Анатолий Монахов в галерее Гельмана на Винзаводе - в эту пятницу, 28 октября.
Завтра,
28 октября 2011, в пятницу, в 19.00
Галерея М&Ю Гельман на Винзаводе
Товарищество "опять Осумасшедшевшие безумцы" представляет:
Пятый сезон Безумных Вторнекков.

Персональный творческий вечер Анатолия Монахова.

«Тексты, которые не получается исполнять под музыку»

Стихи, фрагменты прозы и устные истории в исполнении автора.




Анатолий Геннадьевич Монахов.
1970 г.р.

Изначально позиционировал себя как рок-музыкант. С 16 лет и по сей момент поочередно был лидером групп «Рождество», «Лысые Люди», «Лисица Кицунэ».

Работал также с Максом Лешко, Вовой Веселкиным, Славой Задерием, Питом Колупаевым, Анатолием Герасимовым, Борисом Раскольниковым и другими.

В 1990 году сочинил текст, который не смог положить на музыку. Так родилось первое поэтическое произведение – «Тетушка». В дальнейшем А.М. пришел к выводу, что некоторые тексты лучше звучат в виде стихов.

В 1992 году закончил 3-й московский мед. институт, чему воспоследовало общение с бизнес-криминалитетом, затем работа в газетах «Капитал» и «Бизнес» независимым корреспондентом, в результате чего А.М. стал увлекаться эссеистикой.

Ныне Анатолий, как прежде, работает в группе «Лисица Кицунэ», порою пишет стихи и прозу, живет в подмосковном Подольске, трудится в инвалидном доме вахтером.

В ЖЖ - http://st-lao.livejournal.com


Некоторые сочинения Анатолия Монахова:


Тётушка

Глиняный бортик у скучной кроватки,
Над морем небо, на небе Господи.
Закатился колобок заполночь,
Вышел невод с травою морскою.

Махнули водки, махнули за город,
Покупались и потонули.
Акулы в море, у нас рыбы мало,
Но редкие виды: рыба-вепрь, рыба-мул.

И снова весна, и снова счастьице,
Сырая земля да ясное солнышко.
Со свойственным Вам отсутствием пафоса
Вы, погостите у меня, тетушка!

Наш город, где восемь команд средней лиги!
Лилово-пурпурный, как развлечение мозга,
Ажурный, как Ваши интриги,
Свободный, как мир без Господа Бога,

Этот город - счастье, в нем нет страданий,
В нем все лишь – театр, плюс кровь из пальчика.
Окрестности - леса и поляны,
Да хмельные шабашники - вольные каменщики.

Чтобы избавить себя от хлопот
И сколотить себе состояние,
Можно устроиться на работу,
Ну, скажем, учителем рисования.

Грузить платформы, лудить и паять.
Если чураться сохи и плуга,
В конце концов, можно просто занять
Десять рублей у дорогого друга.

На десять рублей можно купить
Третий том сочинений старого Тойфеля
И, выходя на крылечко, радуясь солнышку,
Пить драгоценный напиток кофе.

Когда ж наедимся котлеток и сладостей,
Отведаем щей и домашней водочки,
Я покажу Вам три местных радости:
Колизей, музей и Егорыча.


– Егорыч, за что ты любишь уродов?
Егорыч нахмурится, в даль посмотрит мечтательно,
Сладострастно сощурится. – Егорыч у нас обаятельный!

А после на двор! – гулять и властвовать,
Глаза выпучивать непонятному.
Но ради честности и досказанности
Должен признаться в двух неприятностях:

В час пополудни, на прошлой субботе,
Сошел с ума мой сосед архитектор.
Он заблудился в пространствах и векторах
И не смог вернуться домой с работы.

А в часы делирия и позора,
Когда в меня кто-то смотрит сквозь линзу,
Ко мне приходит мой беспризорник,
С двумя головами и без мизинца.

Но это все – алкоголь и кумар,
Недостаток витаминов и кальция.
Ведь прекрасно, когда театр!
Терпимо, когда берут кровь из пальца!

Глиняный бортик у скучной кроватки,
Над морем небо, на небе Господи.
Закатился колобок заполночь,
Вышел невод с травою морскою.


И снова счастье, и снова март.
Ты утешай меня, радуй, солнышко!
И это совсем не пьяный базар.
Вы и впрямь погостите у меня, тетушка.


Асфальтовый двор.

Асфальтовый двор как обычно гонял свои листья по кругу,
Я вышел гулять, привычно оставив рыдать супругу.
Стена свою область мира, заслонила бетонной грудью.
И пьяный с ворот мне крикнул: когда-то здесь жили люди.

А я ему: милый пьяный, Вы видимо долго пили.
Здесь столько квартир и парадных! Коль жили – и щас бы жили.
Чего им здесь не хватало – Театр, приём бутылок.
Пусть рэйв не играют в подвалах, так блюз заместо включили.

А он мне: не все едино, не все равно, понимаешь.
Вот ты бы стал пить с Грузином? - Пожалуй, что стал бы, товарищ.
А люди, они исчезают совсем по другим причинам.
Я это ОСОЗНАВАЮ, но очень скучнО и длинно.

Давай-ка лучше пройдемся, пока часы не пробили,
во дворик, где кто-то смеется!
- Ага!?
Чтоб нам там вломили?


Исход или В ссылку.

Сними глаза, разуй очки!
Нас поезд едет прочь!
Среди высокие Бахчи,
Бахчи-Сарай и Сочь.

Где нынче только мрак, шакал,
Я свой сарай совью.
Чтоб он стоял, как гордый скал,
Я в грунт вобью сваю.

И мне приснится простыня
И чучело-Сова,
И как грустишь ты без меня,
Несчастная Москва…


отрывки из сочинений прозаических:

Вася Грамматиков

Мне сказали, что этот путь ведет к океану смерти, и я свернул на полдороге. И с тех пор тянутся под ногами мглистые тоскливые окольные тропы.
_______________________________________Другой эпиграф

У моего земляка фотохудожника Васи Грамматикова было особое средство очистки психики. Когда жизнь казалась ему пустой и унылой, он находил какую-нибудь клоаку, то есть клоаку полнейшую: бомжатник, или там просто алкашескую квартиру, где пьют денатурат. Так вот, он находил такую клоаку и бухал там дня три. Когда он приходил в себя после такого запоя, он видел и осознавал окружающий ужас. Бежал оттуда и осознавал прекрасность жизни. В крови появлялся адреналин. Мысли светлели. Творческие настроения приходили к нему. Это был его Дзэн. Однако весной он был выловлен из реки под названием Пахра в Подольске, со следами побоев, явно умерший не своей смертью.

Все люди нашего склада имеют наклонности довольно разнообразные, но сходные с наклонностями покойного Васи. Столько народу полегло, что даже страшно. Когда умирает очередной друг, у меня нередко возникает чувство обиды на него (обломал кайф, свалил в разгар тусовки, лишив интересного общения). Однако если оценить масштаб всеобщего УСПЕНИЯ, чувства приходят совсем иные. На юбилее Подольского Фестиваля Пит Колупаев вполне искренне обратился к пришедшим: спасибо вам, что дожили, что протянули эти 20 лет! Еще бы! Смотришь выступления групп и считаешь трупы. Вот, например, кто остался от Веселых Картинок? Из тех кто играл на фестивале почти никого, а также из тех кто играл уже после фестиваля – один.

Вопрос: следовать своему Дзэну и, однажды, отбросить копыта в подмосковной засранной рощице, или в вонючей клоаке (на дуэли, или на поле брани – это вряд ли)?
Или свернуть с пути, окунуться в нормалочку, жить в режиме ноль-минус один?
Что тебе нужно – выбирай! – поет Цой.
Пардон, но из вышеперечисленного мне ни хера не нужно.


Ноль никогда не равен другому нулю (фрагменты)

Немного холмистые июньские (это точно был июнь – у меня была практика в пульмонологии – значит это, к тому же был июнь 1991года) подмосковные равнины, невероятно солнечная прекрасная погода, небольшие перелески, двое велосипедистов. Велосипедист и велосипедистка. Я и Лиза, сестра Мити. Я – гость у Мити на даче в Монино. Но в Монино нет разливного пива. Оно есть в Лосинопетровске, который называется здесь Лос-Пэдрос.
Нет, вначале мы встретились с Вовой Ранневым, на углу Пятницкой, ближе к Добрынинской, выпили портвейна (там на углу как раз винный был, а у метро лавочки. Со спинками!) и обсудили рассказ Мамлеева «Голубой», к гей-культуре не относящийся. И только потом мы поехали к Мите в Чертаново, потому – пригласили! Митя (тогда он не назывался Митя, но Митрофан-Небеса, не из-за просветленного состояния духа, хотя оно и было просветленным, а из-за чудесных небесно-голубых заплат на джинсах), так вот, Митя с сестрой Лизой гнали самогон из «стручковой настойки». Самогонный аппарат был сделан из аппарата искусственного кровообращения (их было до фига – больные не пострадали). Такой аппарат Митиного папу, профессора-трансфузиолога, научил делать перец, который вел по ящику передачу «Человек и Закон».
Был такой возраст (организм), что выпить жбанище самогона можно было, не опасаясь за утреннее самочувствие.
Так вот утром мы отбыли в Монино, а там уж мы с Лизой на дедовых черных с рамой велосипедах двинули в Лос-Пэдрос. Одеты мы были круто – пост-панк – пост модерн. А как быть. – Иллюзион. Фассбиндер, Джой Дивижн, Нина Хаген – мать родная. И вот движемся пост-модерном среди проселков и церквей.
- У нас здесь жил один помещик (в таком-то веке), - рассказывает Лиза, - он был влюблен в девушку по имени Ольга и велел вырыть пять озер, по форме букв имени. Чтобы с высоты птичьего полета было видно имя, где вместо букв озера.
- Кто ж тогда летать-то мог? - спрашиваю.
- Ну не знаю, разве только Брюс – колдун известный. И хитрец. Похвастал Петру, что у него в июне крестьяне на коньках по пруду катаются. Приехал домой – устроил из навоза и еще какой-то бяки теплоизоляцию на пруду. Когда Петр приехал – в июне – дворня и впрямь на коньках каталась. И дивился сему царь премного.
Доехали до Пэдроса. Я с канистрами направился в пивняк, а Лиза у коновязи стережет велосипеды – черные с рамой.
Выхожу с пивом, а Лиза говорит: Знаешь, Толик, а местные алкаши – поэты.
- Это почему же?
- А вон тот подошел и сказал: девушка, какая у вас красивая кожа! И мирно, улыбаясь удалился.
В августе будет «лебединое озеро», как раз когда у меня начнется практика по гнойной хирургии. Трудно пока представить такое….
В Москве продвинутые гей-модельеры еще работают дворниками. Убрав метлу на «рабочую площадь», они одеваются фриками и идут в Третий Путь, который еще и не Третий Путь вовсе, а большая неотреставрированная коммуналка, да и Боря еще не Раскольников, а не расскажу кто…
А мы вечером на веранде пьем привезенное пиво, читаем Пригова, болтаем об астрологии, политике, всяких Адвайта-Ведантах. И с нами и Брюс, и Боур, и Том Вэйтс, и, до кучи, Айзек Мизрахи, да остатки Гребенщикова.
Этой ночью я впервые увидел летающую тарелку. Прям почти над Звездным Городком, он там рядом. А утром про эту тарелку даже по радио передали…
Ну все, нельзя больше про это – а то какой-нибудь нехороший приступ случится. От этих Пост-Панков на черных велосипедах с рамками среди церквей и проселков близ Лос-Пэдроса – от этого слегка анимированного фотоснимка. Да и не снимок это, а нож, который всадили в спину, а он там инкапсулировался, прижился и даже почти никогда о себе не напоминает.
Звезданутый экстатический глоток свободы в момент перехода от одной двинутой эпохи к другой. Не от коммунистической, а от посткоммунистической и не к нынешней и даже не к преднынешней… Погода была – блеск!

. . . . .

Когда нам с Гришей Слободским было по 17 лет.
Летом в качестве практики мы подрабатывали в ДДИ № 11 - в детском дурдоме. Мы были санитары. Гриша - добрый. Я - увы...
Как-то сидим мы ночью с Гришей - пиво пьём, Юру Наумова (встречу мудака - убью) слушаем. В "санитарской". И вдруг, раздается страшный грохот. Над лесом встает Ядерный Гриб (в натуре), а времена были еще холодной войны.
Гриша произнес, как-то автоматом, но гениально:
"Обидно умирать ночью, в дурдоме, от ядерной войны". Спокойно так сказал.
Потом психи объяснили нам - это подземный завод. У них пар накапливается - предохранитель открывается и т.д.
Так что мы с Гришаном Ядерную Войну пережили - не бойтесь, господа, это забавно!





ПРИХОДИТЕ!




Вход свободный!


*
Кураторы Безумных Фторнекков: Гузель Немирова, Александр Курбатов (Дёмин)

*

28 октября 2011, пятница, начало в 19.00
Галерея М&Ю Гельман на Винзаводе:
105120, Москва
4-й Сыромятнический переулок, дом 1, стр. 6
Карта проезда: http://www.guelman.ru/culture/images/doc/winzavod-map.jpg