ОККУПАЦИЯ (1)

 

793 года назад, 21 сентября 1217 года от Р.Х... Впрочем, начну не с того. Было сегодня, други, много интересных тем, и все пролетели, как фанера над столицей Франции. Обидно даже. В первую очередь, за себя. Честно говоря, думал, что уже спокойно ко всему отношусь. Ан нет. Впрочем, мораторий есть мораторий, а потому поговорим лучше о чем-то спокойном, неторопливом и взвешенном. Например, об эстах. Только не о нынешних «суверенных», о них неинтересно, а о других. Семисотлетней давности.  Которые, скажу вам, были те еще булочки с изюмом...

Соседушки

Это сейчас посмотришь в ту сторону и смешно. А на рубеже X-XI веков, когда случился у них всплеск, говоря словами Гумилева, «пассионарности», заняли предки будущих ветеранов СС на берегах серого моря место, освобожденное норманнами. Благо, те уже в вик почти не ходили, благополучно выйдя в солидные, всей Ойкуменой уважаемые наемники-варанги, а то и сицилийские доны. Были эти эсты уже не совсем дикие, голышом не бегали, промискуитет не культивировали и даже имели шесть княжеств –не княжеств, но вроде того, именовавшихся «маакондами». Но жить рядом с ними удовольствия не доставляло. Ибо грабили все, что по морю плывет и по земле бродит, не глядя (берсерки, да), с кем имеют дело. Хоть шведы, хоть Русь, - без разницы. С Русью, правда, шутки были коротки. Князь Ярослав с ними своей мудростью поделился, построив вслед за тем город Юрьев, чтобы гарнизон присматривал за поведением воспитуемых. Те поняли и слегка притихли. Зато мелким племенам неэстийского происхождения – ливам, латгалам и прочим куршам-  приходилось крайне несладко. Доведенные до полного отчаяния таким соседством, обиженники искали помощи у тех же русских. По их просьбе и с их согласия полоцкие князья выстроили на берегах Двины два укрепленных городка, Кукейнос и Герсик, князьям которых (младшие сыновья полоцких младших сыновей) окрестные племена платили умеренную и вполне посильную дань. Эстам, однако, было плевать и на русских. Они ощущали себя круче некуда, доказывая это при первой возможности. Хотя, как правило, себе же на голову. В 1176-м «вся чудь земная приходила под Плесков» со смелым планом взять город под себя, но, естественно, получила по ушам и «ушла с великим уроном». В 1190-м история повторилась: «многая чудь водою пришла», однако на сей раз, если верить псковским летописцам, вообще «ни един чунец вживе не ушел», однако другому отряду эстов, атаковавшему параллельно, удалось захватить Юрьев, который псковичи и новгородцы смогли отбить только спустя год и общими силами, устроив вслед за тем прогулку по маакондам, «полону уведя без числа». Но только в 1192-м, когда псковичи, играя на добивание, вновь опустошили Чудскую землю и забрали у эстов городище Медвежью Голову, лихие парни слегка  образумились и начали исправно платить дань. Не неся, впрочем, никакого убытка, поскольку все уплаченное с лихвой возмещалось добычей, регулярно отнимаемой у ливов, латгалов и прочих. Кроме, естественной, находившихся под крышей Полоцка. А жизнь между тем готовила беспредельщикам урок и науку. Поскольку, помимо Руси, шведов и ливов с латгалами, была на их беду еще и Западная Европа, где истерически не хватало земли и поэтому младшие сыновьяочень не любили язычников. Тем паче, под боком. 

Мигранты и оккупанты 

Первый челловек с мандатом, вернее, патентом на будущее епископство, миссионер Мейнгард высадился на берега пустынных волн в самом конце XII века. Однако успеха не стяжал, разве что шпротами угостихи, но слушать не стали. На смену незадачливому неумехе пришел новый, более серьезный кандидат в апостолы, Бертольд, - уже не только с крестом, но и с мечом. Сразу убивать его опять-таки не стали, но когда стало ясно, что батюшка просто так не отстанет, пришлось. Третьим назначенцем на перспективное, но проблемное место стал в 1199-м бременский каноник Арнольд,  - и вот тут-то все совпало. Попик, хоть и совсем молодой, с места в карьер проявил ся дико энергичным и, как модно говорить, крайне эффективным менеджером  с задатками административного гения. Основав сразу по прибытии в устье Двины город-крепость Ригу, он начал всеми правдами и неправдами заманивать в будущее «Царство Небесное» немецких колонистов, не обращая внимания на качество будущих подданных. Всем им, чем бы они ни занимались дома, хоть с петли сорвавшиеся, хоть с костра снятые, специально выхлопотанная у Папы булла гарантировала отпущение всех грехов, а епископ – нижайшие налоги, желающим землю, не желающим же пахать - все возможные городские вольности. Следующим креативом стало основание ордена «Братьев Христова рыцарства», в просторечии, из-за алых мечей на эмблеме, «меченосцев». Единственный среди всех такого рода, этот орден не подчинялся напрямую Ватикану, а считался вассалом епископа Риги, получив в пользование треть всех земель епископства, и был очень, так сказать, легким на подъяем. Во всяком случае, его первый магистр, Винно фон Рорбах, потерял голову на плазе в итоге какой-то внутренней склоки, чего, вообще-то, в организациях такого плана не случалось никогда. В общем, когда в Полоцке, как бы гегемоне окрестностей, сообразили, что новые пришельцы могут быть реально опасны и собрались, наконец, принимать меры, оказалось, что боржоми пить поздно. Уже в 1203-м русские войска, пришедшие наводить порядок, так и не сумев взять крепость Гольм, ушли восвояси несолоно хлебавши, а ливы, почуяв новую силу, способную усмирить соседей, пошли креститься толпами (их князек Каупо даже вошел в орденские хроники как «образцовый новый христианин»). С этого момента начались «весенние» походы против язычников. Сперва против латгалов, которых сломали очень быстро,  всего через два-три года меченосцы прогнав из Кукейноса и Герсика\полоцких вассалов, Вячеслава (Вячко) и Всеволода Борисовичей. Затем пришел черед «ближних» эстов из мааконда Уганди.однако ни «дальние» эсты, которых просили о помощи угаласцы, ни новгородцы, которых просили о том же полочане, увлеченные традиционными драками на меже, на происходящее внимания не обращали. А зря. 

Евростандарт

Укрепившись в Ливонии и Латгалии, меченосцы понемногу расширяли lebensraum, ставя на занятых землях каменные замки, покорившихся крестя, противящихся крепостя, а самых непокорных обнуляя вместе с семьями. Война становилась все более ожесточенной, что, учитывая социальный состав «воинов Христовых», с одной стороны, и нравы аборигенов с другой, даже не удивляет. «Они убивали мужчин, и женщин, и детей, - со скромной гордостью сообщает Генрих Латвийский, - во всех деревнях и местах, и убивали тех, кого они нашли, с утра до вечера... пока уставшие руки не обессилели от избиения». Эсты, естественно, в долгу не оставались, в связи с чем быстро прослыли «бессердечными дикарями», каковыми, впрочем, считались и до того, однако против «железных людей» устоять было сложно, и к 1209-му большая часть мааконда Уганди оказался во власти людей епископа, а его крепость Отепя превратилась в орденский замок. Дальше больше. В  1210-м агентура Альберта достигла серьезного успеха и на полоцком направлении. Между Ригой и князем Владимиром Мстиславичем был заключен договор о дружбе, а через пару лет еще один, фактически поставивший княжество в зависимость от епископства. После чего Псков и Новгород, осознав, что шутки кончились, зашевелились. Князю сперва пришлось бежать в Ригу к зятю (он успел выдать дочь замуж за епископского брата), затем, когда там оказалось плохо, каяться перед псковичами, немцы же тем временем заявились в новгородские земли, захватили Медвежью Голову и поставили там замок Оденпе. В 1214-м русские ответили адекватно и пропорционально, однако штурмовать Ригу, где собрались все уцелевшие немцы, учитывая мощь ее каменных укреплений, не решились. В конце концов, в начале января 1217 года дело кончилось битвой  где меченосцам досталось так здорово, что им пришлось вернуть не только Медвежью Голову, но и Вильянди, признав местных эстов данникам Пскова и Новгорода. После чего раскачались, наконец, и горячие эстонские парни, лишь к этому времени сообразившие, что их скоро будут бить, а помочь почему-то никто не хочет.  Из числа вменяемых, мысливших по-новому старейшин выдвинулся и лидер - весьма харизматический старейшина Лембиту из мааконда Сакала, имевший уже опыт серьезных побед над «железными людьми» в крупной битве на реке Юмере (1210-й) и разорения орденских укреплений. Связавшись с русскими, он объяснил им, что эсты теперь хорошие и все понимают, принял участие в  «январской победе»  и, став после того непререкаемым авторитетом во всех континентальных маакондах,  предложил план общего похода на Ригу, чтобы сбросить немцев в море раз и навсегда. Идея пришлась по нраву. Возможно, какие-то уважаемые люди и не были в восторге, предвидя рост влияния коллеги Лембиту, но определяли ситуацию не они. Летом 1217 года севернее крепости Вильянди, что на берегу реки Навести, начали собираться дружины из Сакала, Харьюмаа, Ярвамаа, Рявала, Вирумаа, Ляанема, - всего в итоге около 6000 человек, по тем временам и местам огромная сила. Не пришли только из Уганди, где немцы навели такой порядок, что и мышь опасалась пискнуть, да еще островитяне, на которых очень надеялись, видимо решив, что дела тех, кто за водой, их не касаются. Зато гарантировали приход новгородцы и не отказались от участия в кампании псковичи. В такой ситуации Альберту оставалось только играть на опережение.

Большая стрелка

Были ли у эстов Лембиту хоть какие-то шансы? Не знаю. Нет, наверное. Слишком мощная машина уже крутилась, и им, попавшим в жернова истории, по большому счету, ловить было нечего. Даже Ригу взять, скорее всего, не сумели бы. Но раскрученному проекту Альберта тяжелые на руку мужики, очень похожие на героев саг,  вполне могли навредить, и очень сильно. На счастье немцев, разведка у епископа, следует признать, была поставлена отменно. Получив вести о намерениях Лембиту и сборе «варварского» ополчения, он немедленно собрал всех, кого мог (меченосцев, «гостей ордена», горожан), придал им в помощь многочисленные отряды крещенных ливов и латгалов(для этих эсты были почти как в будущем ацтеки для таскаланцев) и послал их на перехват, приказав магистру любой ценой дать бой «дикарям» до подхода «русских еретиков». Всего набралось 3000 бойцов, в том числе человек 700-800 немцев, включая примерно две сотни тяжелой конницы, меченосцев, «гостей» и народа попроще. С такой силой можно было не только надеяться на победу, но и верить в нее. 793 года назад, в день святого Матвея - 21 сентября 1217 года, - двигаясь тремя параллельными колоннами в направлении крепости Вильянди, крестоносцы (3000 бойцов, в том числе до трех сотен «железных людей») вышли к лагерю Лембиту около местечка Пярсти. Внезапности не было, оба войска имели возможность выстроиться в боевые порядки, после чего немецкая тяжелая конница (сотни две рыцарей, может быть, чуть-чуть больше), выстроившись «свиньей» и прикрывая в «желудке» кнехтов, ударила в центр ополчения маакондов. Отдадим должное эстонскому «хирду»: он не рассыпался, но остановить «железных людей» или хотя бы взломать их ряды, добравшись до пехоты, не получилось. Меченосцы медленно, со скрипом, но все же прорубались сквозь ряды противника. На флангах все шло совсем иначе. Атак латгалов не удалась и началась длинная кровавая рукопашная, зато на правом фланге ливы, как аккуратно пишет Генрих, «внезапно решили сражаться вместе с немцами», то есть, просто сломали строй и побежали под защиту клина, что дало эстам возможность даже нанести удар по оголенному участку «свиньи». Однако, судя по всему, именно в этот момент погиб Лембиту и его заместитель, после чего в немецкий клин, пользуясь временным замешательством противника, все же пробил строй «варваров» и вывел им в тыл пехоту, под ударом которой эсты дрогнули и побежали. Общие потери убитыми, считая погибших и на поле боя, и в ходе преследования, составили почти 1000 человек, победителям достался весь обоз эстов и более 2000 лошадей, что само по себе было тяжелейшим ударом по экономике маакондов. Орден, впрочем, тоже понес значительные потери, рыцарей, правда, погибло немного, но немецких кнехтов, не говоря уж об ополчениях союзников, гораздо больше, а ведь это был «золотой фонд» епископства, достойные немецкие переселенцы. А эсты, хоть и разбитые, хоть и потерявшие лидера, еще далеко не встали на колени, да и «русская проблема» никуда не делась. Стало ясно, что своих сил не хватит, и Альберту пришлось пойти на шаг, от которого он долго уклонялся: принять помощь датского короля. Естественно, в обмен на часть территории. 

О, эти русские...

Датчане не отказались. В 1219-м они оккупировали часть островов, высадились на побережье в районе городка Колывань, взяли его и основали крепость Ревель ака Танне Линн («датский город»), по ходу дела помогая немцам усмирять мааконды. Теперь вся надежда эстов была на русских. Они каялись во всем и просили, забыв обиды, помочь. В Новгороде ситуацию понимали. Несмотря на то, что ситуация в городе на Волхове была не лучшая для активной внешней политики (всего за шесть лет, с 1218 по 1224, там сменилось пять князей), «мужи новгородчи» дважды, в 1219-м и 1222-м, приходили на помощь соседям. Однако и две осады Вендена, ключа к Риге, и осада Ревеля были неудачными, мощные укрепления и тяжелые камнеметы спасали гарнизоны. Более того, в 1223-м немцы, отвечая ударом на удар, взяли Вильянди, повесив всех пленных «на страх и ужас другим русским», а в 1224-м, максимально мобилизовавшись, двинулись на самую сильную русскую крепость – Юрьев, где княжил . Вячеслав Борисович, - тот самый «Вячко» из Кукейноса, принявший под свою крышу отряды еще  непокоренных эстов во главе со старейшиной Мээлисом, вроде бы сыном покойного Лембиту. Силы были несопоставимы, помощи из Новгорода или Пскова, не говоря уж о Полоцке, не предвиделось. Однако предложения немцев о капитуляции, весьма, между прочим, выгодной и почетной – свободный выход со всем имуществом, семьями, оружием и казной, и все это всего лишь за то, что князь покинет «отступников-эстов», - были отвергнуты наотрез: «Како стоим заодно, тако и ляжем». Несколько попыток штурма ничего не дали. Тогда, после прибытия подкреплений, было решено устроить еще один штурм, окончательный, с участием всех, вплоть до высшего состава ордена. Единогласно была принята также идея двух рыцарей, Фридриха и Фредегельма, недавно прибывших из Германии: «Взявши город, жестоко наказать жителей в пример другим, что бы задать этим другим великий страх, князя же, покровителя язычников, вознести выше всех, повесив на самом высоком дереве». А затем был приступ, долгий и кровавый. Бились жестоко, без пощады, но немцев было больше и они сумели ворваться в город, а потом на плечах начальства ворвались леты и ливы, и началась резня. Никому не было пощады. Бой продолжался до глубокой ночи. Уйти из крепости не удалось никому, да никто особо и не пытался. Все пленные, около сотни мужчин и женщин, русских и эстов, были повешены, тело павшего в бою князя выбросили в овраг на корм зверью. В живых оставили лишь одного пленника, «слугу» (полпреда) суздальского князя, - ему дали лощадь, еды на дорогу и отпустили в Новгород- рассказать своим, что «убиша князя Вячка немцы в Гюргеве, а город взяша». Над землей эстов, ставшей, наконец, частью Единой Европы, вставала заря новой жизни.