой короля Болдуина IV, и прочая, и прочая. А Ги только что прибыл из Пуату и рвался к власти. Муж Сибиллы, горячо любимый Гильельмо, умер от малярии и был похоронен в Ашкелоне, куда королева раз в год, отправлялась на могилу и проводила вдали от Иерусалима месяц, а то и два. От Гильельмо у Сибиллы был сын, будущий Иерусалимский король Болдуин V, а от второго мужа она вскорости родила трех девочек: Алису, Марию и Бургуину де Лузиньян. Сибиллу окружали поэты и философы. Она вела утонченные беседы, говорила на нескольких языках и даже писала стихи. Ее первый муж, горячо любимый Гильельмо, был ей подстать, их брак, казалось, заключили на небесах. Но в двадцать семь лет его не стало.

Второй муж оказался полной противоположностью первому. Ги в свои двадцать семь лет выглядел плотным коренастым мужланом. Больше всего на свете он любил выпить, подраться и поохотиться с ватагой рыцарей, таких же разнузданных, как и он. Они с Сибиллой не любили друг друга. Ги называл ее старухой, бранил, что она рожает только девчонок, а Болдуина терпел только за то, что только благодаря ребенку он назывался Иерусалимским королем, хотя и не был коронован. На самом же деле он был лишь регентом-опекуном до тех пор, пока не вырастет новый наследный король. Ги в придворных кулуарах называли «выскочкой из Пуату», но ему покровительствовала королева-мать, Агнеса де Куртенэ, вдова короля Амори I, дама весьма фривольного поведения (она сменила уже четырех мужей и всех старательно возводила на иерусалимский трон).

Поэтому для Сибиллы ежегодное паломничество в Ашкелон, на могилу мужа, было временем отдохновения от суеты королевского двора, и возможности остаться наедине со своими воспоминаниями. Она всегда брала с собой Болдуина, чтобы тот помолился на могиле отца. Но в этот год спокойно уехать не получилось. Ги запретил ей покидать пределы Иерусалима, а когда она возразила, исхлестал ее тяжелой плеткой, с которой никогда не расставался.

Ночью Сибилла тайком отправилась в Ашкелон, взяв с собой сына, служанку и трех верных слуг для охраны.

* * *

В тот год султан Саладин объезжал с инспекционной поездкой приморские города. Султанат процветал. Крестовых походов давно не было, а Иерусалимский король не мешал, продолжая охотиться. Торговля с Европой, Египтом и Константинополем набирала обороты, урожай собрали хороший, на должности назначены толковые чиновники из иудеев и арабов, укрощены месопотамские князья, и Саладин ехал в великолепном расположении духа. Его сопровождал лейб-медик, доверенный человек по имени Маймонид, известный нам, как Рамбам, великий еврейский философ и знаток Торы. Вдруг они заметили богато одетую женщину, склонившуюся над надгробьем. Женщина плакала. Ребенок, служанка и воины стояли неподалеку и молчали, опустив головы. У Саладина сразу испортилось настроение. Он не выносил женских слез, его сердце сжималось от горя.

- Я сочувствую твоему несчастью, благородная госпожа, - сказал по-арабски Саладин. – Кто был тебе этот человек?
- Муж, - также по-арабски ответила Сибилла и подняла глаза. На ее щеке возле глаза вспух воспаленный рубец от плетки Ги.
- Похвально, - кивнул Саладин, - судя по дате, прошло уже десять лет со смерти твоего мужа, а ты его до сих пор оплакиваешь! Это его сын?
- Да, его зовут Болдуин.
- Как Иерусалимского короля? - спросил Саладин, имея в виду Болдуина IV, правившего до Ги.
- Я тоже буду Иерусалимским королем! – мальчик шагнул вперед и вызывающе посмотрел на всадника.
- Мой повелитель, - наклонился к Саладину Маймонид, - женщина жестоко избита. Ей нужна помощь, иначе ее раны нагноятся. Их нужно промыть и намазать бальзамом.
- Где ты остановилась, госпожа?
- В доме купца Эфраима бен-Иуды, - ответила Сибилла. – Он держит постоялый двор.
- Сегодня на закате мой личный врач придет и осмотрит твои раны – их нужно вылечить. Маймонид, ты знаешь, где постоялый двор?
- Да, мой повелитель.

Саладин пришпорил коня и умчался. За ним поскакал Маймонид.

Вернувшись, Сибилла рассказала хозяину дома о встречи с незнакомцем и его врачом Маймонидом.

- Невероятно! – воскликнул хозяин. – Это же был сам Саладин! Он сейчас в Ашкелоне, остановился в доме на берегу моря, который рядом с базиликой. А наш великий ребе Рамбам, высокой учености цадик, у него в личных лекарях. Доверьтесь ему, госпожа Сибилла, он вылечит вас.
- А сын сказал ему, что хочет стать Иерусалимским королем! – испугалась Сибилла и заметалась по комнате.

Но тут чья-то рука откинула полог, и в дом вошел лейб-медик султана, иудей Маймонид.

Он поклонился и произнес:

- Графиня, я принес бальзам.
- Ты знаешь, кто я? – удивилась Сибилла. – Я же не открыла тебе и твоему хозяину своего имени.
- На свете мало людей, достойных быть Иерусалимским королем, - уклонился от прямого ответа Маймонид.

Постепенно, благодаря врачебному уходу и спокойной жизни к Сибилле вернулась ее красота. И однажды Маймонид принес ей приглашение хозяина посетить его дом.

Сорокадевятилетний Саладин был поражен очарованием, тактом и умом тридцатисемилетней графини Аскалонской. Он влюбился без памяти. И что греха таить, она тоже не скрывала своих чувств. И хотя Сибилла, чтобы соблюсти приличия, продолжала ночевать в доме купца Эфраима, дневные часы она проводила вместе с Саладином для которого ашкелонский эмир уступил часть своих покоев.

Тем временем Ги, очнувшись после попоек и охоты, вспомнил, что жена долго не возвращается. Он послал гонцов в Ашкелон, и те вернулись, принеся ужасную весть: его жена, королева Иерусалима, графина Аскалонская, графиня Яффы, живет во дворце эмира вместе с султаном, а его пасынок, будущий король, находится в заложниках! Не бывать этому!

Он послал гонца с требованием к Сибилле немедленно возвратиться в Иерусалим. Лучники Саладина завернули гонца с полдороги.

Ги бросился сам, во главе с отрядом из пятисот рыцарей вызволять королеву. Отряд был разбит на подступах к Ашкелону. Ги едва удалось бежать.

И тогда он продиктовал письмо папе римскому Григорию VIII о том, что войско Саладина захватило Иерусалим и Гроб Господень. Что надо вызволять святыню из лап неверных, и что его скромных сил на это не хватает.

В Европе уже зрели воинствующие настроения, и хотя религиозности было куда меньше, чем во времена Первого Крестового похода, письмо Иерусалимского короля оказалось весьма кстати. Папа Григорий VIII провозгласил Третий Крестовый поход.

Очень интересно рассматривать исторические факты не по вертикали – «от Ромула до наших дней», а по горизонтали – анализировать то, что случилось в одном месте и в одно время. Со школьных уроков истории у нас на слуху такие имена, как Фридрих Барбаросса, Ричард Львиное Сердце, Саладин. Именно они должны были встретиться и скрестить мечи на небольшом пятачке под названием Земля Обетованная.

Трое королей приняли крест, то есть решили возглавить крестовый поход: король Англии Генрих II Плантагенет, король Франции Филипп II, впоследствии прозванный Августом, и германский император Фридрих I Барбаросса. Было принято решение о том, что французы нашьют себе на платье красные кресты, англичане - белые, фламандцы - зеленые.

В начале 1189 г. в Англии, а потом во Франции была введена всеобщая подать в размере десятой части всех доходов, предназначавшаяся для нужд похода, - Саладинова десятина, и это вызвало возмущение в низах. Сборщиков Саладиновой десятины встречали камнями, и даже убивали, отобрав казну.

Из-за внутренних распрей и интриг крестовый поход задержался, Генрих II умер. Его сменил на троне Ричард, позже получивший прозвище Львиное Сердце, а Барбаросса утонул в реке Салеф, что в Малой Азии.

* * *
Мы забыли о нашей героине. Несмотря на любовь к султану, Сибилла остро чувствовала свое шаткое положение. И не столько оттого, что живет не с мужем, а с любимым человеком, сколько оттого, что ее грешный поступок вызвал такие последствия – Третий Крестовый Поход. Она знала, что произойдет – ворвутся орды захватчиков, разрушат ее любимую Палестину, а отец ее ребенка будет убивать ее братьев по вере.

Сибилла стала чахнуть. Муки совести казнили ее. Врач Маймонид поил ее целебными отварами, но она тайком выливала их – она не хотела жить. Она устала.

Сибилла умерла, когда Ричард I во главе крестоносцев шел на Ашкелон, чтобы захватить Саладина. Султан, обезумевший от горя, знал, что силы неравны, так как его основные войска защищают Иерусалим. И он отдал страшный приказ – разрушить Ашкелон до основанья, чтобы навсегда исчезла память о том месте, где он был счастлив со своей любимой Сибиллой. Жители бросились вон из города, стеная и плача. Богатый цветущий город превратился в руины за несколько дней. Сильная непогода – проливные дожди и ветер смыли в Средиземное море обломки.

Саладин отступил, и когда Ричард вошел в город, то, к своему великому разочарованию, увидел лишь голые остовы и фундаменты разрушенных домов.

И тогда король превратился в каменщика. Он сам рыл землю, таскал на плечах кирпичи и разбирал мусор. Крестоносцы роптали – они воины и им не пристало строить азиатские города. Но Ричард обещал щедро заплатить тем, кто будет стараться на постройке домов. Воины покорились.

Но былого великолепия не достигнешь за несколько недель. Город стал крепостью: вместо украшенных мрамором базилики и бань появились валы и башни. Крестоносцы не церемонились – в дело шли любые крупные обломки. Именно поэтому в Национальном парке Ашкелона можно увидеть мраморные колонны, накрепко вмурованные в кирпичную кладку.

* * *
Приезжайте в Ашкелон. Придите в Национальный парк и коснитесь обломков светло-голубого мрамора. Может быть, к одной из этих колонн прикасались руки человека, о котором уже тысячу лет слагают легенды по всей Европе. Но то, что эти камни помнят Саладина и Рамбама, Маккавея и Ричарда Львиное сердце, я нисколько не сомневаюсь…