«Меня зовут Чачо. Меня все так называют, потому что я маленький», – говорит двадцатилетний водитель автовоза, подобравший нас на заправке, где мы ночевали в палатке. Он беседует по рации с парнем из Кордобы, я не понимаю ни слова из того, что говорит его собеседник. Кордобский акцент очень специфичен, рация очень стара.

        Ландшафт за окном постепенно меняется – мы въезжаем в Патагонию. Деревьев почти нет, кругом трава и низкие кустарники. Это и есть те самые пампасы, о которых много кто слышал, но мало кто представляет, как они на самом деле выглядят. Засушливая малонаселенная земля славится своей своеобразной печальной красотой. Здесь очень легко почувствовать себя одиноким.

        Мы весело болтаем с Чачо о жизни в Аргентине. Он включает мне аргентинскую музыку. К сожалению, традиционная латиноамериканская музыка теряет здесь свою популярность, ей на смену приходит вездесущий реггейтон и низкопробная попса.

        Чачо слушает рок. Дождь барабанит по стеклу. Ветер обгоняет автомобили, под дождем мокнут овцы. Иногда дождь сменяется снегом. Там, где снег, у овец белые бороды. Они жуют суховатую и жесткую траву, припорошенную снегом. Май – это уже почти зима.

        Лето осталось позади. В Комодоро Ривадавия уже по-настоящему холодно. Закутавшись потеплее и завернувшись в спальник, я залезаю в самую большую машину из перевозимых нашим автовозом и засыпаю. Меня слегка лихорадит, но сон дает облегчение. Олегов испанский уже достаточен для того, чтобы поддержать диалог. Я не замечаю момента, когда автовоз трогается. Кругом темно и пустынно. Мне снятся яркие сумбурные сны.

        KVASHONKA