В наше время и ненависть стала любовью,
Что ж, скажите, сдаваться на милость врагу?
Я ведь тоже хотела тогда быть с тобою
В дагестанском селе на раскисшем снегу.

Прокрутить бы назад лет на шесть кинопленку,
Но у нас на земле даже прошлого нет.
Беззащитный убийца с улыбкой ребенка
Держит знамя страны, не рожденной на свет.

А ты вокзалы сонные взрывал,
Был комсомольцем, нефтью торговал,
Но это мне, конечно, все равно,
Вся эта нефть и кровь. Дешевое кино
Про девяностые, и про неправый суд,
Где судьи околесицу несут.

Вот сказка без начала и конца:
Я не забыла твоего лица
И думала: как много впереди,
Но кто-то был сильней – остановил
Дыхание в израненной груди.

Вот город Гудермес, и ты в нем жил,
А умирал – в другом. Да, странное кино
У нас с тобой выходит, милый друг.

Мы не встречались, не касались рук
Друг друга на земле. Твои глаза
Печальные мне снятся, и гроза
Осенняя над мирною Чечней.

Я знаю, что тебе сказать – постой,
Во всем повинны снег и поезда,
Назначь мне только дату – где, когда?

Взорваться в машине, взлететь в небеса,
лечь в землю с пробитою головой –
а Кавказ – это в книжках цветные картинки,
Кавказ торгует картошкой на рынке,
он больше не мой и не твой,
и ты знаешь об этом сам.

Иногда я вижу тебя во сне,
ты берешь мою руку и говоришь мне, что жив –
ты всегда говоришь мне об этом,
а другие молчат – и друзья, и газеты,
ну еще что-нибудь расскажи,
хорошо ли тебе на твоей стороне.

Я поверю, что мы живые пока
под туманным небом чужой страны –
в России становится меньше света,
красные листья падают с веток,
и вряд ли кто-то дождется весны,
но мне снятся цветы у тебя в руках.