так просто, сегодня и вчера |
[Jan. 15th, 2015|10:17 am] |
Из всех утр, подумалось мне вот тут, приятные без всякого спора бывают утра поздней весной, когда ещё только рассвело, когда ещё только часов пять утра на часах тикает, и на улице ни души нет, всё синее и чуть-чуть оранжевое, и всё как бы мерцает.
Ещё приятные утра зимою, после декабря — в январе, когда мороз злой-презлой, и из тысячи окон может быть горит только два, в которых в одном сидит грустный немогущий уснуть дядька под лампой с папироской, а в другом — усталая мама опять же под лампой таскает и таскает на руках по бесконечному кругу своего неспящего из-за зубов малыша. И опять же — никого на улице, ни души, ни вот хоть бы кого встретить – никого нет, даже дворника. И ночь ещё совсем черная стоит: никуда она не уходила, холодно страшно, а ты идешь с поднятым воротником во всех своих капюшонах и варежках неизвестно куда на работу. Или, скажем, в храм на раннюю-прераннюю литургию.
А осенью, когда все серо-сизое вокруг, прозрачное, но "как бы сквозь тусклое стекло, гадательно", и пар идёт кругом из земли на самое небо, пробираясь через всякие желтые и коричневые опавшие листья, тогда ранним утром очень хорошо сидеть на лавке во дворе, чувствуя, как под тобою постепенно промокают штаны: сел-то, конечно, на мокрое — ночью дождь всё шёл и шёл, шёл и шёл. И делается на душе невообразимо спокойно, и ни о чём уже таком не переживаешь, просто сидишь и дышишь тёплым паром в сжатые в один замок с переплетенными пальцами руки. И молишься тогда хорошо, лучше молишься, чем весною, потому что там всегда мешает вот эта радость, а тут этой щенячьей радости нет, тут — под снова начинающимся дождем есть мир в душе, не мiр, а мир. Не мiр как мiроздание, а мир как примирение.
А летом утра короткие очень, можно случайно и не заметить, бывает. Вроде встал, потому что птицы орут нестерпимо: видят, что ты спишь, и орут, видеть тебя хотят. "Ну вот он я, птицы", — скажешь, и вроде встал уже. Вдохнул несколько раз прохладный ещё воздух, пошёл, умылся на улице водою холодной, хоба! — а утро уже кончилось, уже день давно. Где утро? Аух, нету. И делаешься ты почему-то тогда во всём уверен, во всём совершенно уверен. И в Боге, что Он милостив, и в людях, что они тоже ничего. И правило тогда не так медленно и долго вспоминается, как зимою: тогда оно из-под сотни курток, свитеров и маек вылазит наружу в ночь медленно, нехотя и тихонько, такое согретое, из внутреннего как бы кармана из левого; а тут, летом-то, его будто перед глазами в воздухе чернилами чётко буква в букву написали: идёшь и читаешь, идёшь и читаешь. Птицам только иногда киваешь, если они вновь расшумятся, разойдутся: "вот же он — я, тише, тише".
А других утр я не люблю, другие утра все гадкие. Такие дела.
***
*рабочее* Заблудился немного среди поисков кое-каких себе подтверждений и случайно попал на проповедь румынского архимандрита Клеопы от 31 декабря 1970 года про Новый год и календарь. Нашел там интересное:
"Когда он [Александр Македонский] умирал, генералы спросили его:
– Ваше Величество, из чего тебе сделать могилу? Из мрамора? Из золота? Из драгоценных каменьев: гиацинта, хризолита, оникса, аметиста или рубина?
Все драгоценные камни ему назвали. А он ответил:
– Когда наступит смерть, не будет ничего! Не делайте мне могилу из золота и драгоценных каменьев, а сделайте мне могилу и гроб гранитные. И не надевайте на меня позолоченных облачений, а оденьте меня просто, как простого человека. И проделайте в гробу два отверстия: одно слева и другое справа. – Но зачем это? – Через них высуньте мои руки пустые, чтобы видели все, что ничего я не взял с собою после смерти".
(Архимандрит Клеопа (Илие) "Новый год и календарь") |
|
|