от ст-на до ст-на
Как известно, все эффектные современные цитаты нажиты самым бесчестным путем делают в Одессе, на Малой Арнаутской улице.
Поэтому меня совершенно не удивило, что борец за реформу среднего образования А.М.Кондаков цитирует П.А.Столыпина, который якобы сказал
прежде всего, надобно воспитать гражданина, а потом гражданственность сама воцарится на Руси.

Среднее образование, по всей видимости, действительно нуждается в реформе, поскольку самый ярый его пропагандист не способен сверить короткую цитату. Возможно, Кондаков хотел лизнуть польстить тем самым президенту Медведеву, заявившему в своем первом президентском послании в 2008 г.:
Прежде всего надлежит создать гражданина, и, когда задача эта будет осуществлена - гражданственность сама воцарится на Руси

Но, увы, и эта цитата неполна, на самом деле Столыпин в контексте земельной реформы в 1909 г. говорил вот что:
прежде всего надлежит создать гражданина, крестьянина-собственника, мелкого землевладельца, и когда эта задача будет осуществлена - гражданственность сама воцарится на Руси.
Про образование и «воспитание гражданина» Петр Аркадьевич предательски умолчал . Впрочем, бог с ним, с Кондаковым, вокруг этой цитаты есть история поинтересней.

Интервью Столыпина было опубликовано в саратовской газете «Волга» 1 октября 1909 г. и лишь затем перепечатано петербургскими газетами. Вот как оно начинается:
Перед моим отъездом в Саратов председатель Совета министров статс-секретарь Столыпин оказал мне честь продолжительной беседы со мною, как с представителем газеты «Волга»
В исходе 3-го часа, 23 сентября, я был принят П. А. Столыпиным в его рабочем кабинете в Елагинском дворце.
- Вы выезжаете в Саратов на днях? Завидую вам. Я сохранил о Саратове наилучшие воспоминания. С удовольствием беседую с Вами как с представителем провинциальной печати, так как именно печати провинциальной и ее развитию придаю особенное значение. Задача провинциальной печати - верно и точно выражать настроение страны, ибо столичные газеты слишком много отдают места вопросам так называемой высокой политики и партийному политиканству, руководимому весьма часто закулисными интригами.
Здесь присутствует некоторая загвоздка – если интервьюер Николай Гарвей и был представителем провинциальной печати, то очень недолго, возможно, один раз в жизни.
Одна из последних записей в записных книжках Ильи Ильфа такова:
Великобританский подданный Николай Гарвей и графиня Менгден обвинялись в краже книг из издательства Девриен и продаже их букинистам

Это реальная история 40-летней на тот момент (1937 г.) давности, о которой мы узнаем благодаря любезности М.Л.Космовской, выяснившей подробности дела при комментировании дневника музыковеда Финдейзена:
Речь шла о процессе, инициированном книгоиздательской фирмой Альфреда Девриена и освещаемом в прессе под заголовком «Бичи книжной торговли». Это было дело о систематическом хищении книг в издательстве и продаже их через букинистические магазины, причем торговля новыми книгами у букинистов приобрела весьма значительные масштабы, что вызывало справедливое негодование издателей. Поэтому следствие, а затем и судебный процесс над пойманным с поличным приказчиком одного из магазинов ожидался громким и показательным, чтобы пресечь действия тех, кто пособничал в передаче книг «старьевщикам».
Защитником ответчика, Гарвея Николая Ивановича, великобританского подданного, был известный адвокат М. Л. Гольдштейн выстроивший свою речь на раскрытии лучших личностных качеств подсудимого, и 23-летний молодой человек предстал перед судом присяжных жертвой неблагоприятного стечения жизненных обстоятельств. Приехав в Россию на заработки гувернером в богатую многодетную семью (шестеро детей) графа Менгден, юноша влюбился в графиню.
Последняя, овдовев, переложила на плечи молодого человека заботу о благосостоянии всей семьи. Благородный англичанин устроился на работу, причем, благодаря усердию и трудолюбию, быстро продвигался по службе. Однако и все увеличивавшихся его доходов было недостаточно на содержание графини с детьми, которые не ограничивали себя ни в чем. Неприглядный портрет графини Менгден еще более подчеркивал безвыходность ситуации, в которой оказался Гарвей, не сумевший отказаться от подвернувшейся оказии в увеличении заработка. Не более чем проступок благородного человека, не требующий дополнительного наказания, кроме уже понесенного при огласке самого факта, — так представил дело адвокат, и в результате суд присяжных единогласно оправдал Н.И.Гарвея.

Запись в дневнике Финдейзена датирована 1897-м годом, поэтому возраст подсудимого нуждается в уточнении. По мнению РГАЛИ, в котором хранится его архив, Н.И. Гарвей родился в 1867-м году, значит, на момент суда ему было 30 лет. Первое упоминание о Гарвее, которое я нашел, таково:
15-го июля 1892 года, в звании ред. жур. «Вестник российского общества покровительства животных» утвержден великобританский подданный Николай Гарвей вместо г. Зосимовского.

Параллельно неудачливый гувернер переводит Мопассана (многие рассказы мы по сей день знаем в его переводах) и другие французские тексты (к примеру, «Голубые сказки» Э.Лябулэ, Спб, 1895, издает тот же Девриен, в лавке которого Гарвей служит приказчиком). После суда он меняет работодателя, но не профессию – теперь мы встречаем его в лавке «Новостей». Параллельно у него появляется собственная издательская марка, он печатает все того же Мопассана («Отец Милон. Сборник новых рассказов. 1900 г. С портретом автора. Ц.75 к. Изд. Гарвей. Спб. тип. Э.Гоппе. 3100 экз. Пер. с франц. Н.М.Гарвей»). Н.М. – это жена, в том же 1900 г. рождается сын – Николай Николаевич.
Не Мопассаном единым, «изд.Гарвей» не чурается философии – Л.Е.Оболенский «История мысли», 1901 г. , А.Яковлев «Думы» (половина дохода безработным), 1906 г.

Но постепенно Гарвей уходит в журналистику. Начинает он, по всей видимости, с театральной критики, публикуясь под псевдонимами «Дед Всевед» в «Новостях и биржевой газете» и «Резонер» в «Театральных известиях». Потом – гастроль в Саратове, о которой, за исключением знаменитого интервью со Столыпиным мне не удалось найти ничего. Самое позднее в 1913 г. он снова в Санкт-Петербурге, где редактирует газету «Утро России». По всей видимости, к этому времени у него уже российское подданство. Еще два года спустя Гарвей удостаивается очередной дневниковой записи, теперь историка М.К.Лемке (этот дневник стал впоследствии книгой «250 дней в царской ставке»)
Последнее время в Москве заметен фельетонист «Альтус» в «Раннем утре». Это Гарвей, прославившийся лет 25 назад «историей» в издательстве Девриена. Ему принадлежит блестящий фельетон «Прыжок влюбленной пантеры», написанный по поводу увольнения министра внутренних дел Маклакова.

Видимо, здесь с Гарвеем познакомился А.И.Солженицын:
Деятельность еврейских издателей и публицистов не ограничивалась столичными или высоко интеллектуальными газетами...Были в российской прессе и отдельные "кочующие" звезды... скромный Гарвей-Альтус, единожды прославленный фельетоном "Прыжок влюбленной пантеры", зашлепавшим клеветой министра внутренних дел Н. А. Маклакова. ("Двести лет вместе")

Каким инструментарием пользовался Александр Исаевич для установления еврейского происхождения Николая Ивановича – доподлинно неизвестно. Фельетон про пантеру действительно был напечатан в «Утре России» и повествовал об одном из редких умений бывшего министра Маклакова – тот не раз веселил царскую семью, мастерски подражая животным, его коронным номером был как раз прыжок влюбленной пантеры. Однако, историк Д.В.Эйдук считает, что автором нашумевшего фельетона был совсем другой журналист - Аркадий Павлович Алексеевский. И Алексеевский, и Гарвей тесно сотрудничали в «Утре России», пример чему мы находим в одном из писем Ходасевича, уже летом 1916-го года:
Прежде чем идти в контору УР, зайди наверх, найди Гарвея Николая Иван, и напомни ему, что статья о Держ., которую я послал заказным письмом в УР на его имя, 30 июня – должна быть напечатана 8 июля, в день столетия со дня смерти Д-на. Если у них есть другая статья, то скажи, что еще в марте я заявил, что напишу, и Гарвею, и Арк.Павловичу – и они согласились оставить Д-на за мной. Если (паче чаяния) Гарвея нет, то есть Аркадий. Ему все это и скажи, а статью пусть разыщет в редакции. Они же помогут тебе и получить деньги в конторе.

Летом 1917 г. с Гарвеем встречается будущий сменовеховец Николай Устрялов:
В то время С.А. Котляревский и я принимали близкое участие в большой московской газете "Утро России", и, пользуясь этим, пытались вовлечь ее в орбиту наших международно-политических идей. Часами происходили в редакции горячие споры, причем против нас решительно ополчались редактор газеты Гарвей, человек ограниченный и во всех отношениях для редакторского поста неподходящий, и заведовавший иностранным отделом Валерьян Николаевич Муравьев, сын бывшего министра юстиции, молодой дипломат и подававший надежды публицист. Оба они были крайними антантофилами и не хотели допустить даже малейшего указания на изменение обстановки, порожденное фактическим выходом России из войны.

Это был звездный час Гарвея, после революции он (благоразумно) прячется в тень: расширяет сферу своей переводческой деятельности (Л.Турек «Пролетарий рассказывает», авторизов. пер. с нем., 1931) и служит на скромной должности в ОГИЗе. Под многими изданиями 30-х годов – в том числе Пушкина, Достоевского, Толстого - стоит «технический редактор Н.И.Гарвей». Знал ли печатавшийся в ОГИЗе Ильф, что герой его дневниковой записи и почтенный сотрудник издательства - одно и то же лицо?

Единственное найденное мной документальное свидетельство этого периода – воспоминания О.И.Подобедовой:
Поступила я в Гослитиздат. Имея специальное литературоведческое образование, я с увлечением работала над подготовкой к изданию разных поэтических сборников. Мною, видимо, были довольны. Вдруг зав. технической редакцией (Н. И. Гарвей) сообщает мне, что ему урезали штаты, а так как я поступила последней, меня сокращают. Получить об этом документы, он послал меня в отдел кадров. Там сидели два работника и со смущенным видом просили обождать, пока справка будет готова. При этом один говорил другому: "Ну почему же ее увольняют? Николай Иванович был так ею доволен?" "Ну, что я могу сделать? - отвечал другой. - На нее пришла бумага с Лубянки”.

Удивительно, но сам Николай Иванович в 1937-м не был назначен британским шпионом (хотя ему, казалось бы, и карты в руки). Умер бывший интервьюер Столыпина в 1941-м.

P.S. Неизвестно, унаследовал ли сын отцовский темперамент, но Николай Николаевич (не чуждый кинематографии, в частности, друживший и переписывавшийся с Эйзенштейном) оставил в истории довольно эффектное письмо вождю:
28 февраля 1945 г.
Вчера я просмотрел кинофильм «Нашествие» (режиссер А. Роом).
Впечатление такое, как будто бы я сидел в кинотеатре образца 1918—20 гг. и смотрел банальную мелодраму дореволюционного кинопроизводства. Массовый зритель с восторгом и со слезами принимал эту картину, а я сидел и злился, думая над тем, что вот прошло 25—27 лет, и все в области кино вернулось к своей «блевотине».
Потрясающе обидно после «Броненосца «Потемкина», «Матери», «Чапаева», «Депутата Балтики» видеть, как наше кино возвращается вспять, к временам примитивного сфотографированного театра, отбрасывает технические средства киновыразительности (крупный план, ракурс, дистанцию, великолепные фото и монтаж) и возвращается к примитиву — к психологической мелодраме «без руля и без ветрил».
За истекший год мы в области кино имели до обидного мало и до обидного нехорошо: «Иван Грозный», произведение огромного художественного дарования — абстрактен, приемлем для немногих, холоден и рассудочен; «Человек No 217» — неврастеничен и субъективен; «В 6 часов вечера после войны» — черновик малокультурного художника, обремененного уродливой героиней; «Родные поля» — ученическая работа режиссера, не знающего, кто он — режиссер или только актер на главных ролях; «Большая жизнь» - провал режиссера, споткнувшегося на незнании жизни; «Иван Никулин» - цветной конфуз недоучившегося кинодельца и т.п.
Думая над причинами всех наших кинобезобразий, я пришел к выводу, который прошу оставить между нами: Нельзя дальше оставлять киноискусство на произвол (самотек) равнодушных граждан из Кинокомитета; кроме вреда, это дальше ничего принести не может. В самом деле: на кого может опереться Большаков, если все его заместители ни уха ни рыла не понимают в киноискусстве! Поручите это дело мне, и я отвечаю своей головой, что в течение года-двух Вы будете довольны кинематографом.
Моя программа
а) каждому мастеру давать ставить лишь то, что ему по силам и по душе;
б) привлечь новые кадры режиссеров;
в) актеру отвести ведущую роль и для них писать сценарии;
г) разогнать бездарную компанию в т.н. сценарной студии;
д) расчистить авгиевы конюшни киностудий и навести в них большевистский порядок (это самое безобразное хозяйство в нашей стране);
е) освободить советского кинозрителя от режиссерских супруг;
ж) разрешить прессе (критике) называть вещи своими именами.

Н. ГАРВЕЙ

Н.Н. Гарвей, член ВКП(б) с 1919 г., п.б. No 4 852 802, инвалид Отечественной войны, тел. КО-49-69, Госкиноиздат. Домашний адрес: М. Грузинская ул., д. 43а, корп. 2, кв. 9.