Роман Арбитман
Когда Швейк вошел в камеру, то обнаружил там общество из семи человек. Став расспрашивать новых соседей, за что их посадили, от шестерых получил один краткий ответ: 243, пункт 1. Седьмой постоялец — блондин в белом помятом пиджаке поверх косоворотки — попросил у новичка сигарету и ответил пространно:
— За то самое, друг мой, за то же самое. Всего две буквы меня подвели. И Малинин Саша, звезда эстрады, не помог мне ничуть.
— Две буквы? — удивился Швейк. — И при чем тут Малинин?
— Все дело в моей строчке, — закручинился блондин. — Певец, не будь дурак, как чувствовал! Вовремя переделал фразу по-своему: «Стыдно мне, что я в Бога не верил». Ну все привыкли, думали, и у меня так. А вчера, сразу после того, как приняли поправку в УК, один умник полез в мое собрание сочинений и увидел, что там наоборот: «Стыдно мне, что я в Бога верил». Без «не». Разница две буковки. По нынешним временам это статья. Прицепились: все верят, а ты, значит, веры устыдился? Значит, по-твоему, вера — что-то нехорошее? Бац — и припаяли оскорбление религиозных чувств. Стихи под запрет, меня на нары. И Эдуарда вон с Сан Санычем тоже за стихи замели. Одного за «Смерть пионерки», другого за поэму «Двенадцать». Эй, братцы, не жмитесь, расскажите человеку, пусть тоже послушает.
Сан Саныч — бледный господин в длиннополом пальто — привстал, поклонился и прочел с печальной улыбкой: «Что нынче невеселый,/ Товарищ поп?/ Помнишь, как бывало/ Брюхом шел вперед,/ И крестом сияло/ Брюхо на народ?..»
«Не противься, Валенька,/ Он тебя не съест:/ Золоченый, маленький,/ Твой крестильный крест», — подхватил со своего места приземистый крепыш в черной кожаной куртке, оказавшийся Эдуардом. И, злобно хмыкнув, добавил:
— Вот и повязали нас обоих. Его — за обидное слово «брюхо» и за неуставное «товарищ» вместо «батюшка» или «святой отец». Теперь это прямое оскорбление служителя религиозного культа. Кстати, и Александра Сергеевича, классика нашего (брюнет во фраке поклонился с болезненной улыбкой), взяли за «Сказку о попе и работнике его Балде». Да еще отягчающее обстоятельство нашли, в выражении «поп — толоконный лоб».
— Толокно — это овсяная мука, — кротко заметил брюнет.
— Ага, мука, как же! Для них это кощунственный намек на ту дамочку из группы Pussy Riot... А меня, что обидно, вообще ни за что сцапали, скажи, Серега? У меня в стихах ведь было это самое «не» в нужном месте. Но ни черта не помогло. Мне следователь говорит: вы, дескать, написали, что «маленький не съест». А большой крест, выходит, мог бы Валеньку и сожрать? Выходит, по-вашему, православный крест — это хищник? Или людоед? Ну и в камеру, чтобы стихами не обижал святыни.
— А нам с Женей сразу два эпизода вменяют, — жизнерадостно подхватил щуплый очкарик, — и поругание православных чувств, и оскорбление католических. Папский нунций, пользуясь моментом, тоже накатал телегу в органы. В наших романах не только отец Федор безобразничает, но и два ксендза в неподобающем виде.
— И на меня тоже нунций настучал, — признался своим новым знакомым Швейк. — Донес, что я подменил фельдкурату Кацу Библию на «Декамерон» с целью разжигания антирелигиозных чувств.
— На самом деле вам повезло, коллега, — сказал Швейку тот, кого очкарик назвал Женей. — Католики — очень перспективный вариант. Наши адвокаты уже бумагу составили, чтобы нас с Ильей как соавторов экстрадировали в Ватикан. И вы проситесь туда же, там статья мягче, могут вообще условно дать. Говорят, адвокаты Пелевина таким манером перевели стрелки на буддизм и добились перевода Вити в Тибет. А там панчен-ламу можно даже действием оскорбить: штраф всего пятьсот юаней или максимум три дня общественных работ.
Усатый господин выпустил из рук свою голову и убито сказал:
— А мне все три года светит. Следователь сказал, что я матерый преступник, потому что тремя словами по-немецки сумел оскорбить сразу все религиозные конфессии.
— Как же вам это удалось? — полюбопытствовал Швейк.
— Я написал: Gott ist tot. Бог умер. Следователь спрашивает: чем докажете? Если не приведете доказательства, то это клевета на высшее существо, что тоже подпадает под статью 243.
— А по-моему, доказательство есть, и очень простое, — подумав, сказал щуплый Илья. — Раз Госдума все еще цела, не провалилась в тартарары и в нее, к примеру, не попал метеорит, то, выходит, герр Ницше действительно прав. Будь Он жив, первым делом покарал бы не нас с вами, а тех депутатов, которые выдумали всю эту абсолютно невозможную немыслимую сумасшедшую хрень.
http://mn.ru/oped/20121005/328169444.html