Вот сволочь! В живых один остался!
Немцы воспользовались ночным затишьем стали выволакивать трупы и раненых. Пусть заберут тех и других. В такую жару и без вони трупов дышать нечем. С одной стороны из траншеи шел трупный дух, а тут под самым носом пустили вонь откормленные немцы. И так солдат мутит и рвёт. Смердящий дух полз со всех сторон, если было безветренно. Я приказал пулемётчикам ночью не стрелять. По пламени вспышек немцы могут засечь где мы сидим. Для стрельбы ночью нужно иметь запасные позиции. Пулемётчики сами понимали, что вести огонь просто так ни к чему. На каждую пулемётную очередь немцы отвечали орудийной стрельбой, В эту ночь до самого"морген фрю" немцы сидели молча. С того дня на высоте воцарило спокойствие, "Морген фрю" по высоте немцы пускали один снаряд и за ним три другие и до рассвета больше не стреляли.

-Морген Фрю! Господа фрицы! Вы опять жрёте? – кричали пулемётчики в сторону низины прикрыв ладонями рупором рот. Солдаты пулемётчики знали некоторые слова по-немецки. Трупный запах подобрался к пулемётным ячейкам. Отвратительно противный запах и вонь заполнили все низины, воронки и окопы. Особенно сильным он был, когда стихал ночью ветер, когда воздух стоял неподвижным. Он полз по земле и стелился низом. Он в душу вселял какой-то ужас, забирался в голодное нутро, выворачивал кишки и мутил сознание. Одно дело говорить,а другое тянуть его носом и хватать ртом. Так продолжалось несколько дней. Ночью на высооту проложили телефонный цровод, принесли кормёжку, подобрали раненых. Теперь над высотой пули посвистывали. В эту ночь пополнения на высоту не дали. Телефонист связался с полком и меня вызвали на провод. У телефона был сам командир полка.
– Тебе нужно собрать всех стрелков и взять их под своё начало!
– Собери остатки стрелковых рот, назначь старших, определи им участки обороны и поставь боевую задачу!
– И смотри, чтоб никто не сбежал с высоты! Пополнения больше не будет!
– Хорошо! – сказал я. Но прежде вы мне пришлёте письменный приказ о назначении меня командиром батальона. В приказе укажите, что Кождан от должности отстранён. Отстранение и назначение согласуете, как положено, с дивизией.
– Ты что спятил? Какой тебе ещё приказ, раз я говорю тебе собрать стрелков. Какой тебе ещё письменный приказ, когда ты и так отвечаешь за свой участок обороны.
-За участок пулемётной роты! – уточнил я. А за стрелков, которые в лес бегут, я не отвечаю. Без письменного приказа стрелков на высоте собирать не буду.
– Какой тебе ещё приказ?
– Без приказа я им никто. И потом вы забыли? Как бой, давай лейтенант собирай и отвечай за стрелков. Ты вроде комбат. Ты за всех отвечаешь. А как отвели во второй эшелон, так ты не комбат, на это место назначен Кождан. У вас там в лесу сидят два комбата. Они наверно завшивили от безделия!
– Кончай демагогию! – закричал командир полка.
– Хорошо я молчу. Говорите вы. Только собирать остатки двух батальонов я не буду. Вы не даёте мне слова сказать.
– Ну говори! Ещё в чём дело?
– Дело в том, что все политруки стрелковых рот прячуться в лесу с начала наступления. Ни комбаты, ни они, ни разу здесь не были. Бросили солдат и что они сейчас там делает никто толком не знает. Я не собираюсь за других пахать! За здорово живёшь отвечать за пехоту. Будет письменный приказ – я их командир, я всех загоню в переднюю траншею! Убегут стрелки с высоты – пусть бегут! Я их стрелять не буду!
Командир полка не спросил об атаке немцев. Сам я не стал соваться с докладом. Он не захотел продолжать разговор, я тоже промолчал. Меня теперь нахрапом и на испуг не возьмёшь! Прошли первые месяцы войны, когда мной вертели как хотели. Убежит какой стрелок с высоты. Поймают его как дезертира. Меня за это под суд отдадут. Почему не намылить рыло Ваньке ротному. Командир полка был недоволен. Он кинул трубку в руки телефонисту и спросил начальника штаба,который сидел у стола напротив его.
– А там кто нибудь есть живой кроме этого лейтенанта?
– Кроме него, нет никого!
– Вот сволочь! В живых один остался!
– А что он говорит?
– Требует письменного приказа о назначении комбатом.
Этот разговор мне потом передали офицеры штаба. Фраза брошенная командиром полка-"Вот сволочь один остался!"-облетела все службы и тыловые подразделения полка. Улыбались офицеры, ординарцы и писаря
– "Вот сволочь,один в живых остался!" После этого телефонного звонка командир полка устроил облаву по всем землянкам в лесу и за лесом. По его приказу обшарили все тыловые подразделения и кухни.
Из леса выволокли двух комбатов, батальонных офицеров и политруков стрелковых рот. Собранные топтались возле полкового блиндажа, ожидая грозного решения. Комбатов и их помов отправили в дивизию. Куда девались они потом, осталось неизвестно. Четырём политрукам приказали идти на высоту. Их предупредили на счёт трибунала Остатки стрелков ночью окапались ближе к пулемётчикам. Связной из полка довёл политруков до траншеи и вернулся обратно. Политрукам приказали неотлучно сидеть в окопах вместе с солдатами. Они разыскали остатки рот, поговорили с солдатами и узнали, что совсем не далёко сидят пулемётчики и у них есть землянка. Меня в это время не было на месте, я ходил по роте и проверял пулемёты. На месте воронки мы построили землянку. Теперь она была готова и в ней отдыхали свободные от дежурства смены, землянка была небольшой, но достаточно глубокой. Поверх трёх накатов из брёвен была насыпана земля и укрыта ржаной соломой. Возвращаясь от дежурных расчетов, я подошел к ротной землянке и увидел странную картину. Растерянный часовой и отдыхавшие в землянке солдаты сидели снаружи у входа. Что за чертовщина! – подумал я. Почему солдаты вылезли наверх и не отдыхают?
-Вы чего торчите в проходе? – спросил я их. – Солдаты молчали. Взглянув вниз в проход я заметил,что в землянке находились какие-то люди. Оттуда из входа доносились незнакомые голоса. Оказалось, что офицеры, которых выдворили из леса, без особых усилий выставили наружу моих солдат. Я покачал головой. Мне стало даже жарко. Я услышел снизу, из-за висевшей плащпалатки на входе знакомый голос. Это был Савенков. Меня передёрнуло от предстоящей встречи.
-Кто там?
– Командир роты пришел?
– Заходи!
Выставив пулемётчиков из землянки наверх, они теперь приглашали меня спуститься к ним, Я спрыгнул в ход сообщения, перешагнул ступеньку, по которым выходя из землянки подымался спокойно, и отдёрнул занавеску висевшую над дверью. В глубине землянки, при свете мигающей коптилки на нарах сидели чужие люди. Твердый ком подкатился к горлу. Солдаты сверху смотрели на меня. Что-то теперь будет? Это подхлеснуло меня. Я повернулся назад и закричал на часового.
– По какому праву ты допустил в землянка посторонних людей? Солдат стоял и моргал глазами. Потом он набрал воздуха во внутрь и нерешительно проговорил:
– Они сами! Я не мог ничего! Они офицеры!
– Какое мне дело до офицеров, которые болтались где-то в лесу!
– Если они из стрелковых рот, то пусть идут к своим солдатам!
– Ты лейтенант чего шумишь?
– У меня фамилия такая!
– Спускайся сюда, здесь и поговорим!
В землянке мерцал огонёк коптилки. В мигающем свете были видны желтые, вытянутые лица непрошенных гостей.
– По приказу вам следует сидеть со своими солдатами! Здесь место для пулемётчиков. Прямо из леса и под накаты! Не жирно ли будет?
– Ладно лейтнант не горячись! Все поместимся здесь! Один из прибывших постарше годами махнул рукой /Что мол с ним разговаривать! /, сказал:
– Каждый мальчишка будет на нас кричать! Мы отсюда никуда не пойдём! Он посмотрел на меня и добавил:
– Ну что?
Я отдышался. Вздохнул глубоко, немного помолчал и успокоился. Злость моя постепенно прошла и я спокойно ровным и твёрдым голосом сказал:
– Я могу приказать поставить сверху на землянку пулемёт и дать из него очередь трассирующих.Завтра утром артиллерия немцев разворотит землянку так, что от вас мокрого пятна здесь не останется! Но я этого делать не буду. Это нечеловечно!
– Вчера мне звонил командир полка.Требовал, чтобы я принял на высоте всех стрелков под своё начало. Я отказался. Если я дам ему согласие, то каждый из вас пойдёт в траншею и будет там с трупами сидеть!
– Ну что? – сказал я, передразнив пожилого.
– Ладно уйдём! – сказал кто-то.
-Сидите! Сидите! Я ещё не кончил!
-Кой кто из ваших солдат утром уходят в лес и днём там отсиживаются.
– Ладно мы пошли!
-Сидите! А на счёт вас, я вам так скажу! Если я приму стрелков, я буду вынужден официально подать рапорт на проведение расследования, почему вы до сих пор отсиживались в лесу. Мягко выражаясь, вы прятали свои шкуры. И ясно, что рапорту будет дан официальный ход. И будьте уверены под трибунал вы все попадёте.
– Вы люди взрослые, как вон тот сказал, постарше меня. Вы всё понимаете.
– И поэтому идите отсюда по тихому по хорошему. Топайте отсюда! – и я отдёрнул занавеску.
Я пропустил их мимо себя. Они заторопились, на лицах у них было недоумение и страх. Страх – куда деваться. Они поднялись по ступенькам и исчезли в ночной темноте. Но лесная братия как я узнал позже, к солдатам не пошла. Они залезли под танк. Этого разговора они мне не простят. С командиром полка вышло не так, он недоволен и эти обозлились. Дураки! Вроде моего Пети -подумал я. В окопы к солдатам не пошли, а в новых окопах, как знать, самое безопасное место. Утром по танку ударили снаряды и там появились раненые. Савенкова ранило в руку. Я видел его, как он радостный покидал высоту. Прошло два три дня, стороны заметно устали. Страсти улеглись. В атаку никто не собирался. Пусть солдаты покапаются в земле. Пусть осмыслят и поймут пережитое. Пусть успокоятся и скажут себе – Вот мы остались живы! Жизнь солдатская короткая, как детская распашонка! На высоте, где когда-то стояла деревня Пушкари, наступило затишье. Немцы присмирели. По ночам светили ракетами, из артиллерии почти не стреляли. Иногда они пускали один, два снаряда, как прежде. Из пулемётов тоже постреливали с умыслом. Иногда дадут очередь трассирующих в нашу сторону, но пустят её метра на два выше нашей головы. Смотрите, мол, мы вас не торгаем! Славяне всё понимали, им разжовывать не стоило. Они тоже пускали поверху в ответ. Пусть начальство смотрит, что мы, мол, воюем! Та и другая сторона приступили к земляным работам.