Слово "постмодернизм"

Граненые стержни вошли в их головы, плечи, животы и ноги.
Завращались резцы, опустились пневмобатареи, потек жидкий
фреон, головки прессов накрыли станины. Через 28 минут
спрессованные в кубики и замороженные сердца четырех
провалились в роллер, где были маркированы по принципу
игральных костей. Через 3 минуты роллер выбросил их на ледяное
поле, залитое жидкой матерью. Сердца четырех остановились:




Слово "постмодернизм" мало-помалу стало ругательством из грубейших. Замкнутый круг рекурсивной референции, в котором оказались постмодернисты, уничтожил самое возможность непосредственного дискурса -- постмодернист говорит не потому, что он так думает (авторство или мысль в данном контексте невозможны, как и соотнесение текста и любой из реальностей, индивидуальных и коллективных), а затем, чтобы деконструировать тот или иной формальный прием, или же спровоцировать ту или иную реакцию в аудитории. Структурная теория поймала себя за хвост -- после многих лет анализа творчества как приема, творчество стало не более и не менее как одним из приемов. Постмодернист занимается деконструкцией творчества как приема. Но деконструкция акт по своей природе крайне агрессивный, враждебный обьекту деконструкции. Постмодернизм враждебен творчеству -- неудивительно, что большинство творческих людей новой формации не желают разговаривать с постмодернистами.

Для ур-реалиста невозможен отказ от интеракции с последователями формального метода. Художественный метод ур-реализма -- атавизм, конспирология, метафизика и тотальный оккультный террор. Культурологически, наши методы до предела разрушительны и агрессивны. Подобных масштабов разрушений не добиться без самой деструктивной тактики культурного анализа -- деконструкции, примененной везде и ко всему. Отличие от постмодерна в том, что помо направляет деконструкцию на деконструкцию же, чем кастрирует ее разрушительный импульс и сводит культурный анализ к дурной бесконечности последовательной рефлексии. Чтобы не оказаться постмодернистами, нам надо избегать деконструкции деконструкции, воспринимая самые радикальные и самые разрушительные теории постмодернистов как можно более литерально, даже (и в особенности) когда источник-"автор" этих теорий отказывается от подобной интерпретации. Именно так мы подходим к творчеству гениального советского писателя В. Сорокина.

##

Постмодернизм отказал безумию в праве на отдельный статус -- нивелировка сознания и релятивизм ценностей не позволяют провести разницы между безумием и нормальностью. С точки зрения структурного анализа, никакого безумия нет вообще (и это, конечно, правда). Но эта логика, наложенная на парадигму атомизации сознания, привела к полной потере интереса к безумию и распаду. В контексте помо, стихи Мандельштама
И от нас природа отступила
Так, как будто мы ей не нужны
И продольный мозг она вложила
Словно шпагу, в узкие ножны.
И подьемный мост она забыла,
Опоздала опустить для тех,
У кого зеленая могила,
Красное дыханье, гибкий смех.
больше неактуальны -- у человека Нового Мирового Порядка, нет ни зеленой могилы, ни красного дыханья, ни гибкого смеха. Люди Нового Мирового Порядка предпочитают кремацию. Атавизм, безумие и распад сознания -- важнейшие темы модернизма, немыслимые в контексте постмодернизма и пост-структурализма.

##

Ни о каком постмодернизме говорить здесь не приходится -- великое множество языковых контекстов срастается в единое целое, обьединенное ритуалом. В литературе пост-структурной эпохи прием есть следствие стилистического контекста, а содержание есть следствие приема -- здесь наоборот: мешанина контекстов и приемов соединена в единое целое стержнем ритуала. Исследованию ритуала посвящена лучшая повесть Сорокина -- "Сердца Четырех". Персонажи живут и действуют в соответствии с каббалистической, нечеловеческой логикой, во имя непонятной и непостижимой цели, поминутно направляемые причудливыми гадательными обрядами. Гадание, ставшее наукой, с квази-индустриальными параферналиями и терминологией, похожей одновременно на енохианские эксперименты с языком ангелов Джона Ди и его последователей и на специализированное линго ядерных инженеров и исследователей. Цель, ради которой они жертвуют сотнями жизней -- сложный индустриальный ритуал: сплав технологии и магии, точнее, секретная ядерная технология, ставшая неотличимой от магии. На современной lingua franca -- английском -- глагол "гадать" (to divine) омонимичен прилагательному "божественный" -- гадание есть ритуал отождествления с божеством, обожествления. Обожествление четырех протагонистов "Сердец Четырех" в финале повести есть вершина русской литературы второй половины столетия, а быть может, высшая точка литературы как она есть.

Сорокин есть жрец, магик, а его тексты -- оккультное исследование. Разговоры о постмодернизме совершенно неуместны -- даже русский концептуализм, с таким блеском деконструированный Сорокиным, далеко не исчерпывается постмодернизмом.



Миша Вербицкий
Ритуал и постмодернизм у Владимира Сорокина