Четверг
Встретилось, когда работал: Пуля увечит, а ядро калечит, отрывая члены и Der Schiffskoch gab den U-Boot-Leuten heiße Buletten zu essen.
...
В праздник не устоял и пошел ужинать со всеми; сюда заехал какой-то переводчик с голландского, ужасный немец по имени Illja, без возраста, худой с прямоугольной челюстью и большими больными впалыми глазами с огромными чорными мешками под ними. Он носит рваные, еще больше чем у меня, джинсы, которые висят на его худой попе и дистрофичных ногах, белую батистовую рубашку, с грязными манжетами и засаленным мятым воротником и грязную-грязную голубую толстовку, протершуюся на рукавах и спине, немецкая богема wie sie ist: до тридцати++ лет студент-гуманитарий, потом жизнь в полунищите на полупомойке на полусоциальное пособие и мизерные стипендии, я про такое раньше только в ди Цайт читал, но никогда в это не верил; а как его увидел, он сидел напротив меня, у меня моментально пропал аппетит и я сидел и водил в ужасе вилкой по тарелке, не в состоянии есть; и думал, что тут никакого вируса анорексии не надо; Еще сюда приехали какие-то престарелые датчане и их подружка финская переводчица, которая целыми днями пьет кирш и шнапс, потому что он здесь дешевый, а в Финляндии сухой закон. Датчане стали всех спрашивать, кто курит и что мы думаем о курении; датчанин говорил, что повсеместный заперт на курение возмутителен и неслучаен, потому что мы живем в капиталистическом мире и повсюду конвеер бесчеловечного капитализма и если государство запрещает курение, то значит это выгодно крупному капиталу, и никому больше, потому что некурящие дольше живут и больше трудоспособны и финансовые затраты страховых компаний на них намного меньше; Вот например все вокруг говорят по сотовым телефонам, и это неприятно, когда едешь в автобусе или в поезде и слышишь бесконечное: я села в автобус, я проезжаю там-то, но никто это безобразие не запрещает, хотя это даже хуже, чем курение, беспардонное вторжение в частную сферу, при том что в нее и так уже вторглись донельзя; но это выгодно крупным сотовым компаниям. Короче, везде заговор. Датчанка, пожилая, но оч. красивая, пухленькая, с длинными русыми волосами кивала ему и гладила двумя пальцами, большим и указательнм, ножку своего бокала с красным вином, она вообще очевидно дитя 1968 года, хотя бросила курить еще два года назад.
Мы живем в мире капиталистического соцреализма сказал датчанин, каждая вторая издающаяся в мире книга – мрачный детектив с плохим концом, все в мире безотрадно. И все стали обсуждать детективы с плохим концом и у какого детектива конец хуже, и что значит плохой конец в детективе. Потом они обсуждали поколение БoБo и поколение кафелатте; это те, у кого сейчас малолетние дети, пораженные врожденой кофеиновой зависимостью и c ужасным будущим в мире бесчеловечного капитализма, даже если это будущее кажется прекрасным.
Потом финка разлила всем кирш, а Рейна, который переведя Нищце отъезжает в субботу обратно к себе в Бразилию и у которого сегодня праздник: то ли пятьсот, то ли шестьсот лет со дня открытия его родины, читал стихотоворения на португальском языке какого-то своего поэта, про бесчеловечный мир без любви и во тьме и взлетевший на воздух Манхеттен, который во всем виноват (стихотворение, кстати 1930х годов) и качал головой из стороны в сторону. Когда он закончил, переводчик Illja взял у него двуязычную книгу этого бразильского поэта и стал ее изучать и замечать неточности перевода и рассказывать о них всем. Ду бист зо клюг! сказал ему Рейна.
Все это продолжалось три с половиной часа.
Собственно поэтому я обычно ужинаю здесь в половине второго ночи, когда на кухне никого нет.
...
А вообще очень странно жить отсутствием жизни.