Когда-то Варлам Шаламов написал, что опыт лагерной жизни - целиком отрицательный, в нем нельзя найти позитивных моментов. Интересно, как же тогда понимать слова Евы Левиной-Розенгольц о том, что "тюрьма, прокурор и ссылка сделали из меня настоящего художника"? Может быть, не так уж эти два утверждения антагонистичны. Ведь и из Шаламова именно лагерь сделал большого писателя (не вспоминая уж о Достоевском).

        А что касается негатива, то речь шла, вероятно, о неприменимости этого жесточайшего опыта к нормальной, вольной жизни. Но не о творчестве, которое само по себе бывает разновидностью каторги. Если жизнь оказалась опрокинутой и втоптанной в грязь, вместе с нею опрокидываются и прежние творческие установки. Прошедший через это художник получает шанс начать с нуля - не в смысле карьеры, а мироощущения. Правда, не каждому по силу таким шансов воспользоваться.

        Ева Левина-Розенгольц сумела, причем в том возрасте, когда от творцов уже и не ждут никаких откровений.

        Велимир Мойст