NB: сщмч.Андроник Пермский о спекулянтах и т.п.

"Пусть никто не верит, – писал он, – наговорам обольстителей, которые говорят, что для христианина совершенно безразличен тот или иной порядок гражданской жизни. Нет, мы – христиане – в мире живем и из этого мира до времени, определенного Творцом, выйти не можем (1 Кор. 5, 10). А потому нам вовсе не безразлично, что совершается в гражданском нашем быту, ибо тот или иной строй, те или иные порядки жизни могут содействовать или препятствовать делу спасения, а в иных случаях и вовсе его преследовать насмерть...»

Осенью 1915 года владыка, взывая к совести хищников‐предпринимателей, обратился к ним с архипастырским словом: «Как настоящие немецкие мародеры или дикие шакалы, набросились на обывателя иные торговцы, особенно крупные торговцы‐предприниматели. Прикрываясь тем, что фабрики и заводы в значительной части снаряжены для войны, что рабочие руки дороги, что подвоз весьма труден и т.п., фабриканты и заводчики бешено взвинчивают цены на предметы даже первой необходимости. А чтобы еще больше оправдаться в этом хищничестве, они задерживают и скрывают товары и продукты, чтобы их и не оказалось на рынке.

В соответствии с этим поднимаются цены и на местах, и у мелких торговцев и предпринимателей. А так как обыватель знается преимущественно с такими мелкими торговцами и предпринимателями, то и сеется в населении злоба и смута – против них. Несомненно, таким путем многие головокружительно обогащаются за счет народной беды и нужды.

Мы же, по данной нам от Бога власти, таковых хищных сребролюбцев предаем суду Божию, объявляя: “серебро твое да будет в погибель с тобою” (Деян. 8, 20)

-  Они хищные шакалы для своих соседей, они вредные и опасные злодеи для всего Отечества, наталкивающие народ на беспорядки, выгодные врагам. “Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью” (Иак. 5, 1–2)”...»

полнее здесь http://pstgu.ru/news/martir/2010/06/20/22213/


еще оттуда же любопытно -  про допрос:
Приглашенный в кабинет, святитель молча занял кресло у письменного стола. Он долго не отвечал ни на один вопрос, молясь Богу и пребывая в Боге, делавшим его свободным и бесстрашным, как достигшего совершенной, изгоняющей страх любви, потом снял сделанную в форме креста панагию, завернул ее в шелковый лиловый платок, положил перед собой на письменный стол и, обращаясь к своим палачам и гонителям Церкви, сказал:

– Мы враги открытые, примирения между нами не может быть. Если бы не был я архипастырем и была необходимость решать вашу участь, то я, приняв грех на себя, приказал бы вас повесить немедленно. Больше нам разговаривать не о чем.

Сказав это, он неспешно развернул платок, надел панагию, спокойно поправил ее на груди и, погрузившись в молитву, не проронил более ни слова.

Особенно насчет панагии интересно. Ход, дающий богатую почву для, я бы сказал


и вот еще как большевики требовали, чтобы священники прекратили забастовку:

Тем временем стало известно, что священниками городских церквей и Мотовилихи прекращены службы в храмах. Жужгов пришел к архиепископу узнать причину.

Владыка сказал:

– У нас постановлено, что если кого‐нибудь из священнослужителей арестуют, то мы все служить не будем.

...

Расстреливать святителя поехали чекисты Уваров, Платунов и трое латышей. В первом часу ночи 20 июня Уваров въехал во двор ЧК и велел выводить архипастыря. В простой рясе, в клобуке, с панагией на груди, с посохом в руке вышел святитель. Из подвала выбежал Жужгов и попросил Платунова, чтобы и его взяли присутствовать «на похоронах Андроника». Платунов велел ему сесть в пролетку рядом с архиепископом. И они поехали. Дорогой святитель добродушно заметил Жужгову, что ему в Мотовилихинской милиции было лучше сидеть, по крайней мере, там над ним не издевались.

В ответ Жужгов злобно потребовал:

– Снимите постановление о забастовке.

Архиепископ ответил:

– Нет, не сниму, я знаю, что вы меня везете расстреливать.

...

– Я расстреливать не буду, а живым буду закапывать, пока не снимешь постановления, – заявил Жужгов.

Архиепископ ответил, что никогда не сделает этого. И палачи стали забрасывать его землей. Жужгов несколько раз выстрелил.