Гурзуф
Нашлись записи, сделанные давно, в рабочее время, в г.Москве. Про Гурзуф. Продолжение последует.

Итак, мы с Галей в один голос сказали, что пойдем только вместе. Наперсточник же, вцепившись Гале в рукав, начал уже нервничать. Он оттащил ее в угол площадки и нетерпеливо уговаривал. В это время мой унылый кавалер – уныние в нем происходило в том числе и от висячих хохляцких усов – сказал: - «Ну чего же ты, подойди ко мне поближе». Я же сидела на довольно высоком каменном бортике, чувствуя себя эдакой нахохлившейся птицей – мне было неуютно. Шахтер мой стал спрашивать, давно ли я окончила школу. Ужасно удивился, узнав, что и институт. Он так же уныло объяснил, что он сам – ничего, просто ему скучно одному, так поговорить-то хоть с ним можно, и чем он мне не нравится, чем он хуже. Я его заверила, что он ничем не хуже. Наблюдая попутно за развитием событий у той парочки. Мне это нравилось все меньше и меньше. Мы подошли к ним, и я еще раз подтвердила, что мы пойдем только вдвоем с Галей, такой уговор. Шахтер мой, добрая душа, сказал, что можно пойти ночевать к нему, у него в холодильнике торт есть. Но лучше не надо. Можно, конечно, но неудобно вчетвером. Злясь и еще крепче цепляясь за Галин рукав, наперсточник – возбужденный и потный (августовская ночь в Гурзуфе) – стал раздраженно говорить, что нечего ломать комедию, мы все не дети. Его унылый компаньон стал вяло уговаривать его идти спать: «Разве ты не видишь, это пустой номер. Ничего тут не выйдет, и поздно уже». Каким-то образом Гале удалось освободиться. Вся операция перед их пансионатом заняла около часа. Оказалось, чтобы не раздражать своего кавалера еще больше, на вопрос, пошла бы она с ним, если бы не подруга, Галя ответила, что конечно, обязательно пошла бы. Мы расстались по-дружески, Галя велела им, если они хотят продолжаать знакомство, приходить утром в Чеховку.
И мы снова пошли через пятачок на набережную. Разговоры про тортик пробудили аппетит, и мы стали спрашивать хлеба у всех встречных. Кончилось это невероятной удачей.