О неуважении талантов к поклонницам
Анатолий Мариенгоф, "Роман без вранья".

"Я впервые видел Есенина растерявшимся на эстраде. Видимо, уж очень неожидан был для него такой прием у студентов.
У нас были боевые крещения. На свист Политехнического зала он вкладывал два пальца в рот и отвечал таким пронзительным свистом, от которого смолкала тысячеголовая, беснующаяся орава. Есенин обернул ко мне белое лицо:
-- Толя, что это?
-- Ничего, Сережа. Студенты.
А когда вышли на Бронную, к нам подбежала девушка. По ее пухленьким щечкам и по розовенькой вздернутой пуговичке, что сидела чуть ниже бровей, текли в три ручья слезы. Красные губошлепочки всхлипывали.
-- Я там была... я... я... видела... товарищ Есенин... товарищ Мариенгоф... вы... вы... вы...
Девушке казалось, что прямо с Бронной мы отправимся к Москве-реке искать удобную прорубь.
Есенин взял ее за руки:
-- Хорошая, расчудесная девушка, мы идем в кафе... слышите, в кафе... Тверская, восемнадцать... пить кофе и кушать эклеры.
-- Правда?
-- Правда.
-- Честное слово?
-- Честное слово...
Эту девушку я увидел на литературной панихиде по Сергее Есенине. Встретившись с ней глазами, припомнил трогательное наше знакомство и рассказал о нем чужому, холодному залу.
Знаешь ли ты, расчудесная девушка, что Есенин ласково прозвал тебя "мордоворотиком", что любили мы тебя и помнили во все годы?"

Но позвать милую девушку с собой ведь можно было, а, Толя с Сережей?

P. S. За уменьшительно-ласкательные суффиксы ("щечки", "пуговичка", "розовенькая", "пухленькая") - повбывав бы. Мариенгоф грешит этим и в "Циниках" тож. "Ее ноготок". Пошляк. Сладострастный пошляк.