Мое детство
Есть такая модная тема - обсуждать, плохо ли было Советском Союзе, или хорошо. Тема настолько же бесплодная, насколько и неблагодарная. Но вот что-то повело в эту сторону и меня. Но спорить ни с кем ни хочется, я и не придерживаюсь в этом споре какой-то конкретной определенной позиции. Наверное это у меня просто ностальгия. Захотелось зафиксировать какие-то обрывки воспоминаний, как хороших и плохих, которые постепенно исчезают и когда-нибудь исчезнут совсем. О том времени, когда все было по другому. О себе. О друзьях. О родителях. И чем больше я писал, тем больше этих воспоминаний накатывало из небытия. Поэтому в какой-то момент я просто оборвал себя на середине и пообщеал себе продолжить позже. Не думаю, конечно, что многие смогут это все прочитать целиком - еще раз, в первую очередь это для себя.



Родился я в достаточно обычной советской семье. Не особенно богатой, но вполне обеспеченной. Родители работали инженерами на крупном космическом предприятии. Затруднюсь сказать, какая у них была зарплата на момент моего рождения, но потом, в начале 80-х папа был ведущим инженером и получал 300 рублей, а мама ведущим технологом и получала 240. Родословная моя весьма запутанна, я не копался в ней специально и глубоко, знаю только, что среди моих предков были выходцы из старого украинского казачьего рода, старого польского дворянского рода и, конечно, евреи из черты оседлости. Все это вместе дает то, что называется "русский". Из-за такого коктейля я испытываю некоторые проблемы с национальной самоидентификацией. Вернее испытывал - в разные периоды жизни я успел побывать радикальным сионистом, радикальным русским националистом и даже некоторое время пытался себя считать потомком скандинавских варягов. Сейчас, по большому счету, просто наплевать.
Мой папа вместе со своей мамой попал в Саратов во время войны, спасаясь от немцев. Дедушка по отцовской линии принимал какое-то участие в Третьем интернационале, затем был арестован (не то за связь с сионистскими организациями, не то, как троцкист) и умер в тюрьме от туберкулеза. Папа учился в индустриальном техникуме и чуть ли не был знаком лично с Гагариным, потом служил в армии в Байконуре, потом учился в Политехническом институте. Дедушка по материнской линии прошел всю войну танкистом, был много раз ранен и контужен, имел множество медалей и орденов и умер только в начале 80-х. Мама приехала в Саратов в середине 60-х поступать в институт - там она и познакомилась с папой.
Все мое раннее детство прошло в коммуналке. Мы жили вчетвером в одной комнате (мама, папа, бабушка и я). Площадь комнаты мне сейчас оценить сложно, но наверное метров 12. Она была разгорожена шкафами на две части, в меньшей спал я, в большей - все остальные. Вечером родители меня укладывали спать, а сами садились смотреть телевизор. Я притворялся, что сплю, а сам, сквозь щель между шкафами, пытался тоже смотреть кино. Телевизор был черно-белый, но уже не КВН, а более приличный - Рекорд. А еще у нас там был телефон. После того, как мы впоследствии переехали на другую квартиру, телефона у нас уже не было, и он оставался предметом моей самой большой зависти и самых больших мечтаний вплоть до сознательного и самостоятельного возраста. Всех тех ужасов, которые принято писать про коммуналки, я не помню совершенно, хотя возможно они и были. Но помню, что не только в нашей квартире, но и во всем нашем пятиэтажном двухподъездном доме царила очень дружеская атмосфера. Двери никто практически не запирал вообще и мы дети спокойно заходили в любую квартиру - нас там тут же начинали чем-то угощать, а если было время еды, то сажали за стол. Наверно можно сказать, что все взрослые нашего дома вместе воспитывали всю нашу детскую ораву.
Хорошо помню, как мы, дети и несколько взрослых, битком набившись в одну из самых больших комнат дома, вместе смотрели по телевизору фильм про Гулливера в стране лиллипутов. Еще у нас во дворе была общественная библиотека. Т.е. мы играли в библиотеку. Наверное идею подкинул кто-то из взрослых, а мы ее с радостью подхватили. Каждый принес по несколько книжек и мы по очереди были библиотекарями. Книжку мог взять любой, а библиотекарь делал пометки в специальной тетради. Летом библиотека была в беседке во дворе, книги спокойно оставляли там и на ночь и ничего не пропадало. Зимой мы переместили библиотеку в одну из квартир. Еще у нас был театр. В журнале "Веселые картинки" печатались маленькие сказочные пьесы для детей, а также декорации и костюмы, которые нужно было вырезать и специальным образом складывать. Мы репетировали, а вечером взрослые выносили стулья на улицу, и мы давали перед ними представления. Еще взрослые играли во дворе в домино, лотто или карты. Пьяных не помню совершенно. Как-то во дворе зачем-то насыпали огромную кучу песка, и мы целое лето провели практически в этой куче - строили замки, рыли пещеры и играли в царь-горы. Еще во двор приходили цыгане, мы выпрашивали у взрослых мелочь и покупали у цыган леденцы на палочке. А еще на телеге, в которую была запряжена лошадь, приезжал старьевщик. Мы все радостно бежали к родителям и выпрашивали у них что-нибудь ненужное из старой одежды. Из шкафов извлекалась разная рухлядь, все это относилось к старьевщику, он взвешивал все безменом и давал взамен мячики на резинке, мыльные пузыри, какую-нибудь мелочь для хозяйства, а то и мелкие деньги.
Конечно, в зимнее время меня водили в детский сад. Но о нем я почему-то почти ничего не помню. Только то, что у меня там случилась первая любовь (от нее в памяти осталась фамилия Голубкина) и то, что у нас там была эпидемия рака. У нас на подоконнике росли некие растения - не знаю, как они называются на самом деле, но мы, за форму листьев, называли их свиные ушки. И вот как-то мы взяли и все эти листья съели. Т.е. напрочь. Естественно, что воспитательница была в бешенстве и для того, чтобы нас запугать, взяла и сморозила, что от этих листьев начинается страшная болезнь рак. Никто из нас про эту болезнь раньше не слышал, но все задумались. Прошло несколько часов и вот одна девочка начала ковырять себе ноготь на ноге. И доковырялась до того, что из под ногтя выступило немного крови. Она испугалась и начала всем показывать. А какой-то мальчик сказал, что где-то слышал, что это - первый симптом рака. Тут уже все испугались и тоже начали ковырять себе ногти. И многие тоже доковырялись до крови. Вечером меня забрал папа, я пришел домой, лег на спину и стал молча лежать, а после долгих распросов перепуганных родителей, я сказал, что у меня рак, что я скоро умру и чтобы они мне не мешали. Как выяснилось, таким же примерно образом поступило и большинство из нашей группы, и на следующий день состоялся напряженный разговор между возмущенными родителями, нашей воспитательницей и администрацией садика.
Еще у меня был сумасшедший дядя - младший брат отца. Он жил в центре города в большом частном доме. Мы несколько раз ходили туда с папой в гости, а потом, когда мне было лет семь, он почему-то умер. А дом достался нам. Только недавно родители рассказали мне, чтоже стало с этим домом. Изначально предполагалось, что этот дом достанется мне - когда я вырасту, я смогу там жить, или хорошо его продать. Но еще до того, как родители вступили в право наследования и до того, как в доме кто-то прописался, они умудрились сдать его молодой паре из области, взяв денег вперед за три месяца. И даже как-то сделали этой паре в этом доме временную прописку. Когда три месяца истекли и родители пошли за следующей выплатой, выяснилось: что этот парень ушел в армию, что девушка должна вот-вот родить, что они были не расписаны, что деваться ей больлше некуда и что она претендует на этот дом. Родители попытались с ней судиться, но в это же время они получали новую квартиру. Как-то так получилось, что кому-то нужно было срочно прописаться в ней, кому-то оставаться в старой и, уж не знаю почему, но в дядином доме прописываться было некому. Государство у нас было социалистическое, суд справедливый и судья здраво рассудил, что одинокую девушку с грудным младенцем выгонять на улицу никак нельзя и присудил мой дом ей. Я недавно ходил на него посмотреть - не знаю, кто там сейчас живет и что стало с девушкой, но дом стоит до сих пор. Родители мои, впрочем, расстроились не сильно, решив, что с чем-чем, а с жильем проблем нет - пока я вырасту, государство даст еще одну квартиру и гораздо лучше.
Когда мне было шесть с половиной лет, у меня родился брат. А еще через год мы переехали в новую квартиру - большую, трехкомнатную, в новом доме и в хорошем районе. Но там уже все было несколько не так. Я быстро установил хорошие контакты и с одноклассниками в новой школе и с соседями по новому дому. И район был все такой же тихий, как и до этого - мы спокойно гуляли в оскрестностях чуть ли не до середины ночи, и родители за нас совершенно не беспокоились, только иногда кричали из окна, чтобы отозвались. Но вот этой атмосферы большой семьи уже не было.
Каждое лето мы с родителями ездили к родственникам на Украину. В маленький районный городок Зиньков в Полтавской области рядом с Диканькой. И сама Диканька, и близлежащий Миргород были почти полностью населены какими-то моими совсем дальними родственниками, которых я сейчас уже даже и не помню. Но тогда мы постоянно ездили к кому-то в гости, заходили чуть-ли не в каждый двор, и везде нас радостно встречали, как жданных гостей. Еще там была девочка Вита, в которую я был влюблен и которая ждала меня каждое лето. И еще там была речка Ворскла, на берегу которой мы с друзьями проводили целые дни. И еще там был огромный луг сразу за забором. И еще там был киоск, в котором все время продавалось бизе, там же и изготовленное. И еще моего дяди была огромная коллекция пластинок, чуть ли не все, что тогда издавалось на Мелодии - я мог перебирать их часами и слушать вперемешку Антонова, Шнитке, Жванецкого, Роллинг Стоунз, Веселых Ребят и Арво Пярта. А еще туда же приезжали на машине другие наши родственники из Донецкой области и мы, на нескольких машинах, отправлялись к морю. Хотя мы иногда летали к морю сами из Саратова, но на море были обязательно каждое лето. Когда мне исполнилось лет 12, меня впервые отправили на Украину одного. Посадили в Саратове на самолет до Харькова, объяснили, как в Харькове пересесть на втобус непосредственно до Зинькова и отправили. Сказали, что, если я заблужусь или еще что-то - подходить к милиционеру и он поможет. Вообще тогда можно было подойти к любому незнакомому человеку и он помогал. И милиционер помогал, и все об этом знали и подходили.