Есть оказывается в Тюмени у нас такой Литературный Лицей. И вот он меня пригласил в субботу 19-го октября почитать стихи в Литературно-краеведческом центре (ул. Первомайская, 14). Начало 16.00. Читаю 15 минут, а потом, может быть будут вопросы. С этой работой вообще никого не вижу. Поэтому, приходите повидаться, кто хочет. Буду рад. Ну, и постараюсь с выражением стихи прочитать, а не то, что пробубнить невнятно.


ЧТО БЫЛО В МОЁМ ЖУРНАЛЕ ДЕСЯТЬ ЛЕТ ТОМУ НАЗАД. КАЛАЛАЦЫ." Я был стриженым, и меня все били или игнорировали, а те­перь я отрастил волосы, чуть прикрывавшие уши, и сразу стал заметной личностью. В школе все стали искать со мной дружбы. Девочки, проходившие раньше мимо, как будто я стул или шкаф, обнаружили вдруг мое существование. Я шел по улице, и на меня глазели, со мной заговаривали, шипели вслед или испуганно косились. Мама плакала, а дед со­ветовал сдать меня в исправительную колонию, кричал "Па­разит!" и топал ногами. Несколько месяцев он вообще к нам не приходил. Потом не выдержал, принес торт и устроил разборку, разбившуюся о тупые выкрики разбушевавшейся Дарьи. На про­щанье он сказал речь, из которой мне запомнилось: "бездумный выверт". Весной мы с мамой поехали в Киев к бабушке. Бабушка ле­жала на штопаной крахмальной простыне и причитала: "Костик, постриги волосы. Видишь - я умираю, прошу тебя, Костик, по­стриги". Я не постригся, и мама не могла мне этого простить: "Бабушка, умирая, просила тебя постричься, а ты не послушал­ся". Волосы у меня густые и рыжеватые, слегка вьющиеся. Сна­чала я расчесывал их на пробор, но потом мне сказали, что от пробора они редеют, и я стал носить без пробора. Когда шел по делу, засовывал их под воротник или заплетал косичку и прятал под ушанку. Приходилось часто мыть их и долго сушить. Дважды появлялись вши, хотели меня стричь, но я не дался. Сестра гро­зилась остричь меня во сне - пришлось пообещать, что разобью ее телевизор. Кружки и художественную школу я забросил. Мама и не заикалась больше о них, дрожала, чтобы я хоть школу кон­чил. Я стал отличать волосатых от длинноволосых. Волосатые были мы, а длинноволосые - битники, урла или просто ориги­налы, - к системе они никакого отношения не имели. Своих я уз­навал, даже если не встречал их раньше. Был особый блеск бел­ков, уклончивость и стремительность облика. И еще - сутулые спины, поднятые воротники, затравленность и брезгливость".