Жизнь в блокаде


Насер Орич, молодой парень, командир всех бошняков, оказавшихся в «мешке», заботившийся о том, чтобы постоянно быть в форме, каждое утро бегал несколько километров по пустой горной дороге, где однажды и попал под очередь тяжелого пулемета, бившего с сербских позиций, до которых было километра полтора. Спасла быстрая реакция – как только по асфальту защелкали пули, прыгнул в кювет, и по нему отполз в безопасное место. Потом оказалось, что сербы схватили несколько бошняков, пробиравшихся из Сребреницу в Тузлу, и, расспрашивая их о жизни в Сребренице, узнали, что Насер Орич каждое утро бегает по дороге, часть которой просматривалась со стороны сербов. Посмотрели в бинокль – точно, бегает. Притащили тяжелый пулемет, навели на этот участок дороги, пристреляли, и на следующий день, когда на дороге показалась бегущая фигурка, вдарили. Но не попали.

Бошняки, хоть и были мусульманами, но пили не меньше православных сербов. Начальник местной тюрьмы, высокий громогласный мужик, удивлялся:
-Почему ты так мало пьешь? Ты что, не русский? У нас даже поговорка есть «Пьет как русский», а ты третью рюмку выпить не хочешь.
Потом пустился в воспоминания:
-Я в восьмидесятом году студентом в Сараево был, и мы в Ленинград на Олимпиаду поехали. Перед гостиницей всегда девушки стояли, выбирай любую. У меня каждую ночь разные были. Ай, какие девушки были в Ленинграде! Супер!
Потом сказал, что его жена – сербка осталась с детьми на сербской территории.
-Да у нас тут много таких, у кого жены – сербки. Мы - здесь, они – там.

Бюрократия неистребима даже в блокаде. Местная администрация регулярно проводила совещания, где чаще всего обсуждали продовольственные вопросы: сколько продовольствия в город доставлено, и что можно людям выдавать. Однажды глава администрации попросил, чтобы в следующий раз вместе с продовольствием хрустальный кувшин привезли, и набор стаканов.
-Мы же власть, совещания проводим, а на совещании положено, чтобы на столе кувшин с водой стоял, и стаканы.
Отказали, конечно.

Начальник местной полиции, пятидесятилетний бойкий мужик с «пивным» животиком женился на двадцатилетней девушке, работавшей у него секретаршей. Свадьбу сыграл, все сделал, как положено, только жена его с детьми в это время в Тузле жила, и про свадьбу, конечно, узнала. Сами местные говорили:
-Свадьбу-то при живой жене, зачем играть? Жили бы так, как все тут живут.

Два старика вместе выпивали, и поссорились. Один в другого из пистолета бабахнул, насмерть уложил, потом убежал, в кукурузе спрятался. Чистая «бытовуха», только его и не искал никто, на следующий день сам пришел, сдался. Посадили в тюрьму, да через месяц выпустили, ведь вся Сребреница – тюрьма, а дома хоть по хозяйству что-то делать будет.

Девушка, младшая сестра, в одной деревне замуж вышла, а старшая еще незамужней была. По неписаным деревенским правилам сначала старшая сестра должна была замуж выйти, а потом уже младшая, но война, блокада, какие уж тут неписаные законы - хватай свой кусок счастья, ибо неизвестно, что будет завтра. Старшая сестра решила, что это позор для нее. Через несколько дней ушла в лес, и повесилась на дереве.