| петля |
[Apr. 21st, 2018|02:22 am] |
Ад -- это не курорт.
Надо же додуматься -- перед сном включить телефон
на полную громкость. Накажи господь, девять часов
утра! Но гады звонят.
Петр Павлович жил в восьмом круге ада. Престижнее
почти что и некуда. А потом, кто знает -- может быть,
года через два... Но это, конечно, много нервов,
большая ответственность, да и лететь высоко в случае,
если там что.
Жил Петр Павлович совсем неплохо, Гады его мучили,
но тут ведь сам виноват, надо звук отключать вовремя.
А так -- всякого добра нажито было немало, женщины
за это любили Петра Павловича; если же хотелось
погорячее и побольше сразу, ездил за этим Петр Палыч
и во второй круг. Анна Дмитриевна, конечно, морщила
нос: фи, дескать, в стойле с быдлом топтаться,
вот подхватишь дурную болезнь, завозил бы тогда уж по
заказу их отмытыми в сауну, как все делают. Дурную
болезнь! Вот женщины. Антибиотики-то на что?
Петр Павлович любил романтику, приключения. Впрочем,
и в сауну завозил.
У Анны Дмитриевны были свои слабости, даже немного
страшные. Она смотрела любительские видео, прямо
из пятого круга, а то и выше. Анна Дмитриевна была
дитя мезальянса, мать ее работала в свое время
школьной учительницей. Отец, глубокий инспектор,
приезжал с федеральной проверкой, сам ходил по
кабинетам, ласкал хорошеньких. От нее потребовал
показать ее личный гигиенический шкафчик. Она
повернула ключ, набрала шифр. Увидав содержимое,
инспектор перевел на нее удивленный взгляд.
И утонул в ее глазах. Все.
Чтобы разрешить главный вопрос детства -- что было
в мамином шкафчике -- Анна Дмитриевна и смотрела
самопальные видео, которые снимают школьники.
Иногда они попадали на федеральные видеоканалы,
как, например, в давешнюю передачу о том, по
каким признакам распознают некоренных жителей ада.
Пятиклассника соученики каждый день били ногами,
ну и забили до смерти, а процесс всегда снимали
на камеру. Мать его шла за гробом, и чиновники
муниципального ада, присутствовавшие на торжестве,
в утешение ей говорили: теперь уж что поделать,
ему уже не до нас, на вечные муки пошел. Видео
тоже давали, фрагментами. Петр Павлович посмотрел
и пожал плечами: он предпочитал профессиональную
съемку.
Телефон не утихал: перебрав весь свой арсенал
звонков и простых сигналов, он заиграл какую-то
слащавую пьеску, но вскоре, оборвав гармонию
на второй ступени, заговорил на языках. Этого
Петр Павлович никогда не мог выдержать. Он вздохнул
и сказал казенному аппарату: "Ладно, Копыто. Я здесь".
Госслужащие ада были обязаны давать служебным телефонам
личные имена. Не всякие годились: с тех пор,
как коллега назвал свой внутренний телефон Геморроем,
его никто не видел. Хотя неофициально, в дружеской
беседе можно было обзывать что угодно и как угодно.
Телефон кашлянул и выплюнул объемную картинку.
-- Ты, Люся? -- грозно спросил Петр Павлович.
-- Так ведь, Петр Павыч, -- выдохнула Люся, сотканная
из синих и зеленых переливающихся кривых (Копыто всегда
стояло на энергосберегающем режиме), -- пророка
привезли!
-- Ну так оформите бумаги и переведите в шестой --
что, без меня нельзя было? Фингерпринт
поставлю потом. Копыто!
-- Подождите, Петр Павыч. Нельзя его в шестой.
Он из этих... короче, он разворачивает.
Петр Павлович крепко выругался, отключил Люсю
и заказал лифт. Подумал было предупредить Анну
Дмитриевну, но Анна Дмитриевна заперлась у себя --
должно быть, сидит в наушниках и смотрит женскую
порнографию. Пробовал в свое время и эти фильмы
посмотреть Петр Павлович -- и снова не понял.
В них, как правило, импозантный мужчина содержал
при себе целый сад истязаний, в котором по его
приказу разнообразно мучили и унижали немалое
количество женщин. Одна из женщин, желательно
стройная и голубоглазая, обязательно должна была
его полюбить и вызвать в нем ответное чувство.
Ее он в случае удачи приходил истязать лично,
причем мучил ее затейливее и строже, чем всех,
а в конце непременно женился на том, что от нее
осталось. По первому разу Петр Павлович, не
разобравшись, спросил у Анны Дмитриевны, мечтает
ли она о подобном, и не должен ли он ей это
устроить. Взгляд Анны Дмитриевны затуманился,
но отвечала она недвусмысленно -- нет, для себя
конкретно об этом она не мечтает, это так, аллегория,
да и мерзким бабам тем поделом. Приятно посмотреть,
расслабиться. И перевела разговор на темы адского быта.
Сам Петр Павлович никогда не стал бы так вот мешать
работу и отдых, забавы с женщинами. Мухи отдельно,
котлеты отдельно. Хотя государственный человек,
конечно, остается государственным человеком даже
в постели.
Лифт, грубо разорвав ткань консенсусной реальности,
произвел необходимые разрушения. Петр Павлович
вступил в центр пентаграммы и отправился в путь.
Лифт был из старых, изготовленных еще до запрета
подобных символов, но работали они хорошо, а секрет
производства этих устройств еще на памяти Петра
Павловича был утерян по вине кретинов, не рассчитавших
жизнеспособность целой команды разработчиков. Так
что эти машины функционировали по специальному
разрешению.
Пророков было много, в основном неопасные, и если
правильно поставить дело, они убивали друг друга
сами. Умеренные секты, меметические комплексы
из предрассудков, конечно, расцветали, то ли сами
по себе, то ли, может быть, с их подачи. Верили
в чертей, которые будто бы управляли всем тайно
и устраивали жителям всевозможные пакости в назидание.
Верили в загробную жизнь -- будто там, над первым кругом,
живут души умерших. Кто-то говорил, что та, другая
жизнь будет лучше -- но в это Петр Павлович не
верил. Куда уж лучше. Кто-то -- что здесь,
конечно, всякие бывают муки, но что будет там,
выше -- это даже представить себе невозможно,
так далеко оно за гранью невыносимого. Верили,
что в девятом кругу (где и сам-то Петр Павлович
ни разу не был) есть ледяная пещера, и она будто
бы доходит до самого центра Земли, и жизнь там
становится легкой, теряет вес.
Сойдя с пентаграммы, Петр Павлович столкнулся
лицом к лицу с Пророком. Был он уже весь
утыкан иголками и, конечно, висел вверх ногами.
Какие-то модные приборы, которые должны были
посылать сигналы по его нервам, были по мере возможностей
приспособлены к делу -- но много ли в них проку,
да даже и не шарлатанство ли это, на самом деле
никто не знал.
-- Что, -- спросил Петр Павлович у кадета-секретаря,
заменявшего сломанного робота, -- декомпактифицировал?
-- Ни разу, -- ответил кадет.
-- Люсю надо менять, -- обходя Пророка кругом,
бросил Петр Павлович. -- Звонила мне по системе гадов,
через утренние фильтры прошла, говорит -- разворачивает.
-- Это она про петлю времени, -- пояснил
кадет-секретарь. -- Когда этого взяли, он сказал,
мол, сейчас разверну, и вроде как начал -- уже тени
поползли по полу. Вся связь на коротких радиоволнах
полетела к чертям.
-- А на длинных? -- зачем-то спросил Петр Павлович.
-- А на длинных как бы еще ничего не было.
Пророк хрипел и источал какие-то выделения. Может быть,
ему уже вынули голосовые связки, хотя вплоть до нулевого
уровня опасности -- раньше появления Петра Павловича
не должны были.
-- Что предприняли?
-- Ну, электрошокеры-то работали. Мы сказали ему -- подожди,
мол, не разворачивай временную петлю, надо сперва понять,
безопасно ли это для Великой Державы.
-- И как -- пошел на контакт?
-- Отвечал нам. Говорит: "Великая Держава -- это и есть
временная петля".
-- Свежо, -- усмехнулся Петр Павлович. Он задал кадету
еще несколько вопросов, велел вызвать кругового агента,
который был этому Пророку куратором. Поймал себя на
том, что стоит почти на цыпочках, в неудобной позе,
и смотрит Пророку в глаза. Он закрывался, как мог,
но ботинки Колесова прошлись по голове, в шее что-то
хрустнуло, и это вырубило его -- непонятно на какое
время -- потом он еще приходил в себя ненадолго
и слышал голоса одноклассников: "Отобьешь ему..." --
"Ничего, на том свете, в аду наверстает!" И опять на
какое-то время -- но времени больше не было. |
|
|
bored