«…или низвергнут мыслящей рукой» | О точке над i | хвостик и запятая
К этому.

Чем знак отличается от трещины? Что позволяет нам опознать, что это именно знак, а не случайная игра природных сил? Что маркирует эту самую знаковость?

Знак – это след разрушения. Но «естественные» следы разрушения не бывают УПОРЯДОЧЕННЫМИ. Они всегда хаотичны, и хаотичность эту видно. А вот сочетание следа разрушения и ПОРЯДКА – в идеале даже красоты – это явный признак того, что перед нами именно знак. Не просто трещина, а ЧЕРТА (ровненькая-гладенькая). Не просто вмятина или несколько вмятин («потоптались чем-то»), а их симметричное расположение, неслучайное даже на вид. И так дале.

Из этого следует кое-что о возможной форме письменных знаков, в том числе букв. Понятно, что эти знаки должны быть легко наносимы – и при этом они не должны быть похожи на «случайные формы». Знак должен быть достаточно сложен, и эта сложность должна опознаваться как след мыслящей руки.

Особенно наглядно это проявляется на простейших знаках. Какое-нибудь I - просто «палочка», «царапинка», и поэтому над ней ставится точечка. Поставить точку прямо над палочкой – сложно, случайная царапинка так не ляжет. Значит, «рука».

Особенно хорошо работает этот приём распознавания, когда знак имитирует то, чем он в принципе быть не может – то есть какую-нибудь материальную вещь, явно не могущую быть знаком. Например, засечки в серифных шрифтах похожи на естественную деформацию материала под действием тяжести. Какая-нибудь «Т» с расплющенной внизу ножкой и обвисшими краями – она была бы такой, сделай её весом в тонну из мягкой меди. Имитация здесь работает на распознавание: вот эта маленькая козюлька имитирует огромную вещь, ею не являясь – ага, значит, это именно знак, а не случайно пересеклись две чёрточки.

Очень забавны в этом смысле псевдосерифные элементы в русской кириллице – все эти приросшие к буквам диакритики, такие, как у «ц», «щ» или «д». Слишком простой или плохо распознаваемый контур дополнительно маркируется этим хвостиком именно как буква, «отличная от других». Причём сообщается это не сразу, а потом, когда глаз уже переварит изображение. То есть это своего роде подсказка тем, кто не понял.

Этот метод – использование хвостиков для различения букв – использовался советскими лингвистами для обустройства алфавитов национальных языков. Если на русский слух два звука были похожи, но надо было их как-то разделить, к одной из них присобачивали именно хвостик. Отсюда всякие Ӎ, Ӊ и прочие редкостные зверюшки.

Интересно и его сходство с запятой. Запятая вообще является самым «русским» знаком, как точка – самым немецким, а восклицательный – самым французским. Русский не забивает в стену мира гвоздь априорно утверждения, как немец («бдыщ-бдыщ-бдыщ-бумммм»), и не восклицает, прерывая ход мысли на чистой эмоции, как француз («алё-але-алэ-ах!»), а ЗАПИНАЕТСЯ (русская речь есть ковыляние). «Скырлы-скырлы… скырлы, скырлы, грхххм, кхэ, кхм,, грмхм,,, , , ,».

Интересно, что знак этот поддаётся своего рода метисации, скрещиванию. Так, пресловутое «бля» - это всего лишь разросшаяся, обретшая звуковую плоть запятая, скрестившаяся с восклицанием: эмоционально пережитая необходимость запнуться. Посему это слово можно было бы обозначать на письме сочетанием запятой и восклицательного знака: ,!

«Вот так,!? На,!? На,!? На,!? Вот? Вот? Вот? Вот? На,!? На, сука? Заныл,!? Заело,!?» (В. Сорокин)

)(