Выбор патриота: социализм или капитализм?

1.

Идеи социализма особенно близки и понятны русской и российской душе. Магистральная линия российской общественно-политической мысли предлагает лишь различные версии социалистического идеала — дворянский социализм славянофилов, крестьянский социализм народников, антигосударственный социализм анархистов, якобинский государственный социализм ленинцев и сталинцев, христианский социализм С. Н. Булгакова и Н. А. Бердяева, монархический социализм Ф. М. Достоевского и К. Н. Леонтьева. А. И. Герцен однажды остроумно заметил, что именно социализм объединяет в России даже самые противоположные направления, такие как славянофилы и западники: «А социализм, который так решительно, так глубоко разделяет Европу на два враждебных лагеря — разве не признан он славянофилами также как нами? Это мост, на котором мы можем подать друг другу руку». Действительно, убежденными противниками капитализма, индивидуалистического духа и пафоса накопительства и столь же убежденными сторонниками сотрудничества, общинности, экономического и политического братства были и западники В. Белинский и А. Герцен. И в этом смысле они мало чем отличались от славянофилов Хомякова, Аксакова, Киреевского. Разногласия между ними касались лишь вопросов: «какой социализм нужен России — дворянский, самодержавный или крестьянский, общинный? Возможен ли русский социализм без монархии и без православия? Является ли социализм только русским путем или по нему пойдут все народы, в том числе и западные?» Недаром и идеи марксистского социализма приобрели такую влиятельность именно в России, а не в тех странах, где ни были сформулированы, и даже обрели на нашей земле плоть и кровь в лице советского марксистского социализма.

Но социализм не только присущ русской общественно-политической мысли вообще. Он прекрасно уживаются и с идеей русского и российского патриотизма. Спектр моделей русского патриотического социализма также широк: от славянофильской концепции «народного самодержавия» до сталинского мобилизационного социализма. В то же время этого не скажешь о либерализме, который так и не пустил глубоких корней в России, а если и существовал, то как явление более или менее антинациональное. Правда, в начале ХХ века была попытка создать антисоциалистический либеральный патриотизм. Ее предпринял один из самых ярких русских либералов, крупный ученый и философ, участник сборника «Вехи» П. Б. Струве. Переболев марксизмом в молодости, он стал ярым противником даже умеренного социализма, выступал за развитие в России капитализма и называл народнические идеи об особом пути России не иначе как «сифилисом русской мысли». И в то же время отличие от других либералов он считал, что по примеру стран Запада и, прежде всего, Великобритании капиталистическая Россия должна иметь имперские притязания, стремиться расширять свои территории. Однако большого влияния эти весьма необычные для России взгляды тогда не имели, они оказались одинаково чуждыми и русским либералам, и русским патриотам.

Но в 1980-х — 1990-х годах уже прошедшего ХХ века произошло казалось бы невозможное: возникла весьма агрессивная, оформленная во внутренне связную идеологию и приобретшая определенное влияние антисоциалистическая либеральная версия русской идеи. Во многом она восходит к антисоциалистической риторике «правых диссидентов» Солженицына и Шафаревича. Но в отличии от них она не акцентирует внимание на вопросах религии, которые для диссидентов были центральными. Современные антисоциалистические либеральные патриоты, одним из ярких идейных лидеров которых является публицист А. Ципко, больше интересуются экономикой и местом России в системе международных отношений. Русская идея для них скорее — секулярная идея, идеология, которая призвана сохранить и укрепить русскую нацию и сделать ее одной из ведущих капиталистических наций, а православие ими воспринимается, несмотря на их заверения в верности ему, как «этнографическая бутафория». Обратимся же к этой идеологии.

2.

Один из ее основных тезисов гласит, что социалистический патриотизм — это очень вредная и опасная доктрина, которая искажает истинный образ характера русского народа, и делает это народ «неконкурентоспособным» в экономическом соревновании с народами Запада . Новоявленные либеральные патриоты говорят: русская интеллигенция, исповедующая соборную социалистическую русскую идею в разных ее видах, уже двести лет внушает русским, что они — народ особый, чуждый институтам частной собственности, экономической борьбы, индивидуализма, живущий идеалами соборности и социальной гармонии. Вместе с тем — продолжают они — многочисленные факты показывают, что русские в этом смысле мало отличаются от голландцев, немцев, французов и других народов Запада, русские умеют быть рачительными и бережливыми, умеют заниматься торговлей, не чужды индивидуализма и эгоистического интереса не забывают. Русские давно могли бы создать такую же процветающую капиталистическую экономику, как и на Западе — утверждают они — но этому помешала … русская интеллигенция, которая долгие годы вбивала русскому народу мифы о его нестяжательстве и соборности. Результатом этого стала якобы «катастрофа советского социализма» — строя, который, по мнению этих «новых патриотов», совершенно не соответствовал характеру русского народа, искусственно сдерживал его частнособственнические и эгоистические инстинкты, и в конце концов был этим народом сброшен с себя как ненужное ярмо.

Другое принципиальное положение этой идеологии — утверждение о вредности и опасности имперской великодержавной идеи. Новые либерал-патриоты, в отличие от своих предшественников — струвистов, утверждают, что империя якобы ничего хорошего русским не принесла. И при царях, и при большевиках удерживать большое государственное пространство удавалось лишь за счет тягот, падавших на плечи русского народа, тогда как другие народы (и особенно наиболее строптивые и них вроде поляков или прибалтов) по сравнению с русскими благоденствовали. Либерал-патриоты приветствуют распад СССР, в результате которого Россия «избавилась от имперского бремени» и сожалеют лишь о том, что распад этот произошел спонтанно, не были оговорены условия, касающиеся положения русских в новых независимых республиках, сохранены внутрисоветские границы, часто прочерченные невыгодно для РФ и т.д. Наиболее радикальные из них призывают и к распаду нынешней РФ, к отделению от нее нацрегинов вроде Башкирии, Татарии, республик Кавказа и созданию «чисто русской России». Нетрудно заметить, что отрицание империи у либерал-патриотов логически вытекает из отрицания социализма. Точно также, как по мысли либералов, каждый человек должен стремиться к победе над конкурентом и к индивидуальному благу, и каждая нация должна стремиться не к объединению с другими нациями в союзные государства, а наоборот к конкуренции с ними, к отстаиванию своих национальных интересов. Либеральный экономический идеал — война всех против всех посредством коммерческих операций и под надзором законов гражданского общества находит свое прямое отражение в либеральном идеале международной политики: экономической войне эгоистических наций под надзором международного закона.

Как видим, либерал-патриотизм ничего не говорит об особом пути русского народа. Путь согласно ему, есть лишь один — это путь либерализма и капитализма, по которому прошел Запад и по которому должны пойти и другие страны, либо они будут уничтожены тем же Западом. С этих позиций, если в нашей ментальности и есть черты, мешающие конкуренции с Западом, то их нужно скорее уничтожить и культивировать в себе иные черты, сближающие нас с западным гомо либераликус. Либеральные патриоты призывают нас в очередной раз «догнать и перегнать Запад», но теперь уже в рамках капиталистического соревнования, играя по западным правилам игры, превратившись в либеральную и капиталистическую нацию со своими моноэтническим государством.

3.

Прежде чем перейти к критике этой идеологии, хочется сказать два слова и о ее положительном значении. Владимир Соловьев писал: «..всякое заблуждение, о котором стоит говорить, — содержит в себе несомненную истину, которой оно есть лишь более или менее глубокое искажение, — этой истиной оно держится, ею привлекает, ею опасно, и через нее же только может оно быть как следует обличено и опровергнуто. Поэтому первое дело разумной критики относительно какого-либо заблуждения — найти ту истину, которой оно держится, и которую оно извращает». Воспользуемся советом великого русского философа. По нашему мнению, национал-либералы совершенно правы, во-первых, в том, что перед Россией сейчас стоит, по сути, проблема выживания. Либо мы сумеем противостоять экспансии Запада, либо он нас сомнет и уничтожит, если не физически, то во всяком случае как великий исторический народ, оставив нам право на существование в виде «этнографической диковины», как он это сделал с американскими индейцами. Этим своим пониманием того, что Запад — не международный филантроп, а жестокий, коварный и опасный враг, который ведет с другими цивилизациями настоящую войну на уничтожение, либерал-патриоты выгодно отличаются от либералов-космополитов, которые, начиная с конца 1980-х внушают нам, что с Запад только и мечтает как бы помочь «молодой российской демократии», и если не осыпает ее золотым дождем, то лишь потому, что мы, неразумные, еще не заслужили этого, не избавились от «родимых пятен тоталитаризма».

И во-вторых — тут я выскажу непопулярную для почвенников мысль — либерал-патриоты также совершено правильно выступают против излишней идеализации русской культуры и русского народа. Думается, славянофилы несколько переусердствовали, представляя русских носителями высокого христианского духа соборности, своеобразными «ангелами во плоти». Нельзя отрицать того, что русские склонны к религиозному энтузиазму, стремлению жить «по совести», поискам справедливости на земле. Это отмечали многие русские философы: Л. П. Карсавин, Н. А. Бердяев, Н. О. Лосский и это подтверждает вся русская история с ее обилием сектантов и расколов в среде простонародья и революционной экзальтации интеллигенции. Тот факт, что русский человек легко наступает на горло своему индивидуальному, эгоистическому интересу ради дорогой ему идеи подтверждает и новейшая история. Если бы русские и российские люди только и думали о своем кармане, благосостоянии, стабильном рабочем месте, то разве они бы позволили либералам Гайдару и Чубайсу разрушить социалистическую экономику, приватизировать предприятия, «отпустить» цены?! Ведь команда либералов особо и не скрывала, что это приведет к безработице и снижению уровня жизни, что придется пойти на жертвы ради торжества «светлого капиталистического завтра» (хотя она и преуменьшала эти жертвы). Русские же и россияне в большинстве своем — вспомним тогдашний рейтинг Ельцина — согласились пойти на это, будучи увлеченным и ослепленным тем идеологическим конструктом, который предложили ему демократы. Но одно дело — временный порыв и энтузиазм, а другое — обыденная жизнь, в которой русский человек действительно, может быть, и часто является и индивидуалистом, и эгоистом. «Мир во зле лежит» и в этом смысле нет избранных народов и избранных людей. Каждому свойственны черты падшего, грешного человека: корысть, эгоизм, равнодушие к ближним, только один стремится их сдерживать, а другой — нет. И русские и россияне здесь не исключение, чтоб убедиться в этом, достаточно почитать писателей, которые судили о русских крестьянах, не глядя на них из окон барского дома, как славянофилы, а живя в среде самих крестьян. Так народник Энгельгард — автор знаменитых «12 писем из деревни» много писал о том, что воспетый славянофилами крестьянин-общинник, как только ему предоставляется такая возможность, стремится увильнуть от общинных обязанностей, побольше оставить себе, превратиться в кулака… Да и жизненный опыт показывает нам, что если в России и больше, чем в других странах идеалистов, утопистов, революционеров и искателей правды, что если время от времени русских охватывает идеологический энтузиазм, то во все остальное время средний человек и у нас в своей жизни опирается на здравый смысл, расчет, стремится обеспечить себя, свое семейство, иногда и в ущерб другим. Иное дело, что в странах капиталистического Запада это возведено в норму и освящено идеологически, тогда как в России даже если человек ведет себя как индивидуалист, он этого стыдится, и это — важное нравственное преимущество нашего народа над капиталистическим Западом, но преимущество, не отменяющее наличия таких же недостатков и у нас. Поэтому национал-либералам только и остается объяснять наличие у нас социалистических традиций — от дореволюционной крестьянской общины до советского строя влиянием зловредной идеологии. Так, в утверждение советского социализма национал-либералы сегодня обвиняют интеллигенцию, навязавшую общественности идеи атеистического социализма. Но как же быть с патриархальной крестьянской общиной, которая также сдерживала индивидуализм, как и ячейки Коммунистической партии? Тут национал-либералы, хранящие формальную верность православию, помалкивают, хотя очевидно, их собственная логика должна привести их здесь к критике православия, которое своей идеологией нестяжательства, также, как и коммунизм, препятствовало развитию эгоистических и капиталистических навыков у русских. Вот только возникает резонный вопрос: а может ли одна лишь идеология десятилетиями и столетиями диктовать миллионам людей нормы поведения, противоречащие их интересам? Может быть все таки дело в другом и принцип социализма — сотрудничество и взаимопомощь не так уж непрактичен? Может быть именно в России сама жизнь заставляет следовать ему и в том числе и поэтому русским людям легче культивировать в себе соборные нравственные идеалы и быть верными нестяжательским православным ценностям? Уверен, что так оно и есть.

4.

Соединение в хозяйственные общины, корпорации и союзы, практикуемое человечеством всегда и лишь приобретшее в России больший, чем на Западе размах, связано вовсе не с тем, что все люди, в них входящие, не способны к конфликтам и эгоистическим действиям, а с тем, что в трудных условиях в жизни, это единственное средство к выживанию. Общинный, почвенный, традиционный социализм — это не филантропия на досуге, а хозяйствование ради совместного удовлетворения жизненных потребностей или «экономика», хозяйствование по принципу управления домом, как называл это Аристотель. Даже эгоист, попавший в ситуацию, когда под угрозой его выживание, или когда ему грозит нищенское существование, поступается своим эгоизмом, и сообща, вместе со всеми стремится выбраться из этой ситуации. При этом оказание помощи другим ему становится выгодным, ведь другие тоже ему помогают и без их помощи, самостоятельно, он не выжил бы. Конечно, общинная взаимопомощь способствует развитию нравственных начал, заставляет вникать в нужды других, но с другой стороны она отвечает и требованиям разумного эгоизма, и в этом смысле она пригодна и для жизненных идеалистов и для жизненных «материалистов» и прагматиков. Закон жизни, гласящий, что трудности легче преодолевать сообща, не оспаривается никем, кроме либеральных фанатиков. Истинность этого закона ярко видна на примере жизни русского крестьянства. Россия, как известно — страна северная, большая часть пригодных для земледелия российских земель находится в зоне рискованного земледелия. «Более половины территории РФ находится немногим южнее или даже севернее 60 параллели северной широты, то есть в географической зоне, которая в общем и целом считается непригодной для „нормальной“ жизни и деятельности людей» — писал В. В. Кожинов. К тому же благодаря суровому, континентальному климату сельскохозяйственный сезон в России намного меньше, чем в Англии, Франции, не говоря уже об Испании или Италии. Наконец, наиболее плодородные регионы России отличаются неравномерностью выпадения осадков, проще говоря, там в России, где земля лучше всего родит, часто бывают засухи. Голод регулярно прокатывался по просторам нашей страны, собирая свой «черный урожай». По данным Интернет-энциклопедии «Википедия», только «за вторую половину XIX столетия особою жестокостью отличались голодные годы, порождённые неурожаями 1873, 1880, 1883, 1891, 1892, 1897 и 1898 гг. В XX веке особенно выделялись массовый голод 1901, 1905, 1906, 1907, 1908, 1911 и 1913, когда от голода и сопутствующих голоду болезней погибли миллионы жителей Российской империи». Фактически русские и российские крестьяне постоянно жили под угрозой голодной смерти, да и в урожайные годы питались скудно. Неудивительно, что в России так долго сохранялась традиционная земледельческая община, восходящая еще к неолиту, с ее традициями взаимопомощи, с ее общинными запасами хлеба, которые в случае голода раздавались всем без разбора: много ли он работал или мало. Если бы, скажем, в голодный год крестьяне стали судиться да рядиться, заявляя, что некоторые работали меньше других, поэтому и хлеб свой не заработали, то многие просто вымерли бы. Выжившие же тоже недолго бы праздновали победу, они не смогли бы долго прожить в таком ничтожном количестве, потеряв множество рабочей силы и не будучи в силах обрабатывать опустевшие земли. Уравниловка в смысле потребления для поддержания жизни была необходимостью для всех. Право на пищу для общинников было правом на жизнь для всей общины. Причем, этим правом общинная взаимопомощь, конечно, не ограничивалась. Общинники помогали всем миром заболевшему общиннику, содержали рекрута, вернувшегося из армии инвалидом, совместно строили мосты, косили луга. Это тоже выгодно было для всех, никто не гарантирован от болезни, от того, что его отдадут в рекруты и он потеряет на войне ногу. Да и просто совместный труд гораздо эффективнее, чем работа в одиночку, а совместная жизнь лучше, чем грызня индивидуальностей — эта простая жизненная истина которую мы стал забывать в эпоху капитализма.

Как справедливо замечает С.Г. Кара-Мурза, это принцип «общинной уравниловки» затем был воспроизведен в советской цивилизации, даже вопреки марксистской трактовке социализма, требующей «каждому по труду». Возьмем в качестве примера теплоснабжение. Тепло в дома в советских городах подавалось уравнительно и централизовано и это понятно. По словам С.Г. Кара-Мурзы в России с ее холодным климатом «право на жилье есть одно из главных выражений права на жизнь». Вольно либералам в Америке отключать от отопления тех, кто не может заплатить, чтобы подхлестнуть их «конкурентоспособность»! Они и без горячих батарей пережить зиму могут, Вашингтон находится на широте Ашхабада. Если же сделать это в сибирском городе, где зимой температура достигает минус 50 градусов по Цельсию, то большая часть населения, попавшая в разряд экономических неудачников, просто вымрет. Поэтому советские руководители, которые учили в институтах Маркса, но были детьми и внуками крестьян-общинников и с детства усвоили жизненные принципы отцов и дедов, и сделали тепло общим достоянием. Когда же к власти пришли сынки партноменклатурщиков как Гайдар, в головах которых афоризмы Маркса о прогрессивности капитализма и рынка не уравновешивались крестьянским здравым смыслом, они и стали делать тепло товаром и приказывать отрезать батареи в квартирах у тех, кто не смог заплатить за тепло. Интересно только, если этот опыт пойдет и дальше, кто после нескольких зим будет работать на заводах и корпорациях наших новых капиталистов? Может они сами встанут у станков и буровых установок, взамен перемерзших в квартирах рабочих?

И опять таки советская община обеспечивала большие права: не только на тепло, но и на получение медицинских услуг, приличного образования, и тут играл свою роль не только фактор моральный, но и экономический расчет. Государству и обществу в наших суровых условиях жизни, да еще и во враждебном геополитическом окружении нужны здоровые, образованные и обеспеченные необходимым люди, а не больные неграмотные бомжи, конечно, только если это государство состоит из людей, чувствующих себя причастных к нации, собирающихся здесь жить, а не награбить и убежать за границу.

Итак, социалистами нас, россиян вынуждает стать сама жизнь. Естественно, когда жизнь становится чуть легче, и у нас начинают тоже бродить настроения индивидуализма, даже рвачества и эгоизма. Исследователи крестьянской общины отмечали, что стоит земле дать обильный урожай, стоит крестьянам отъестся и немного «встать на ноги», то сразу появляются кулаки-мироеды, которые стремятся отделиться от общины, жить обособленно. Но само слово «мироед» говорит о том, что существовали они за счет того, что объедали мир, то есть пользовались благами взаимопомощи, а сами заботились лишь о себе. Гольный индивидуализм все равно не оправдывает себя, а если и дает некоторые блага то до поры до времени. А если уж снова неурожай и засуха — опять общая угроза «поравняет» всех.

Точно также и в СССР требования демонтировать социализм и перейти к капитализму стали раздаваться лишь в 1970–1980-х, во время, когда впервые за всю историю Советского Союза исчезла реальная опасность голода для большинства населения, люди перебрались из бараков и коммуналок в отдельные квартиры, стали получать стабильные зарплаты, ездить в южные санаторию, а то и на болгарские «Золотые пески», них появились даже деньги покупать пресловутую колбасу и даже импортные сапоги и видеомагнитофоны. И это при том, что еще 10–15 лет назад их отцы и матери ходили в шинелях и телогрейках и питались плохим хлебом! Обеспеченным всеми жизненно необходимыми благами: отапливаемым жильем, медициной, образованием, дешевыми продуктами первой необходимости, советским людям захотелось еще больше, захотелось того, что в капиталистическом мире имеет лишь «золотой миллиард», жирующий на горбу остальных четырех миллиардов полуголодных и голодных жителей капстран третьего мира, африканских и азиатских рабочих западных корпораций. Но увы, лишившись первого они не получили второго. И теперь, наученные горьким опытом, вчерашние восторженные поклонники перестройки, начинают возвращаться к идеалу социализма, что естественно для людей, попавших в тяжелые условия. Непонятно вот только, почему либерал-патриоты призывают отказаться от общинных, социалистических традиций и перейти к рыночной конкуренции и взаимной вражде, культивировать индивидуализм и эгоизм именно в этот тяжелый и скудный пореформенный период нашей истории? Легко заметить, что они сами себе противоречат: с одной стороны провозглашают, что главная цель сейчас — выживание русских и россиян, с другой — проповедуют ценности, которые делают общее выживание невозможным. Индивидуалистические настроения может позволить себе лишь богатое, обеспеченное общество, не имеющее сильных внешних врагов, а наше общество, увы, таково.