| |||
![]()
|
![]() ![]() |
![]()
ну и всё такое Давыдов про пзк-аналогии: В последнем списке советских политзаключенных, составленном правозащитником Кронидом Любарским перед "горбачевской амнистией" (1986 год), было чуть более 280 имен. Однако сравнивать напрямую некорректно: в списке Любарского были представлены политзеки со всего СССР, а значит, по числу политзаключенных на душу населения Путину уже легко удалось перескочить советскую планку. На более глубоком уровне за цифрами скрываются еще более интересные процессы. В том же 1986 году в СССР прошел последний процесс, на котором человека осудили "за разговоры". Рижанин Михаил Бомбин поспорил с попутчиками в поезде на тему войны в Афганистане - и на вокзале в Москве его уже встречали агенты КГБ. С тех пор никого "за разговоры" в стране не судили. Не судили до нынешнего года, пока крымчанин Мустафа Ягъяев не выразил несогласие с аннексией Крыма с беседе с сотрудницами бухгалтерии. Суд легко обнаружил в речах Ягъяева "разжигание межнациональной розни" и выдал ему условный срок с запретом "заниматься деятельностью, связанной с передачей и распространением любой информации" - то есть формально Ягъяеву запретили впредь вообще открывать рот. А житель Старой Руссы Антон Изокайтис был осужден за разговоры, которые вел с полицейскими, которые в новогоднюю ночь привезли его в отделение с улицы. Нетрезвый монолог Изокайтиса в "обезьяннике" потянул на два года колонии-поселения. Ощущение "машины времени" становится еще более явным при ознакомлении с другими делами. В 1978 году двое жителей Куйбышева были осуждены за попытку подорвать бюст министра обороны Устинова. Их судили за "диверсию". А крымских узников Афанасьева, Кольченко и Сенцова суд приговорил уже за "терроризм" в составе "террористической группы". И "терроризм", и дикие срока приговора вызывают еще более давние ассоциации - со сталинскими процессами, где не мелочились и выдавали по 10-20 лет за те же мифические "терроризм" и "шпионаж". "Шпионы" в новом списке также представлены изобильно. Это вообще новая после сталинских времен категория политзаключенных. Они не были оппозиционерами или гражданскими активистами и даже не делали перепостов в соцсетях. Вполне лояльные и благополучные интеллигенты в одно неприятное утро просыпались от звонка в дверь и узнавали, что стали подозреваемыми в "государственной измене". Как им удалось "изменить", не всегда даже точно известно: эти дела засекречены, информация о них обычно отрывочна. Известно, что радиоинженер Геннадий Кравцовотправил имейл со своим резюме в шведскую фирму - и этого оказалось достаточно. Питерские ученые Валентин Афанасьев и Святослав Бобышев сотрудничали с китайской фирмой - вполне открыто, по официальному контракту, и вся передаваемая китайцам информация визировались ФСБ. Вдруг, как по взмаху волшебной палочки недоброй феи, задним числом эта информация оказалась засекреченной - а Бобышев и Афанасьев получили по 12 лет лагерей. Шестидесятидвухлетний Бобышев там и находится до сих пор, Афанасьев уже умер. "Машина времени" двигается еще дальше вглубь истории. Политические дела в позднем СССР обычно заканчивались приговором к лишению свободы. Однако так было не всегда: в 1920-е годы, еще до ГУЛАГа, "контрреволюционеры" обычно сначала получали "минус" - запрет на жительство в крупных городах. Через несколько лет их переводили еще дальше, потом в ссылку, еще через какое-то время сажали, 1937 год мало кто из них пережил. Происходило то, что Солженицын назвал "большим пасьянсом" - людей, как карты, перекладывали из одной колоды в другую, пока, наконец, пасьянс не складывался - и все "карты" не летели под стол. В сегодняшних дела заметно значительное число приговоров к условному лишению свободы. И снова кто-то раскладывает "пасьянс": эколог Евгений Витишко получил условный срок, но через какое-то время оказался в колонии-поселении, осужденному в апреле 2014 года краснодарскому профессору Михаилу Савве весной этого года суд заменил условный срок на реальный. Хорошо что Савва успел к тому времени скрыться за границу, где попросил политического убежища. "Надеяться на правосудие в современной России - это достаточный признак слабоумия. Я уехал", - так очень доходчиво объяснил он свой поступок. За вычетом дел блогеров, использовавших в "преступных целях" интернет, которого в СССР не было, все прочие дела точно укладываются, как на полочку, в традиции советской юстиции. За распространение листовок под уголовное дело попала жительница Таганрога Лиза Цветкова, за отказ от службы в армии - контрактники майкопской части 22179 (в списке только пять их имен, хотя, по информации "Новой газеты", таких дел в этой части может быть 23), уже второй год под уголовным делом ходят члены общины свидетелей Иеговы из Таганрога. Все эти люди точно также могли бы стать и "клиентами" КГБ СССР. В 1980-е годы в СССР сажали безобидных кришнаитов - сейчас ожидает суда последователь китайского эзотерического учения фалуньгун из Ижевска. Точно так же, как в СССР, прогрессирует степень юридического абсурда. По "делу бейсджамперов" прокурорзатребовал по три года лагерей всем пяти подсудимым, которые, по версии обвинения, "будучи мотивированными политической ненавистью", спрыгнули с высотки на Котельнической набережной. Кафка он рыдал бы от зависти - мем "прыгать с крыши из ненависти" даже его мрачная фантазия не могла бы изобрести. Еще одна характерная примета времени: все чаще исходной точкой уголовных дел становятся доносы. Их пишут православные фундаменталисты, функционеры "Единой России", по старой привычке пишут коммунисты и даже простые бухгалтерши, которые посадили Ягъяева. На следствии по делу бывшего нацбола Дмитрия Бычковаинкриминирующие показания дали его соратники - причем из чисто идейных соображений: Бычков разошелся с "линией партии" по вопросу войны с Украиной. И совсем зловещей новацией стало появление во многих делах "секретных свидетелей" - или попросту говоря, сотрудников ФСБ: их показания по определению опровергнуть невозможно.
Почему же инсургент не принял мученическую смерть от рук таких же как он бандитов? Почему не бросился под танк подобно двадцати восьми панфиловцам? Почему не вышел на площадь со словами "не могу молчать"? Почему не повесился в "Англетере", наконец? Почему этот люмпен-пролетарий, неразвитое существо, которому разрешили приехать в чужую страну и убивать – почему он не стал достоин своей миссии: не сделался подлинным мучеником возрожденной России? Но все бегут. Убежал Стрелков-Гирькин, убежал премьер-министр пиратского союза по прозвищу Бородай, и даже легендарный казак со сказочным именем Бабай, святочный убийца, – и он исчез. Бежали, и не захотели стать легендой. Что стоило им воплотиться в бронзе, стать достойными лимоново-прилепинских строк? Легенда поманила, она обещала быть, но не сложилась. |
||||||||||||||
![]() |
![]() |